Одиночка

– Я выдержу и так! – гордо вскидываю подбородок.

– Какая дерзка мышка попалась в мою клетку, – мычит он, когда тянется рукой к баночкам на стоящем рядом стеллаже.

– Это какой-то страшный сон, – закрываю лицо руками. – Я только хотела избежать связки с бетой и спасти свою стаю, а в итоге угодила в узы с одичалым одиночкой! Мало того, теперь я могу забеременеть от тебя!

– Тебя волнует, понесла ты или нет? – грубо уточняет он. – Отпусти это. Я сообщу насчет щенков позже.

– Да я даже имени твоего не знаю, а мы уже детей обсуждаем, – мое мнимое спокойствие летел к чертям…

– Дункан.

– Что?

– Меня зовут Дункан, Рони.

Меня поразило, что он в, отличие от меня, прекрасно знает мое имя.

– Откуда ты…

– Я владею информацией о своих соседях.

– Ты общался с моим отцом, правда? – догадываюсь я, но мой допрос прерывается, когда он проводит мочалкой по моем плечу.

Аккуратно, бережно обводит метку. Это мимолетное касание заставляет мое дыхание участиться.

– Мне не нужна пара. Мне не нужна стая. Я сам по себе, – грубо произносит Дункан, но не дает вставить мне и слова, быстро продолжая: – Но теперь ты – моя. Отпускать тебя я не намерен.

– Я должна вернуться домой. К отцу. Я не могу его оставить, – срываюсь на крик.

Дункан вскидывает руку, снова сжимает мое горло. Как вчера. Эта его манера невероятно бесит и… заводит.

– Об этом мы тоже поговорим завтра. Пока течка окончательно не пройдет, ты не выйдешь из этого дома.

– А то что? – резко бросаю ему, желая противостоять во что бы то ни стало.

– Ты вроде не альфа-самка, – задумчиво протягивает он, – но повадки как у нее.

Я дергаюсь, пытаясь скинуть его захват. Противостоять сильному самцу в моем уязвимом положении ой как не просто.

– Тихо, мышка! – рычит он.

Подушка большого пальца потирает место, где бьется пульс, затем спускается ниже – прямо на метку.

– Чертово стечение обстоятельств привело нас к тому, что отныне ты моя пара. Мой зверь признал тебя, а я уверяю – ему очень сложно понравится. Но твоя проклятая течка просто сорвала ему крышу и в итоге мы получили парность. Я не собираюсь трахнуть и отпустить, забудь о подобном. У меня специфическая вторая сущность. Если ты попробуешь сбежать, она просто захватит контроль и последует за тобой, поэтому будь хорошей девочкой, не делай глупостей.

– Быть хорошей девочкой – значит подставить тебе попу в полнолуние, – со злостью фыркаю я.

– Именно! Вчера ты сама себя предложила. Отступать теперь некуда.

Меня бесит, что он прав. Бесит, что я требовала утолить свой голод, сама пригласила его к соитию, а теперь застряла с ним. И это не на день или два, а на всю чертову жизнь. Как будто мне недостаточно проблем. За что мне все это?

Он наклоняет свое лицо близко к моему. Проводит языком по скуле. Это звериная повадка раздражает. Неужели он не может нормально меня поцеловать?

Сразу одергиваю себя. Зачем тебе поцелуй этого грубияна?

Его рука тем временем скользит под воду, обхватывает мою грудь. Пальцы зажимают соски.

– Прекрати! – хрипло рычу.

– Никогда не желал себе пару, но сейчас думаю, что это будет весело.

– Пошел на…! – обрываю фразу, не способная выдать ругательство, что крутится на языке.

Дункан смеется. Впервые с момента нашего знакомства. Его необычный, приглушенный смех вызывает холодок в теле. Пытаюсь уйти под воду, чтобы избежать его касаний, но он удерживает.

– Нет, сегодня пойдет на хер кто-то другой, – издевается он. – Хочешь быть сверху? Сама вставишь меня в себя?

Давлюсь воздухом. Такая откровенность обескураживает, но возникает ощущение, что он специально выводит меня из себя своей вульгарностью. Испытывает мои пределы. Проверяет, такая же я раскрепощенная, как обычные волчицы, или замкнутая, как человеческие девушки.

Мне сводит скулы от желания не пасовать перед ним.

– А разве альфа-волки позволяют самкам быть сверху? – с вызовом бросаю в ответ, словно его предложение не что иное как блеф.

– Тебе позволю, мышка, ведь даже в таком положении доминировать буду я, – ухмыляется одиночка.

Как у него получается вызывать во мне одновременно желание врезать ему и отдаться?

– Как это? – уточняю, потому что нарисованная в мыслях поза говорит о моем верховенстве.

– Потому что для тебя это будет впервые, – выдает он тоном опытного наставника. – Ты будешь растерянная, дезориентированная, станешь молить меня подсказать тебе что делать, как научить принимать меня. Вот так все произойдет, моя маленькая девственница. Твоя проблема в том, что в стае ты видела слишком много, но все эти картинки далеки от реальной практики. По сути ты просто не знаешь, что делать.

– Тебе нравится это? – шепотом уточняю, хотя сама не понимаю, зачем мне это знать.

– Что именно? Смущать тебя?

– Нет. Моя неожиданная девственность, – выдавливаю из себя и краснею. – Ты тычешь меня в это носом меняснова и снова.

Проклятая реакция тела! Проклятое смущение! Как можно смущаться после такой дикой ночки, когда он вертел меня в своих руках, трогал, наполнял. Когда он говорит со мной столь откровенно. Почему я не могу быть такой же свободной? Что мне мешает? Откуда эти внутренние барьеры?

Смущаться для меня так же естественно, как дышать, поэтому я и не могу побороть свою реакцию.

Глаза Дункана вспыхивают. Янтарный свет заполняет радужку. Волк выбрался наверх.

– Очень, моя пара, – хищное громыхание подсказывает мне, что я говорю не только с человеческой половиной.

Его рука опускается в воду, стремится к моим стиснутым бедрам. Я пытаюсь не допустить его касания, но отталкивает мою руку и протискивается в развилку между ног. Пальцы быстро проскальзывают над лобком, грубо пробираются вниз и надавливают на мое лоно. С моих уст срывается громкий полукрик-полустон. Ноги инстинктивно раздвигаются в стороны, предоставляя ему больше доступа. Это не я, это мое тело, словно зачарованное, делает все по его немому приказу.

Пальцы жестко раздвигают интимные губки, которые и так бессовестно открываются сами. А затем он резко, не заботясь о болезненной чувствительности моих мышц, вводит в меня сразу указательный и средний пальцы, в то же время подушечкой большого надавливает на разбухший комок нервов. Разряд тока проносится по венам. От одновременной вспышки боли и чистого наслаждения дрожат даже кончики ушей, а пальцы ног подергивются.