Она уже занималась этим прежде, она знала так же много, как и он сам, а возможно, и еще кое-что, и это понимание подтолкнуло его вперед.
Он больше не имел причин сдерживаться.
Кэролайн встала на колени, быстрым движением сняла через голову сорочку и бросила ее на пол. Теперь она оказалась полностью обнажена, но Том видел только ее груди, большие, круглые и белые: они словно светились, как две огромные жемчужины, висящие перед ним в полумраке. Он потянулся к ним, обхватил ладонями…
– Ох, не так сильно! Не будь таким грубым, – предостерегла его Кэролайн.
И какое-то время позволяла ему делать, что он хочет, но потом зашептала:
– Погладь меня! Погладь там, как раньше…
Он выполнил ее просьбу, а она закрыла глаза и лежала неподвижно. Том двигался над ней медленно, осторожно, чтобы не испугать.
Он спустил бриджи до колен.
Кэролайн вдруг попыталась сесть:
– Почему ты остановился? – Она посмотрела вниз. – Что ты делаешь? Нет, прекрати!
Она хотела вывернуться из-под него, но Том был намного тяжелее и сильнее, чем она, и Кэролайн не могла сдвинуть его с места.
– Я не сделаю тебе больно, – пообещал он.
Она безуспешно толкнула его в плечи раз, другой, но постепенно сдалась. Перестала барахтаться и расслабилась под настойчивыми руками Тома.
Напряженность в ее теле исчезла. Она закрыла глаза и тихонько загудела глубиной горла.
И вдруг все ее тело дернулось, Кэролайн негромко вскрикнула:
– Что ты делаешь? Прошу, не надо! Ох, Том, что ты делаешь?
Она снова стала сопротивляться, но он держал ее очень крепко, и через какое-то время она опять затихла. И они начали двигаться в унисон, в естественном ритме, древнем, как само человечество.
А потом они долго лежали молча, и покрывший их тела пот понемногу высыхал, а дыхание наконец выровнялось настолько, что они смогли заговорить.
– Поздно уже. Агнес и Сара скоро проснутся. Мне надо идти, – прошептала Кэролайн и потянулась к своей ночной сорочке.
– Ты придешь еще? – спросил Том.
– Возможно.
Она натянула сорочку и завязала ленту у горла.
– Завтра ночью? – настаивал Том.
– Возможно, – повторила она и, соскользнув с мешков, направилась к двери.
Там она прислушалась, потом приоткрыла дверь и посмотрела в щель.
После этого она открыла дверь ровно настолько, чтобы выскользнуть наружу, и исчезла.
«Серафим» постепенно миновал тропические широты, продолжая идти на юг. Стало прохладнее, и после удушающей жары налетел свежий ласковый ветер с юго-востока. Океан переполнился жизнью, в воде клубились криль и планктон. С мачты можно было увидеть косяки тунца, бесконечные потоки огромных рыбин легко обгоняли корабль в своем таинственном блуждании по зеленому океану.
И вот наконец однажды днем исчисления показали, что корабль закончил движение на юг, и на тридцать втором градусе южной широты Хэл повернул его на последний отрезок пути к мысу Доброй Надежды.
Хэл чувствовал большое облегчение в связи с тем, что их долгое путешествие близилось к концу и вскоре они подойдут к суше. Лишь накануне доктор Рейнольдс доложил ему о первых случаях цинги среди матросов. Эта загадочная болезнь являлась проклятьем каждого капитана, совершавшего долгий переход. Если корабль останется в море еще на шесть недель, миазмы, что, похоже, вызывали болезнь, могли свалить всю команду без видимых причин или предупреждения.
Хэл знал, что двое заболевших – просто первые из многих. Они показали хирургу свои опухшие, кровоточащие десны и выступившие на животах темные пятна, где кровь скапливалась под кожей. Никто не знал, что вызывает эту болезнь, как никто не знал и того, почему она исчезает волшебным образом, а ее жертвы выздоравливают, как только корабль приходит в порт.
– Поскорее бы дойти, Боже! – молился Хэл, глядя на пустой восточный горизонт.
Теперь, когда они приближались к земле, вокруг них веселились дельфины. Они подпрыгивали на пенных волнах, ныряли под корабль и выскакивали с другой его стороны. Изгибая блестящие черные спины, они высоко взлетали в воздух и оглядывали людей яркими веселыми глазами.
Этот океан любили и огромные киты. Иногда братья, наблюдая с мачты, видели их белые фонтаны. Подобные горам существа кувыркались и подпрыгивали на поверхности воды. Некоторые были длиннее корпуса «Серафима». Иногда они проплывали так близко, что мальчики могли рассмотреть их усы и всякую живность, поселившуюся на их огромных боках, как будто киты были рифами, а не живыми существами.
– В каждой такой рыбине – двадцать тонн жира, – сказал Тому Большой Дэниел, когда они вместе стояли у бушприта, наблюдая за тем, как какой-то из левиафанов поднимался из глубины примерно в кабельтове перед ними, задрав к небу мощный раздвоенный хвост.
– У него один только хвост шириной в риф на бизани, – восхитился Том.
– Говорят, это самые огромные существа в подлунном мире, – кивнул Дэниел. – А если добыть десять тонн их жира, так это могло быть повыгоднее, чем гоняться за пиратами.
– Да разве можно убить такую громадину? – изумился Том. – Это же все равно что попытаться подстрелить гору!
– Опасная работа, да, но есть люди, которые ее делают. Голландцы – великие китобои.
– Мне бы хотелось попробовать, – признался Том. – Мне бы хотелось стать великим охотником.
Большой Дэниел показал вдаль:
– Нам и так будет на что поохотиться, парень. В тех землях полно диких тварей. Там есть слоны с роскошными бивнями, больше твоего роста. Твое желание может исполниться.
Волнение Тома усиливалось с каждым днем.
После окончания измерений он отправлялся в каюту к отцу и наблюдал, как тот наносит на карту положение корабля: линия на карте все приближалась к огромным очертаниям суши, похожей на конскую голову.
Дни Тома были так наполнены волнением и бешеной активностью, что к ночи он совершенно выматывался.
По большей части он успевал поспать немного до полуночи, однако сразу просыпался в конце первой вахты и тихонько сползал со своего тюфяка.
Ему не требовалось умолять о свиданиях: Кэролайн по собственному желанию каждую ночь приходила в пороховой склад. Том понял, что он пробудил настоящую дикую кошку. Кэролайн больше не колебалась и не изображала скромность, а с такой же страстью, как и он сам, изливала чувства в крике и визге.
На Томе частенько оставались свидетельства их встреч: длинные царапины от ее ногтей на спине, искусанные и распухшие губы…
Он стал слишком беспечен в своей спешке на свидания и не раз оказывался на волосок от неприятностей. Как-то он проходил мимо каюты мистера Битти, и ее дверь внезапно распахнулась и оттуда вышла миссис Битти. Том едва успел натянуть на лоб шапку, шагая мимо нее.
– Семь склянок первой вахты, все в порядке, – хрипло пробормотал он, слегка изменив голос.
Том теперь был так же высок ростом, как и другие мужчины на борту, а коридор освещался очень слабо.