– Es cuanto?
– Setenta centavos[9 - – Сколько? – Семьдесят сентаво (исп.).].
Он протягивает старухе песо. Она бросает монету в ящик и швыряет ему сдачу.
– Gracias… Gracias…
Тетушка Долорес смотрит на него ледяным взглядом. Турист неуверенно бредет прочь. Отойдя на полквартала, он выкрикивает:
– УБЬЮ СТАРУЮ СУКУ!
Он делает несколько боксерских выпадов, складывает из пальцев пистолет. Прохожие пялятся на него, дети орут ему вслед:
– Сукин сын! ‘мериканец! Псих!
Двигаясь рывками, подходит полицейский.
– Senor oiga…[10 - Сеньор… Послушайте… (исп.).]
– СТАРАЯ СУКА… СТАРАЯ СУКА…
Перед глазами у туриста красное марево, он неистово размахивает руками, на рубашке запекшаяся кровь.
Появляется беременная женщина. Просит испанское издание «Лайф». Глаза Долорес изучают живот женщины, потом стекленеют и закатываются.
– Nacido muerto[11 - Мертворожденный (исп.).], – шепчет Дядюшка Пепе, бочком подобравшийся к женщине.
В дни «доброго глаза» Тетушка Долорес превращает свой киоск в цветочный ларек и лучится радостью, как самая добрая цветочница на свете.
На сцене появляется американский турист, лицо забинтовано, рука на перевязи.
– А! Американский кабальеро желает «Трибьюн»! Сегодня я продаю цветы, но газету для вас приберегла.
Вокруг глаз у нее собираются морщинки, улыбка наполняет лицо мягким светом.
– Aqui senor, muchas gracias[12 - Вот так, сеньор, больше спасибо (исп.).].
От газеты слабо пахнет розами. Монеты сами собой оказываются в руке у туриста. Отсчитав сдачу, она вкладывает монетку ему в ладонь, смыкает над ней пальцы.
– Она принесет вам удачу, сеньор.
Турист идет своей дорогой, улыбаясь ребятишкам, а те улыбаются в ответ… «Думаю, ради такого мы сюда и приезжаем… эти дети… эта старая цветочница…»
Появляется женщина, родившая мертвого сына. Она пришла купить цветок на его могилу. Тетушка Долорес печально качает головой.
– Pobrecito[13 - Бедненький мальчик (исп.).].
Женщина протягивает монетку. Тетушка Долорес вздымает руки.
– No senora… es de mio…[14 - Нет, сеньора… это от меня (исп.).]
Однако ее расписание требует постоянной смены декораций, аксессуаров и характера. «Мой добрый глаз слабеет с луной»… В тот день турист добирается до гостиницы чуть живой, потому что мерзкий уличный мальчишка бежал за ним от самого киоска и кричал:
– Сукин сын, puto, пидор, я подцепил триппер из твоей ебаной жопы!
Иногда в одной половине ларька Тетушки Долорес – газетный киоск, а в другой – цветочный, а сама она сидит посредине, чтобы газетный глаз оказался на одной половине, а цветочный – на другой. Переходить с «доброго» на «дурной» она умеет по двадцать четыре раза в секунду, даже глазные яблоки у нее скачут из глазницы в глазницу.
Окрыленная прошлыми победами, Тетушка Долорес выходит на балкон, переваливаясь, как старая жирная птица.
– Pobrecito…
Она гладит Хоселито по голове, стягивая вокруг себя силу.
– Скажи своему пидору-сынку, чтобы брился в доме!
Украдкой глянув на три пары часов, Тетушка Долорес оборачивается к этой неотесанной крестьянке, посмевшей бросить вызов ее грозному сглазу.
– Vieja loca, que haces con tu ojos? – ухмыляется Эсперанса. – Tu te pondras ciego como eso[15 - Ты что своими глазами вытворяешь, полоумная ты старуха? Ты же от этого ослепнешь (исп.).].
Выдохнув два слова: «ДЯДЮШКА ПЕПЕ», Долорес оседает на пол подле своего поверженного сынка. А Дядюшка Пепе выскакивает, подвязывая спереди штаны куском измочаленной серой веревки. Его вид – пародия на добродушие, но его душу раздирают бурные ветра ненависти и невезения. Читая газеты, он тщательно смакует несчастные случаи, катастрофы и преступления, – он полагает, что это он насылает их своими «sugestiones»[16 - Гипнотическими внушениями (исп.).]. Его «магия» заключается в нашептывании многозначительных обрывков фраз из газетных заметок: «никто не спасся…», «обречен на смерть…», «пожар неизвестного происхождения…», «обугленные трупы…» Такое он проделывает в толпе, где люди невнимательны, или – еще лучше, гораздо лучше – прямо в ухо кому-нибудь, кто уснул или отрубился спьяну. Если никого нет поблизости и он уверен, что не потеряет с ноги вьетнамку, он усиливает свои sugestiones, врезав жертве по яйцам, вдавив костяшками пальцев глаз или хлопнув ладонями по ушам.
Вот мужчина спит на скамейке в парке. Приближается Дядюшка Пепе. Садится рядом и открывает газету. Наклоняется и читает бедолаге на ухо хриплым назойливым шепотом:
– No hay supervivientes[17 - Выживших нет (исп.).].
Мужчина беспокойно шевелится.
– Muerto en el acto[18 - Скончался на месте (исп.).].
Мужчина трясет головой и открывает глаза, подозрительно смотрит на Дядюшку Пепе, который обеими руками держит газету. Потом встает и охлопывает карманы. Потом уходит.
А вот парень спит в скверике. Дядюшка Пепе роняет монету возле его головы. Нагнувшись подобрать ее, он шепчет:
– …un joven muerto[19 - …мертвый мальчишка (исп.).].
Иногда vecinos отгоняют его от спящего, и он ковыляет прочь, словно старый стервятник, скаля желтые зубы в отчаявшейся ухмылке.
Вот он заметил следы пьяной блевотины, а вот и сам пьянчуга – стоит, привалившись к стене, на штанах – потеки мочи. Нагнувшись, будто хочет помочь ему подняться, Дядюшка Пепе шепчет то в одно, то в другое ухо:
– Accidente horrible[20 - Ужасное происшествие (исп.).]…
Потом выпрямляется и визжит высоким фальцетом:
– EMASCULADO! EMASCULADO! EMASCULADO![21 - Кастрат! Кастрат! Кастрат!] – и трижды легонько пинает бедолагу в пах.
Он видит пьяную старуху, спящую на куче тряпья, и ладонью хлопает ее по рту и носу, нашептывая:
– Vieja borracha asfixiado[22 - Старая пьяница задохнулась (исп.).].