Живая корейская мифология. Дракон, проглотивший солнце, легенды о волшебных странствиях и демоны-токкэби

Злой рок тяготеет не только над Оныль. Сродни ей и Часан с Мэиль, вынужденные в полной изоляции глотать книгу за книгой; и лотосовое дерево с единственной цветущей веткой; и змей, который беспомощно лежит на побережье, взирая на равнодушное небо. Не исключение и придворные служанки из небесной страны, льющие слезы оттого, что не могут вернуться домой. Если подумать, страдания неизбежны для всех существ на этой земле.

Персонажи, которых встретила Оныль, заслуживают отдельного внимания. Чансан и Мэиль – люди, мужчина и женщина, лотосовое дерево – растение, змей – животное, служанки из небесного дворца – небожители. Все они представители различных уровней огромной вселенной. Благодаря встречам со столь непохожими друг на друга существами одинокая Оныль обнаруживает, что каждый в этом мире страдает от одиночества, каждый – пленник своей судьбы. Встречи и общение становятся для героини путеводной нитью, ведущей к избавлению от собственного экзистенциального одиночества.

Однако это открытие не может полностью решить проблему. Необходимо преодолеть разделяющую преграду и войти в самый источник бытия, символом которого является страна Вончхонган. Попасть туда непросто – ее окружает высокая крепостная стена. В минуту отчаяния героине все кажется напрасным: и проделанный путь, и помощь небожителей. Дверь к источнику бытия закрыта. Долгие мучения и поиски вот-вот обратятся в морскую пену. Однако дверь заперта не навечно. Отважное сердце способно преодолеть любые преграды. Плач и стенания Оныль, растрогавшие непреклонного стража, были не чем иным, как выражением ее великих стремлений и отчаянных усилий.

Попав в страну Вончхонган, героиня наконец находит своих родителей. Судя по контексту, отец и мать Оныль, прибывшие туда по велению Небесного императора сразу после рождения дочери, являются жильцами «того света». Мифическая страна Вончхонган не принадлежит земному миру – она находится далеко за его пределами. Вот почему было так сложно добраться туда и еще сложнее переступить ее порог. Там, за границей жизни, за океаном бытия, Оныль встречается с родителями – с теми, кто подарил ей жизнь.

Если вспомнить, с каким трудом Оныль добиралась до своей цели, то сцена в Вончхонгане может несколько обескуражить. Родители и дочь обменялись всего несколькими фразами. Бегло осмотрев страну, Оныль сразу вернулась на землю. Удивительно, как легко она расстается с родителями, которых так долго искала. Для чего же понадобились такие усердные поиски?

Возможно, ответ на этот вопрос найдется в самом мифе. «Разве могли мы ослушаться повеления свыше? Пришлось повиноваться. Но мы всегда были рядом и оберегали тебя», – говорят Оныль родители.

В этих словах и заключен ответ. Оныль осталась одна, без отца и матери. Она верила, что так оно и есть. Родителей не было рядом, для нее это значило, что они покинули ее, а может быть, и хуже того – что их вовсе не существует. Однако все оказалось не совсем так. Отец и мать находились далеко, но не оставили дочь. Они всегда присматривали за ней и оберегали ее. В мифе говорится, что Оныль жила в пустынном поле под опекой журавля. Этот журавль – не обычное существо. Птица, укрывавшая девочку крыльями и дарившая волшебные жемчужины, является символом родительской любви и заботы. Отец и мать всегда были рядом, хотя Оныль не догадывалась об этом. Такой предстает истина.

Пройдя десятки тысяч ли, Оныль встречается с родителями и пускается в столь же долгий обратный путь. В этом путешествии героиня убеждается, что она не одна. Оныль считала себя одинокой, но увидела, что это не так. Чего еще желать после такого открытия? Как ни трудно было отыскать родителей, остаться с ними девочка не могла: быть рядом в этом случае не значило быть вместе. Зная, что их дочь больше не одинока, родители без сожаления отпускают ее.

Проблемы, с которыми обращаются к Оныль другие герои, имеют ту же природу. Изначально каждый из них в полном одиночестве оплакивал свою горькую долю, все они были несчастными разобщенными существами. Но стоило открыться миру, впустить его в себя и стать с ним единым целым – и одиночество отступило. Когда небесные служанки испытали причастность к судьбе Оныль, они смогли вернуться домой. «Собратья» по судьбе Чансан и Мэиль решают идти по жизни вместе и так преодолевают одиночество и тоску. То же самое можно сказать о лотосовом дереве и змее: открыв сердце, отдав то, что им дорого, они сливаются с миром и превращаются в светоносных божественных существ.

