Беру тебя напрокат

– А сейчас поговорим о том, чего точно не будет на моем канале! У меня никогда не будет треша, тупых пранков и клубнички.

И после этих его слов пошла нарезка из моих влогов. Всего несколько кадров, но смонтированных так, чтобы затошнило. Например, эпизод с мелькнувшей в кадре попой в купальнике прокрутили туда-сюда, а случайное колыхание груди повторили несколько раз. Получилась та еще пошлятина.

– Говорят, подобное продвигает канал, – задумчиво сказал Петров, когда нарезка закончилась. – Но я как-нибудь обойдусь без дешевого хайпа.

И хорошо бы он на этом остановился, но нет! Когда его подписчики узнали меня и начали обзывать в комментариях безмозглой эскортницей, Петров не пожалел сил и лайкнул каждое обидное высказывание. Спустя час его раззадоренные фанаты пришли на мой канал и продолжили оставлять свои скабрезные комментарии уже под моими видео. Клянусь, я замучилась банить всяких неадекватов! И нарыдалась тогда тоже от души: шесть пачек носовых платков извела.

Все же Петров – это вам не какая-нибудь бабуля на лавочке у подъезда. Это сила куда разрушительней.

На следующий день после выхода его видео-анонса у меня появилось несколько сталкеров, которые начали писать гадости мне в личку. Я отправляла их в черный список, но они создавали себе новые страницы и продолжали строчить. Предлагали переспать, слали фотки своих причиндалов. Один особо отмороженный даже взломал аккаунты моих подруг и прислал мне письма от них. Он подробно описал все свои эротические фантазии и заверил, что мы исполним их вместе, как только он вычислит мой адрес.

Мне, наверное, недели полторы было страшно выходить из дома. Я купила себе перцовый баллончик и посмотрела штук пятьдесят видео о самообороне. Это ни фига не помогло. Все равно при необходимости куда-то отправиться, мне становилось не по себе. Сердце стучало как бешеное, а по спине струился липкий пот.

Но потом все прошло. Просто раз – и все. Я проснулась утром и поняла, что устала бояться. А еще вместо баллончика стала носить в сумке мясной топорик. Первое время было неудобно, а потом ничего, привыкла. Постепенно жизнь вернулась в свою колею. Я продолжила путешествовать, снимать. Я бы и не вспоминала больше о Петрове, если бы он вдруг не стал напрашиваться в друзья и предлагать сотрудничество. Но, видимо, ему понравилось меня доставать.

Говорят, он из богатенькой семьи, попал в телевизор по протекции. Такие обычно думают, что им все позволено, что у них особые права. А у Петрова еще и от популярности, наверное, выросла корона с дом.

У меня прямо кулаки сжимаются, когда я думаю об этом наглом товарище. Нет, неужели он правда верит, что я забуду о пережитом унижении и буду целовать ему ручки за проявленную милость в виде оплаты круиза? Вот же мерзкий тип! Хотя, может, он думает, что я не в курсе его выпадов. Он ведь не знает, что я была его фанаткой и смотрела каждое видео.

Следующие пятнадцать минут я пытаюсь придумать какой-нибудь план мести. Может, выложить нашу с ним переписку в «Телегу»? Только надо снабдить ее каким-нибудь обидным комментарием, например: «Как думаете: у Петрова так плохо с девушками, что приходится покупать внимание к себе? Или он просто предпочитает мальчиков, а «купленная» девочка нужна ему для отвода глаз?»

Из груди вырывается тяжелый вздох. Нет, вряд ли такое прокатит. Петров будет все отрицать. Объявит нашу переписку «Фотошопом». Социальный капитал у него больше, так что никакого удовлетворения я не получу, а вот очередную волну хейта словлю обязательно.

Хотя можно все-таки завтра встретиться с Петровым. Плесну ему в лицо кофе и сниму все на камеру. Тут уже ему будет сложней отвертеться.

