Преодоление Беды

– Да нет, зачем показываться? Просто поглядим в щёлочку и послушаем, а?

Соблазн был велик, но Беда поджала крылья и решительно покачала головой.

– Нет, мне нельзя, Глин рассердится. Он велел мне ждать здесь.

– Да он и не узнает, – хмыкнул Карапакс. – Мы незаметно, никто даже не дёрнется. Что в этом плохого?

В самом деле, Глин всего лишь хотел, чтобы они с Рубин не встречались. А значит, ничего и не изменится. В конце концов, не сказал же он: «Сиди в пещере час за часом, как сонная улитка!»

Стоп, надо подумать как следует. С одной стороны, конечно, Глин вряд ли одобрил бы такое поведение, но с другой… ну сколько можно томиться в пещере, ожидая, пока тебя выпустят! С третьей, не задумал ли этот странный морской её подставить? В конце концов, если поймают, неприятностей будет больше у неё!

Однако есть и четвёртая сторона: Глин сам хотел, чтобы она с кем-нибудь подружилась, а значит, не станет ругать очень уж сильно… Хотя верит ли он на самом деле, что друзья найдутся? Уж очень она опасна.

Беда вздохнула, вспоминая своего первого друга, который рассказал ей слишком много и был казнён королевой. Вот тебе и дружба!

Тем не менее лишний друг не повредит, даже если для него самого это закончится неважно. Он же не Глин… Вот если бы что-то случилось с Глином… Беда яростно стиснула зубы. Тогда конец, тогда она и впрямь спалит весь мир! О таком лучше не думать, иначе весь коридор заполнится её дымом. А Карапакса не так жалко, даже если его убьёт Пурпур или он случайно сгорит – главное, у неё останется Глин.

Не очень порядочно думать так о новом друге, одёрнула себя Беда и решительно выпалила, заставив морского дракончика вздрогнуть:

– Ладно, пошли! Ты впереди, чтобы случайно не налететь мне на хвост… но только шагай быстрее, иначе могу наступить на твой. – Она отодвинулась назад в пещеру, давая ему пройти.

Уже явно сожалея о своей затее, Карапакс неуклюже потрусил по коридору. Впереди вновь послышался драконий рёв.

Глава 2

Последнюю неделю тело Сердолики оставалось в пещере у самой вершины Яшмовой горы. По обычаям небесных драконов, мёртвых оставляли под открытым небом, а затем сжигали. По словам старого Ястреба, который один во всём Небесном дворце охотно болтал с Бедой, это делалось для того, чтобы души могли свободно улетать, а потом вселяться в новых небесных драконов, а не каких-нибудь других.

Королеву Пурпур такие разговоры только забавляли. Она не мешала своим подданным отправлять древние ритуалы, но сама не слишком интересовалась, что происходит после смерти.

Беда навещала покойницу дважды, но только по ночам, когда все спали. Эту свирепую красную дракониху она до академии не встречала, как, впрочем, не была знакома и с большинством других небесных. Королева Пурпур не позволяла ей слишком много общаться, да и сами драконы желанием не горели.

В лунном свете погребальная пещера выглядела внушительно: высокий сводчатый потолок, стройные колонны из серого камня, открытые окна в стенах и крыше. Обугленное тело Сердолики, обёрнутое в белый шёлковый саван, покоилось на помосте, такое же пустое и недвижное, как трупы врагов, убитых когда-то Бедой на арене.

Так было ночью, но сейчас, когда солнце сияло на голубом небе, а ветер шевелил белый шёлк, казалось, что покойная дышит. Здесь хотелось верить и в бессмертие души, и в перерождение… если только душу не спугнёт сердитая перепалка собравшихся вокруг тела.

Зато шум позволил Карапаксу и Беде подкрасться к пещере незаметно. Толстяк укрылся за валуном у самого входа, а Беда, заглянув и насчитав внутри не меньше дюжины драконов, на всякий случай затаилась подальше в стороне.

– Тухлая какая-то история! – прорычал небесный дракон. Голос был незнакомым. – Вы же сами признались, что укрываете кровожадную убийцу, а теперь мы видим перед собой тело убитой с характерными следами, которые на эту самую преступницу указывают!

Беда горько усмехнулась. Понятно, кто имеется в виду. Вот она, злобная и кровожадная убийца, прячется за углом!

Нет, но какая несправедливость! Никогда ей не нравилось проливать кровь. Сжигала, да, но без всякого удовольствия… да и вообще чуть не год уже никого не убивала – хороша кровожадность!

– Был пожар! – возразил голос Цунами. – Я люблю Беду не больше вашего, но уверяю вас со всей определённостью, что это не она убила Сердолику!

