Кто убил Влада Листьева?

Через несколько секунд они покинули двор.

7

Тем временем подруга Алины собралась уходить.

– Погоди, – начала уговаривать ее Алина, – не уходи. Сейчас Влад приедет, вместе поужинаем. Он скоро будет, уже должен быть здесь, где-то рядом находится… может, в пробке застрял. Либо машину во дворе ставит.

– Нет-нет. Ужин – дело долгое. Тогда я от тебя до двенадцати ночи не уйду. – Инна начала одеваться.

– Тебе помочь?

– Ты же не мужчина, чтобы помогать женщине накинуть на плечи шубейку.

– Подать пальто – это, Инна, закон старых московских домов. Когда к Станиславскому приходили заниматься студенты, он, провожая, обязательно подавал в прихожей пальто всем без исключения, даже самому распоследнему, самому рассопливому студенту. Сам. – Алина подняла указательный палец. – Лично!

Инна засмеялась.

– Сейчас ты очень похожа на великого Станиславского. – Она так же, как и Алина, подняла указательный палец и, продолжая смеяться, выскользнула за дверь.

На лестничных ступеньках увидела лежащего мужчину и брезгливо сморщила нос:

– И здесь пьяные, могли бы хоть не валяться. Вот алкоголики! По всей России одни алкоголики, алкоголики, алкоголики… – Она вдруг умолкла, словно споткнулась обо что-то, присела на корточки перед лежавшим человеком и неверяще прошептала: – Влад?

Пальцами коснулась головы Влада, потом тронула портфель, лежащий рядом, отдернула руку и закричала на весь подъезд, громко, визгливо:

– Вла-а-ад!

Крик ее в несколько мгновений сделался сырым, словно бы наполнился слезами.

Времени было пять минут десятого вечера.

8

Оперативная бригада немедленно выехала на место убийства. На том месте, где лежал Влад, были обнаружены «следы бурой жидкости» – такую запись обычно заносят в протокол, когда видят кровяные пятна, и пока нет точного определения экспертизы, кровь обязательно называется «бурой жидкостью», две стреляные гильзы, оболочка пули, радиотелефон, который выскользнул из кармана Влада, когда он упал, пухлая пачка российских «деревянных» – в протоколе они были обозначены как «денежные билеты Банка России» на сумму 484 400 рублей, а также пачка баксов – 6207 долларов.

Ни радиотелефон, штука особо ценная по тамошним временам, ни деньги не были взяты – киллеров все это не интересовало.

Тело Влада исследовали судебные медики, которые установили, что «потерпевшему было причинено сквозное огнестрельное ранение правого предплечья и слепое огнестрельное ранение головы, которое и явилось причиной смерти».

Эксперты-баллисты также дали свое заключение: «Гильзы и пули пригодны для идентификации. Выстрелы произведены, судя по всему, из двух видов оружия: пистолета-автомата «Скорпион» чешского производства калибра 7,65 мм и пистолета «Вальтер» такого же калибра».

Но эти заключения были лишь предварительными, их предстояло еще уточнить. Тут же, по горячим следам, собрали и показания свидетелей. Показания были неясными, противоречили друг другу. И все-таки при подведении первых итогов следственная группа сделала вывод, что убийц было двое. Во-первых, две разные гильзы, а во-вторых, после убийства тележурналиста из подъезда выбежали двое мужчин, добежали до торца дома, сели в поджидавшую их машину иностранного производства с тонированными стеклами и скрылись.

9

В десять часов вечера первого марта в эфир, как обычно, вышел выпуск новостей НТВ. Канал НТВ был тогда, что называется, самым модным – люди смотрели «Независимое телевидение» чаще других, новостям этого канала верили, в отличие от других каналов, да и передачи свои канал старался готовить с выдумкой, темы подбирал острые, события оценивал неоднобоко, в рот властям не заглядывал… Все это производило впечатление.

У Татьяны Митковой, которая вела в тот вечер выпуск новостей, были заплаканные глаза – так показалось многим, кто ее видел. Будто она не успела стереть слезы и с мокрым лицом вышла в эфир.

Она произнесла всего лишь несколько слов, и те, кто сидел у экранов, почувствовали невольный холод, вспыхнувший внутри, в душе, – им стало страшно. На экране появился портрет Влада – улыбающегося, безмятежного, добродушного, с жутковато-черной полоской крепа в углу.

10

Вельский находился у себя дома, ужинал. Увидев портрет Влада, он отложил вилку в сторону и несколько минут сидел молча, вглядываясь в экран и почти ничего не видя, – все, что там происходило, в сознании никак не откладывалось, проскакивало мимо. Когда расстреливают кумиров – это означает, что контроль над порядком в стране потерян окончательно.

11

В это же время точно так же у телевизора сидел сотрудник Следственного комитета МВД России подполковник Трибой, Петр Георгиевич Трибой. После сообщения Митковой он точно так же погрузился в долгое нехорошее молчание. Передачи Влада он всегда смотрел с интересом – Влад умел покорять людей своей искренностью, легким подтруниванием, которое было и остроумным, и одновременно добродушным, не обижало тех, над кем он подтрунивал, – очень редкое качество для человека, привыкшего держать в руках микрофон.

Очнувшись, Трибой произнес только одно слово: «Да-а» – и больше ничего не сказал.

Тогда он не думал, не гадал, что именно ему придется заниматься расследованием этого убийства и в конце концов вообще придется снять с себя милицейские погоны…

Но это – уже другая история.

12

Гибель популярного ведущего нарушила всю работу телевидения, полетела вся сетка передач, все вещание – на экране всех каналов был выставлен портрет Влада, перетянутый в углу черной траурной лентой.

