Искушение

– В кабинет вашего дяди, куда же еще? Он давно вас ждет.

Чушь какая-то. Я же видела дядю Финна только вчера.

Мне становится не по себе, по рукам и спине бегут мурашки. Что-то здесь не так. Здорово не так.

Когда мы заворачиваем за угол и оказываемся в другом коридоре, том, который увешан гобеленами и в который выходит дверь кабинета дяди Финна, я тоже решаю достать из кармана свой телефон. Надо поговорить с Джексоном. Уж он-то скажет мне, что происходит.

Не может же все это быть из-за Коула, ведь так? Или из-за Лии? Или из-за… Я вскрикиваю, когда мои мысли вдруг с размаху натыкаются на гигантскую стену, усеянную огромными металлическими шипами, которые вонзаются прямо мне в голову.

Хотя эта стена неосязаема и ее нельзя потрогать, мысленно натолкнувшись на нее, я испытываю ошеломительную душевную боль. И застываю, ошарашенная. Придя в себя от охватившего меня изумления – и боли, – я опять силюсь преодолеть препятствие в попытке собраться с мыслями. Нужно направить их по тому пути, который вдруг оказался полностью перегорожен, наглухо закрыт.

И тут до меня доходит, что я не помню, как я сегодня утром проснулась. Не помню, как завтракала. Как одевалась. Как говорила с Мэйси. Я вообще не помню сегодняшний день.

– Какого черта тут происходит?

Я даже не осознаю, что произнесла эти слова вслух, пока учитель не отвечает, причем довольно мрачно:

– Полагаю, Фостер надеялся, что это ему расскажете вы.

Не такого ответа я ожидала, и я снова пытаюсь достать из кармана телефон – уж на этот раз я не стану отвлекаться ни на что, пока не выну его. Мне нужен Джексон.

Вот только моего телефона нет ни в том кармане, где я обычно держу его, ни в остальных. Как такое возможно? Я никогда нигде не забываю телефон.

Мое смутное беспокойство превращается в страх, который сменяется паникой, вопросы сыплются один за другим. Я пытаюсь выглядеть спокойной, пытаюсь не показать двум десяткам человек, которые сейчас смотрят на меня, как я на самом деле напугана. Но трудно сохранять невозмутимый фасад, когда ты не имеешь ни малейшего представления о том, что произошло.

Мистер Бадар слегка подталкивает мой локоть, чтобы я сдвинулась с места, и я следую за ним как на автопилоте. Мы делаем еще один поворот и, в конце концов, оказываемся перед дверью кабинета директора Кэтмира, моего дяди Финна. Я ожидаю, что мистер Бадар постучит, но он просто распахивает дверь и проводит меня в приемную, где за столом сидит помощница дяди Финна, миссис Хейвершем, сосредоточенно печатая что-то на своем ноутбуке.

– Я сейчас, – говорит она. – Мне нужно только…

Она отрывает глаза от экрана, глядит поверх своих полукруглых фиолетовых очков и, увидев меня, замолкает на середине фразы. Вскочив со стула, который отлетает назад и со стуком ударяется о стену, она зовет моего дядю:

– Финн, скорее сюда! – Выбежав из-за стола, она порывисто обнимает меня. – Грейс, как я рада тебя видеть! Как чудесно, что ты здесь!

Я понятия не имею, что она хочет этим сказать и почему она вдруг бросилась обнимать меня. То есть миссис Хейвершем, конечно, весьма приятная дама, но я понятия не имею, когда наши с ней отношения успели проделать весь путь от официальных приветствий до таких вот импульсивных и восторженных объятий.

Однако я обнимаю ее в ответ. И даже похлопываю по спине – правда, с некоторой опаской, но ведь это не считается, главное – внимание. От ее белых кудрей приятно пахнет жимолостью.

– Я тоже рада вас видеть, – говорю я, начиная отстраняться и надеясь, что в этой и без того странной ситуации достаточно будет пяти секунд объятий.

Но, похоже, миссис Хейвершем настроена обнимать меня долго, ее руки обвили меня так крепко, что мне становится трудно дышать. Не говоря уже о том, что я чувствую себя неловко.

– Финн! – кричит она опять, не обращая внимания на тот факт, что ее губы, накрашенные ярко-красной помадой, почти касаются моего уха. – Финн! Это…

Дверь кабинета моего дяди распахивается.

– Глэдис, у нас же есть интерком… – Он тоже замолкает, не закончив фразу, и его глаза широко раскрываются, когда он видит мое лицо.

– Привет, дядя Финн. – Я улыбаюсь ему, когда миссис Хейвершем наконец ослабляет хватку, и я перестаю ощущать аромат жимолости, исходящий от ее волос. – Извини, что побеспокоила тебя.