Миф утверждает, что эта истина существования находится не за девятью горами. Чансан, Мэиль, лотосовое дерево и змей – все они знают местонахождение страны Вончхонган, но не могут пойти туда сами, так как добровольно замкнулись в себе, отгородившись от мира высокой стеной. Именно Оныль разрушает стену и открывает дверь. Найдя в конце долгого пути источник бытия, она обретает свободу. И в этом новом качестве героиня высвобождает из оков множество других живых существ. Иначе говоря, она открывает им вселенную под названием Вончхонган. Так девочка, скитавшаяся одна в пустынном поле и не имевшая понятия о том, кто она такая, становится космическим существом. Потому ее превращение в божество страны Вончхонган, истока бытия, представляется совершенно закономерным.

Миф описывает Вончхонган как место, где соседствуют четыре сезона. Что это может значить? Весна, лето, осень и зима составляют временной цикл; можно сказать, что Вончхонган, будучи истоком времени, управляет им. Родителям Оныль известны тайны всех существ на земле, и это также связано с природой времени, которому принадлежат и далекое прошлое, и будущее и от которого ничего не скрыто.

Имя героини выбрано не случайно. «Оныль» значит «сегодня». В сегодняшнем дне сходятся вчера и завтра. Что это, как не символ времени? Вся вселенная, с ее прошлым и будущим, заключена в настоящем, поэтому имя Оныль можно также интерпретировать как «вечность». Сейчас она живет одна, но в вечности пребывает в единении со всем миром. Такова Оныль и таковы все мы.

Скажем также пару слов об именах Чансана и Мэиль. Эти персонажи становятся супругами. Имя Мэиль[13] означает «каждый день», Чансан – «постоянно, все время». Иначе говоря, речь идет о моменте и вечности. Кажущиеся противоположностями, они образуют пару и вместе порождают время и формируют существование. Момент обретает значение при встрече с вечностью; вечность наполняется смыслом, воплощаясь в моменте. Возможной же их встречу делает настоящее – сегодня. Это превосходный союз. Он служит для нас огромным утешением. Встреча этих двоих подтверждает, что вечность не где-то далеко, за пределами бытия, – она прямо здесь и сейчас. Наше существование может казаться пеной, исчезающей в потоке времени, но это не так. Существование вечно.

Давайте познакомимся с еще одним персонажем, на чью долю выпали немалые испытания и которому пришлось преодолевать одиночество. Это Тангым – главная героиня шаманских мифов «Тангым-эги» и «Чесок понпхури». Наряду с «Принцессой Пари» (или «Пари-тэги»), это одно из главных корейских народных сказаний. Оно передавалось из уст в уста на территории всей страны, от северных провинций до южного острова Чечжудо. На сегодня известно около ста версий этого мифа. Основные сюжетные линии в них совпадают, но конкретные эпизоды и детали во многом различаются. Это касается даже имени главной героини. Тангым (или Тангым-аги, Тангом-эги, Тангым-какси) встречается также под именами Сочжан-эги (или Сэчжан-эги), Сичжун-эги (или Сечжон-эги), дочь Чесока – Чесокним (или Чесокнимнэ-матталь-эги), Саннам, Чачжимён-эги и т. д. То же самое можно сказать о герое, с которым она связала свою судьбу: его называют Чесокним, Сичжунним, Шакьямуни, Хвачжусын с Золотых гор (или Хвангым-тэса), Чхонэчжун с гор Чхонгымсан, Сонбультхон, монах Чачжан…

При большом количестве источников найти главный очень непросто. Один из способов – выбрать наиболее ранний или архаичный по содержанию, другой – обратить внимание на характер и смысловые элементы самой истории. Я предпочитаю последний. Приведенная ниже история основана на мифе «Тангым», исполненном шаманкой Ким Юсон из Йонгиля провинции Кёнсан-букдо в 1974 году (Чхве Чонъё, Со Тэсок. Шаманские песни восточного побережья. Издательство «Хёнсоль чхульпханса», 1974). В этом мифе, который является частью шаманского кута, полно представлена вся история Тангым – ее путь от невинной девушки до богини чадородия Самсин (Самсин-хальмони)[14].

Давным-давно, в начале времен, в Западные земли под западными небесами спустились пятьдесят три будды. Последний из них решил построить храм на горе Кымгансан в стране Чосон. Он срубил у подножия горы деревья и поставил храм, а под ним – колокольню. Когда однажды у насельников монастыря закончился белый рис для подношений, старший мастер Сичжунним отправился за подаянием в Западные земли под западными небесами в дом Тангым. Он надел конопляную робу и колпак, повесил на шею четки в сто восемь бусин, перекинул через плечи красно-синюю касу, взял в руки посох с шестью кольцами и отправился туда, где и звери не бывали, куда и птицы не летали.

Пришел Сичжунним в дом Тангым о двенадцати стенах и двенадцати воротах и ударил в гонг.

– Наму Амитабха! Пожертвуйте монаху риса!

В это время Тангым сидела за вышиванием. Услышав, что кто-то просит милостыню, девушка кликнула слуг:

– Эй, сторож Октанчхун у главных ворот! Эй, сторож Мэсангым у задних ворот! Посмотрите-ка, кто это пришел!