К телевизионщикам в Останкино приехал сам президент – понял, что эту публику надо успокоить, ибо если они выйдут из повиновения, то запросто сметут не только преданных его соратников, окопавшихся ныне в Кремле, но и его самого. Конечно, он не сдастся, как не сдался в 1993 году, при противостоянии с Верховным Советом, если что – выведет грачевских десантников и танки, подкрепит армию милицейскими частями быстрого реагирования, с такими силами он скрутит любого… Но повторения 1993 года Ельцину не хотелось. Популярности это не прибавит, рейтинг же зашкалит за нижним пределом. Ох, противное же словечко возникло в горбачевскую пору – «рейтинг», и кто его только выдумал! Этому «просветителю» надо оторвать вообще все, что растет ниже носа.

От президента исходил аромат то ли затейливого, непривычного для простого человека парфюма, то ли дорогого пития – водки, настоянной на редких травах, либо армянского коньяка «Двин», которым любил лакомиться сам Черчилль, – не понять. Но пьян президент не был. Когда он пьян, то взгляд у него темнел, делался отсутствующим, уходил внутрь, словно президент очень внимательно интересовался тем, что у него происходит внутри, и это занимает его гораздо больше, чем разная мелочь, происходящая вне, и тогда события внешнего мира он воспринимал с брезгливостью – это хорошо видно по его лицу.

Впрочем, чего придираться к президенту? Народ пьет не меньше его. Напитки только разные. Президент пьет горькую целебную водочку, настоянную на пятидесяти – шестидесяти целебных травах, – то самое, что надо принимать мензурками, наперстками… Но эта доза не устраивает президента, тут он не должен отставать от народа. А народ… – он пьет бутылками и стаканами, и пьет, конечно, не дорогие настойки – пьет крепкую табуретовку, от которой, если малость перебрать, человек слепнет, на глаза наползает белесая мокрая пленка, и все…

Как-то президент попросил дать ему данные о том, как пил русский народ, скажем, до Первой мировой войны. Цифры заставили его задуматься. По данным Большой советской энциклопедии 1926 года, на одного российского жителя приходилось всего 3,4 литра чистого алкоголя в год. Всего-навсего. Впереди была Франция – 23 литра, Италия – 17 литров, Испания – 14 литров и далее по списку – Англия, Германия, Голландия, Швеция и другие крупные страны.

Недаром говорят, что самый красноречивый язык на свете – это язык цифр. Данные повергли президента в некое смятение: получается, это при нем русский народ сделался самым пьющим в мире. При нем, да при этом пятнистом… Как его… При Михаиле Сергеевиче.

Президент всегда отличался великолепным знанием фамилий, имен и отчеств, он никогда не ошибался. Заплестись язык у него мог, выдать кашу вместо речи – запросто, а вот насчет ошибки в имени-отчестве – никогда.

Как-то он попросил принести ему справку, сколько же пьет рядовой россиянин, – цифра получилась ошеломляющая. Изучив справку, президент небрежно отодвинул лист бумаги в сторону, проговорил невнятно:

– Неплохо, неплохо.

Помощник, седой, с мальчишеской фигурой, с густыми черными бровями и легкой птичьей походкой, недоуменно глянул на президента – думал, что тот будет все рвать и метать, а президент вполне миролюбиво произнес слово «неплохо». Это что же, выходит, он смирился с тем, что Россия спивается? И в основном спивается работающий русский мужик, на котором всегда, испокон веков держалась земля наша?

Помощнику хорошо было ведомо, что спиваются в России ныне не только мужчины, но и женщины, а споить женщину, значит, споить будущее, лишить Россию нормального потомства. Страна наводнена дешевым спиртом, а там, где нет спирта, не хватает денег, мужики гонят жуткую сивуху из всякого дерьма, говорят, даже из гнилой кожуры. Процесс этот необратим. Да и не надо его останавливать, разумел помощник, в этом вопросе он был заодно с президентом – сейчас ведь как дело обстоит: чем хуже – тем лучше.

Люди почти перестали выписывать газеты, но зато все подряд, поголовно, смотрят телевидение. Умными людьми было найдено очень интересное средство воздействия на человека – двадцать пятый кадр… Технически эта штука понятная, помощнику ее объяснили на пальцах, и он все схватил с полуслова. В кинопроекции есть понятие «двадцать четыре кадра». В секунду глаз успевает охватить ровно двадцать четыре кадра, которые, уложенные в секунду, дают непрерывное движение, создают стробоскопический эффект. Двадцать пятый кадр взглядом уже не улавливается, но именно он может воздействовать на человека. Говорят, что на экране писали неприличное слово, пардон, «говно». Глаз это слово не засекал, но в комнате, где стоял телевизор, вдруг появлялся неприятный запах общественного сортира. Досужие люди мигом сориентировались, сделали ставку на двадцать пятый кадр – поняли, что с его помощью в человеческую голову можно вдолбить что угодно, вплоть до идеологии фашизма. А можно заставить всю Россию проголосовать, чтобы она стала колонией какого-нибудь Занзибара. Проблема будет только с теми, кто не смотрит телевизор…

В общем, «венца природы» можно обработать почище всяких наркотиков. Шелковым станет. Поэтому президент поспешил появиться на телевидении, успокоить сотрудников.

Еще не хватало, чтобы телевидение выступало против него!

Пробыл президент в Останкино недолго, просил не бунтовать, не бередить души россиян (слово «россияне» он произносил с особым смаком, рассыпчато: «рас-сия-ни»), а работать так, как работали раньше. Со своей стороны он постарается быстро отыскать убийц Влада.

Влада на телевидении все так и звали – Влад, никто не называл по фамилии.