Я рисую себе в красках процесс обливания, и мне почему-то становится ужасно весело. Эх, да к черту всякие видео! Я не такая подлая, как этот придурок. Снимать ничего не буду, обсуждать его в публичном пространстве тоже не стану. Выплесну капучино ему на тыкву и пойду домой. Этого мне более чем достаточно.

***

Утром я чуть ли не прыгаю в предвкушении реванша. Мне нужно монтировать влог про последнюю поездку в Турцию, а я не могу. Дурацкое волнение мешает сосредоточиться. Около часа я бестолково втыкаю в монитор, а потом отчаиваюсь. Иду на кухню, чтобы убить время чаепитием. Заслышав звон посуды, туда же подтягивается Женька. С несчастным видом. Она у нас, в принципе, всегда тихая и пытается слиться с местностью, но сегодня глаза у нее уж совсем какие-то потухшие.

Я наливаю сестре чаю, достаю из шкафчика ее любимую соломку и, как бы между прочим, интересуюсь:

– Чего нос повесила?

Она ковыряет пальцем щербинку на столе и вздыхает:

– Да так…

– Неужели влюбилась?

– Вот еще! – сестра смотрит на меня с ужасом. – Ни за что. Я не какая-нибудь ветреная идиотка: пока школу не закончу, влюбляться не стану.

Я с трудом прячу улыбку:

– А чего тогда кислая такая? Кто обидел? Ты это… только намекни – я ему от души накостыляю.

Она возводит глаза к потолку:

– Ника, не надо пытаться улучшить мир насилием. Это так не работает.

– Это мы еще посмотрим. Говори имя, адрес. Я уж разберусь с методами.

– Меня папа достал, – выдыхает она и с задумчивым видом смотрит в окно.

– А поподробней?

Сестра вздрагивает:

– Вот так да!

– Что?

– Бабочка такая красивая у окна пролетела! Ты видела? У нее на хвосте было две завитушки.

– Нет, я ничего не видела, – хмурюсь я. – Расскажи подробней, что у тебя за терки с папой?

Она смотрит сквозь меня и задумчиво улыбается:

– Эта бабочка похожа на ту, что я когда-то видела во сне. По-моему, она будет неплохо смотреться на вазе.

– О нет! – Я невольно закатываю глаза. – Жень, нам твои вазы уже ставить негде. Распиши что-нибудь другое.

– Шторы?

Я оглядываю кухонные занавески, которые сестричка покрыла росписью еще в прошлом году.

– Э…

– Ой, да какая разница! – Сестра проворно достает из кармана кофты блокнот и карандаш. – Придумаю, куда ее пристроить. Сейчас главное – зарисовать эти ее завитушки, чтобы не забыть.

С моих губ срывается беззлобный смешок. Вот и поговорили – называется! Хотя в этом вся Женька. Поймала вдохновение – и забыла обо всем. Она, наверное, и спит в обнимку со своим блокнотом.

Пока сестра рисует, я опять думаю о Петрове, прикидываю, какой стакан капучино заказать, когда мы встретимся с ним в кафе. Маленькой порции мне будет, наверное, мало. Лучше потрачусь на пол-литра кофе, чтоб хорошенько этого гада окатить.

Минут через пять Женька удовлетворенно выдыхает и откладывает блокнот в сторону:

– О чем мы говорили?

– Ты жаловалась на папу.

– А, ну да! – Мечтательное выражение с ее лица моментально пропадает, сменяется грустью. – Папа меня достал. Третий день ходит и гундосит: «Женя, подумай хорошенько, стоит ли тебе связывать жизнь с искусством».

– Так ты вроде уже подумала.

– Ага, я так ему и сказала, что уже вообще-то целый год готовлюсь к поступлению в выбранный вуз. А он все равно не отстает. Говорит, что с профессией учителя рисования много не заработать, и я уже через пару лет после окончания универа пожалею о том, что не пошла, например, на бухгалтера.

– Это он по себе судит, – констатирую я. – Он пожалел. А у тебя все будет по-другому. Ты обязательно добьешься успеха.