– Кто там стучит?
– Какой-то мальчишка на баскетбольной площадке кидает мяч в корзину.
Саша вернула себе одеяло.
– И ты кинься в него чем-нибудь! А надежней было бы спуститься и прикончить его.
– Обязательно. Но ты просыпайся. Мы идем гулять.
Она зевнула, оглядела еще непривычное пространство.
– Голова…
– Болит?
– Наверное, акклиматизация.
– Это не акклиматизация, а похмелье. Лечится довольно просто.
– Тебе виднее, дорогой, ты у нас и врач, и пьяница.
– Поэтому как врач я прописываю тебе прогулки, а как пьяница – вино.
– Господи, какая я ленивая! – сказала Саша и повернулась на другой бок.
– Предлагаю устроить пикник на Марсовом поле.
– Не забудьте штопор, доктор.
– Когда бы мы ни вышли из дому, на улице всегда вечер, – сказал он с досадой и разложил на мокрой траве припасы: сэндвичи с сыром, ветчину, нарезанную так тонко, что из нее вышел весь вкус, две плитки молочного шоколада и бутылку вина, недешевого, купленного по совету учтивого продавца. Учтивость в Париже, уже понял Илья, выгодна всегда тому, кто учтив.
– Прекрасно. Ты предлагаешь просыпаться с петухами?
Он откупорил бутылку.
– Не лежать же мы приехали в Париж!
– Ты сегодня особенно занудлив. Мы просто отдыхаем. Расслабься или лучше сфоткай меня на фоне Эйфелевой башни!
Илья сделал несколько кадров.
– Придется встать, если не хочешь, чтобы на фотографии кроме тебя было полсотни незнакомцев.
Она огляделась. Вокруг них гнездились шумные стаи молодых людей. Как они могли испортить кадр? Все они казались симпатичными и юными. И все они пили вино, смеялись беззаботно и уверенно, и на фоне того смеха ее собственный образ представился безголосой угрюмой скульптуркой, слепленной некрасиво и непрочно, – мусор на пленке, брак. Она еще раз с тоскливой завистью посмотрела в сторону смеющихся негодяев и махнула Илье рукой, подзывая к столу.
– Какое вкусное вино, – сказала Саша, отпивая из бумажного стаканчика.
– Да, пьется отлично.
– Я готова посвятить этому жизнь!
Саша покрутила бутылку.
– Чему? Пьянству? Не лучшая цель для…
– Вину, дурачок… Точно! Я придумала! – Она едва не поперхнулась. – Выучусь на дегустатора…
– Сомелье.
– Да, сомелье! И открою винный магазин или бар. И сыр! Завезу разных сыров, твердых, мягких, с плесенью, с корочкой, козьих, вонючих! Всех, что есть… Что скажешь?
– Скажу, что тебе повезло, я несказанно богат и готов хоть завтра вложить свои двести евро в сеть винных магазинов.
– Не переживай о деньгах. Я охмурю какого-нибудь старого миллионера с шато с виноградниками и…
– И изведешь его своими припадками. Если, конечно, не сбежишь до того с официантом!
– Злопамятный, ах какой ты злопамятный! Роман с официантом в прошлом. Перед тобой Александра… – Она долго подбирала новую фамилию. – Александра Дюруа! Хищная и расчетливая женщина.
– За Александру Дюруа и ее винную империю!
Они беззвучно чокнулись и выпили, насилу сдерживая приступ хохота. Саша сменила позу, утопила коленки в траве и выпрямила к небу затекшие руки. Потом она изнеженно потянулась, обнажив белые подмышки, и с придыханием сообщила:
– Мы должны подняться на нее прямо сейчас.
Илья смерил взглядом башню, опрокинулся и распластался по земле.
– Нет! Только не это. Как все хорошо начиналось, – замычал он, держась за траву и мотая головой.
Саша схватила его за ворот, потянула к себе.
– Брось меня здесь. Беги со своим официантом, со своим золотым старичком, но, прошу, не тащи меня на эту дуру.
– Она тебе понравится! Не лежать же мы приехали в Париж.
– Мне хватает лестниц в нашем доме.
– Когда еще? А я тебя поцелую!
Они отстояли очередь за билетами, дающими проход до третьего, вершинного этажа. Решили воспользоваться лестницей до второй платформы, а потом взять лифт. Саша шла впереди, Илья ступал за нею следом. Скоро ноги зажгло – она пожаловалась ему, и они поменялись: он поднимался первым, перед носом уже не летал обрез юбки, и ему приходилось оглядываться каждый раз, чтобы проверить, поспевает ли за ним Саша, и при каждом таком повороте он крепко сжимал поручень мокрой ладонью, и ему чудилось, как поручень выскальзывает и он срывается со ступеней. Взобравшись на первый этаж, они прошли к центру платформы, где Саша обнаружила стеклянный пол, который она тут же решила проверить на прочность, смело ударяя под собою пяткой. Потом она просила фотографировать ее над бездной и все продолжала прыгать, замирая на снимках с веером темных волос и безумной улыбкой. Он оттащил ее за руку и, не ослабляя хватки, провел по краю площадки, точно вдоль борта парохода с волнующейся на волнах палубой.
– Вон там, ты видишь? Вон купол Сакре-Кёр, там мы живем, – сказал он липким голосом.
– Отсюда его видно даже лучше, чем с нашей мансарды.
Илья вытянул объектив и снял призрачный холм Монмартра, сменил фокус, прицелился снова. И опять храм вышел размыто, как тающий над морем мираж.
– Долго ты? – спросила Саша, дергая ремень фотоаппарата, отводя взгляд и всем своим видом показывая, что ей тут скучно и пора идти выше.