Мой дядя не отвечает. Вместо этого он просто не сводит с меня глаз, открывая и закрывая рот, но не произнося ни звука.

И у меня обрывается сердце.

Пусть я не знаю, что я ела сегодня на завтрак, но одно я знаю точно… Что-то тут не так, очень, очень не так.

Глава 2. Итак… чего мне не хватало?

Я пытаюсь собраться с духом, чтобы спросить дядю Финна, в чем же дело – до этого он мне никогда не лгал (во всяком случае, если я задавала ему прямые вопросы), – но прежде, чем я успеваю извлечь звуки из своего напрочь пересохшего горла, он кричит:

– Грейс! – После чего бросается ко мне через всю приемную. – Грейс! О боже, Грейс! Ты вернулась.

Вернулась? Почему люди повторяют это слово? Куда же я уезжала? И почему они не ожидали, что я вернусь?

Я опять начинаю рыться в своей памяти и опять натыкаюсь на гигантскую стену. На сей раз это уже не так больно – наверное, потому, что первое потрясение прошло, – но я все равно чувствую некоторый дискомфорт.

Как и миссис Хейвершем, дядя Финн, оказавшись рядом, тут же обнимает меня, его руки медвежьей хваткой сжимают мою спину, и меня обволакивает исходящий от него запах леса, такой знакомый, такой родной. Его объятия успокаивают – куда больше, чем я ожидала, – и я припадаю к его груди и немного расслабляюсь, но по-прежнему не могу понять, что же произошло. Почему мне не удается вспомнить ничего, что могло вызвать подобную реакцию у моего дяди… да и у всех остальных?

Я же просто шла по коридору, направляясь на урок, как и любая другая ученица или ученик.

Наконец дядя Финн отстраняется, но всего лишь для того, чтобы посмотреть на мое лицо.

– Грейс, я все никак не могу поверить, что ты вернулась к нам. Нам так тебя не хватало.

– Не хватало? – повторяю я, сделав два шага назад, полная решимости добиться от него ответов. – В каком смысле? И почему все вокруг ведут себя так, будто увидели привидение?

На секунду во взгляде дяди Финна, который он бросает на учителя, приведшего меня сюда, мелькает паника, такая же, как та, которую я стараюсь подавить в себе, но затем его лицо разглаживается, глаза становятся пустыми (что теперь не пугает меня), и он, обвив рукой мои плечи, говорит:

– Давай пойдем в мой кабинет и обсудим все это, хорошо, Грейс? – Он снова переводит глаза на мистера Бадара. – Спасибо, Радж. Я благодарен тебе за то, что ты привел Грейс ко мне.

Мистер Бадар молча кивает, затем его взгляд ненадолго задерживается на мне, и он выходит в коридор.

Дядя Финн мягко подталкивает меня к двери своего кабинета – что это с ними всеми, почему им так нужно куда-то двигать меня? – и при этом, не переставая, дает указания миссис Хейвершем:

– Пожалуйста, отправь сообщение Джексону Веге и попроси его прибыть ко мне как можно скорее. И посмотри, в какое время у моей дочери… – он глядит на меня, затем опять на свою помощницу, – заканчивается внутрисеместровый экзамен.

Миссис Хейвершем кивает, но в это мгновение дверь, которую закрыл за собой мистер Бадар, распахивается с такой силой, что ее круглая ручка с грохотом ударяется о каменную стену у меня за спиной.

Мои нервные окончания приходят в боевую готовность, каждый волосок на теле встает дыбом, потому что, даже не оборачиваясь, я точно знаю, знаю каждой клеточкой моего тела, кто сейчас вошел в дверь.

Джексон.

Всего один быстрый взгляд, брошенный через плечо на его лицо, позволяет узнать все, что мне нужно знать. В том числе и то, что сейчас он поднимет шум. Причем отнюдь не в хорошем смысле этого слова.

– Грейс. – Его голос едва слышен, однако земля под моими ногами начинает качаться, когда я встречаюсь с ним взглядом.

– Все в порядке, Джексон. Я в порядке, – успокаиваю я его, но, похоже, мои уверения не имеют значения, потому что не проходит и секунды, как он оказывается рядом и, вырвав меня из объятий дяди Финна, сжимает своими мускулистыми руками.

Я никак не ожидала такого – не ожидала, что он будет так явно демонстрировать свои чувства перед моим дядей, – но едва наши тела соприкасаются, мне становится все равно. Внутреннее напряжение уходит без следа, как только я ощущаю прикосновение его кожи к моей. У меня такое чувство, будто я впервые задышала свободно после того, как Мекай позвал меня в коридоре. А может быть, свободно я не дышала куда дольше.