Ну, спасибо хоть за это.

Небесный дракон недоверчиво зашипел:

– Мне больше верится, что верную сторонницу нашей любимой королевы убил ручной монстр Пурпур… А ваша история о какой-то земляной, которая якобы протащила сюда взрывчатый кактус, чтобы убить какую-то ледяную, не лезет ни в какие ворота!

– Я хочу знать, где теперь эта земляная! – заговорила Рубин.

Не видя королевы, Беда не могла разобраться, чего в её голосе больше – ярости, горя или властной решительности. Покорную дочь Пурпур из Небесного дворца было теперь не узнать.

– Ваше величество, вы что, верите им? – вновь ощетинился небесный. – Поглядите на Сердолику! Вот ожоги, здесь и здесь, явно же от когтей!

Беда свернулась в тугой клубок, будто вновь ощущая в лапах тяжесть раненой, которую вытаскивала из горящей исторической пещеры. Как жаль, что Сердолику было уже не спасти. Ах, если бы удалось! Может, Рубин простила бы тогда… А Глин уж точно бы гордился. Снова назвал бы «крыльями огня», и…

– Не трогай тело! – резко бросила королева.

– Наоборот, Беда спасала Сердолику, – стала объяснять Солнышко, необычно грустная и подавленная. – Вынесла её из огня, потому отпечатки когтей и остались.

В ответ послышалось многоголосое недоверчивое фырканье. Первый дракон явно не был одинок в своих подозрениях.

– Что вы предприняли для поисков и наказания виновной? – сухо осведомилась Рубин. – Как её имя?

– Стерх… – Глин! Какой приятный, тёплый у него голос! В сердце у Беды словно развернулись крылья. – Она… она моя сестра.

Как он печалится, как переживает! Хочется броситься и обнять крыльями… Нет, так ему только больнее станет. Лучше уж обнять небесных, которые мучают его подозрениями! Пускай горят в когтях, не жалко!.. Хотя последнее Глину слышать, наверное, не стоит.

– Твоя сестра? – переспросил ещё один небесный. – Тогда её побег выглядит ещё подозрительней…

– Королева Ибис согласна с вами встретиться! – вмешалась Солнышко. – Здесь или у неё во дворце, всё равно – мы можем послать гонца хоть сейчас. Она за справедливость, и мы все тоже!

Душа Глина всегда представлялась Беде горящим факелом, который никогда не гаснет и ровно освещает всё вокруг. Солнышко же походила на жаркую вспышку, от которой болела голова и хотелось плюнуть огнём и заорать: «Кончай улыбаться, без тебя тошно!»

Нехорошо, конечно, так думать. Солнышко единственная из друзей Глина старалась быть с ней доброй, и всё-таки золотистую песчаную то и дело хотелось придушить. Вот бы оставить её тогда в клетке у Пурпур и сбежать с Глином, и чтобы он сказал потом: «Ты права, нам никто не нужен – ни ласковые песчаные, ни храбрые морские, ни прекрасные радужные». Но тогда он не был бы Глином, тем Глином, которого она знала, верным и любящим, готовым умереть за друзей…

– Ваше величество! – раздался вдруг новый голос. – С севера кто-то летит!

– Королева Ибис? – спросил ещё кто-то.

– Нет, чешуя алая… – Голос дрогнул, и в наступившей тишине Беда ощутила волну ужаса, накатившую на всех, кто стоял в погребальной пещере.

– Это Пурпур, – прошептала Рубин. – Вы были правы, она жива.

«И летит убить тебя, – подумала Беда, – потому что я отказалась».

Разговор случился в тот вечер, когда она освободила Пурпур из крепости принцессы Огонь. Они сидели у костра посреди унылой пустоши на границе Песчаного королевства. Бывшая королева задумчиво выковыривала из зубов остатки оленины, и Беда старалась не смотреть на её обезображенную ядом морду.

– Завтра летим домой, – прорычала Пурпур, – а там я решу, как лучше уничтожить этих ублюдков судьбы, самой или с твоей помощью.

– Ты разве не знаешь, что… – Беда замялась.

– Что? – Королева швырнула ей в голову оленьим копытом. – Прекрати мямлить, я и так вся в нервах. Только раздражаешь меня!

Морщась от боли, Беда потёрла лоб. Дёрнуло же её освобождать! Сразу было понятно, что не стоит, но привычка… долг… А может, просто хотелось избавиться от кошмарных снов с участием Пурпур, от которых ночи становились ещё хуже, чем дни с всеобщей ненавистью и страхом.