Выглянул Октанчхун за ворота, увидел монаха и доложил об этом хозяйке. Ни разу в жизни не видевшая монахов, девушка решила выйти и взглянуть на него сама. Ради этого принарядилась: набелила чистое лицо, умастила маслом камелии волосы и завязала их шелковой лентой; надела чогори из золотого шелка, красную юбку в складку, стеганые штаны, носки и кожаные туфли в цветочек. Подбежала она к воротам и украдкой выглянула наружу.

– Красавица, коли желаешь посмотреть на монаха, выйди за ворота. А будешь подглядывать в щель – умрешь и попадешь в ад, – сказал Сичжунним, встретившись с девушкой взглядом.

Тангым открыла ворота и вышла. Она была прекрасна, точно восходящая луна, точно солнце на закате дня.

– Я пришел издалека. В нашем храме закончился белый рис для подношений. Окажи милость! – обратился к ней Сичжунним.

– Я бы и рада помочь, да отец ушел на работу в поднебесный мир, мать – в подземный, девять старших братьев – отправились в деревню, а двери в амбар заперты. Как же я вам милостыню подам?

– Об этом не беспокойся. Я прочту мантру открытия дверей – они сами отворятся.

Сичжунним произнес заклинательную мантру, и тут же все девять дверей в амбар распахнулись сами.

– Эй, Октанчхун! Эй, Мэсангым! Принесите-ка сюда отцовского риса! – велела Тангым. В те времена рис детей и родителей хранился в отдельных горшках.

Услышав это, Сичжунним поспешил наложить заклятие: в родительском горшке поселились синий и желтый драконы, в горшке братьев сели высиживать яйца синий и белый журавли, а в горшке Тангым сплели паутину пауки. Октанчхун не смог взять риса из родительского горшка.

– Оставь, – сказал Сичжунним. – Вон в горшке девицы паук сплел паутину. Ты ее сними, одну мерную чашу зерна зачерпни – мне и довольно.

Тангым пошла в амбар вместе со слугой. А Сичжунним тем временем продырявил свой мешок. Не успели наполнить его зерном, как оно тут же просыпалось на землю.

– Эй, Октанчхун, неси-ка метлу – соберем просыпанный рис. И веялку неси – надо его провеять, – велела Тангым.

– Красавица, в нашем храме мы не принимаем рис, сметенный с земли метлой и провеянный веялкой, – сказал монах.

– Что же делать?

– Ступай на гору, наломай веток, сделай палочки для еды – ими и собери зерно.

Тангым побежала на гору, наломала веток, сделала палочки и стала собирать рисовые зерна. И сама трудилась, и слуги помогали, и Сичжунним в стороне не стоял. Пока они были заняты работой, солнце перекатилось с востока на запад.

– Ой, сыним[15], уже смеркается. Вам пора! – воскликнула Тангым.

– Эх, красавица! Куда же я пойду на ночь глядя? Пусти меня переночевать.

– Эй, Онтанчхун! Эй, Мэсангым! Приготовьте-ка гостю постель в отцовской комнате! – приказала молодая хозяйка.

– Ох, красавица! В отцовской комнате небось дурно пахнет. Разве там уснешь?

– Тогда приготовьте гостю постель в комнате матери! – приказала Тангым.

Но монах и в этот раз остался недоволен:

– В комнате, где мать родила девять сыновей, небось дурно пахнет. Разве там уснешь?

– Ах вы несчастный! Ну тогда идите спать в пондан[16]. Или ложитесь на террасе. Хотите – ступайте на кухню, хотите – во двор.

Монах даже не стал делать вид, что слушает.

– Красавица, не нужно лишних слов. Переночуем в твоей комнате. Поставим ширму: ты ляжешь по одну сторону, я – по другую.

Пришлось Тангым согласиться. Поставила она ширму, сама легла по одну сторону, а гость – по другую. Скоро девушка забылась глубоким сном, разметавшись на постели, а Сичжунним едва дремал. Монах выждал, пока Тангым увидит первый сон, второй, третий, а потом отодвинул ширму и перебрался на другую половину.

Сквозь сон Тангым почувствовала, что ей тяжело дышать. Девушка открыла глаза и увидела, что ее оплели ноги Сичжуннима, а ее голова покоится на его плече.

– Негодяй! – закричала Тангым. – Монаху пристало в горах жить и Будде поклоняться. Где это видано, чтобы монах приходил в чужой дом и творил такое?!

– Ах, красавица! Монах – он и в храме монах, и в миру монах. В доме вашего батюшки, родившего девять сыновей и дочь, должна быть гадательная книга. Найди-ка ее – посмотрим, какая тебя ждет судьба.

Достала Тангым из шкафа книгу гаданий. Смотрит – так и есть, по воле Будды суждено ей стать женой монаха. Убедившись, что такова ее доля, Тангым тут же, не дожидаясь благословения родителей, назвалась супругой Сичжуннима и разделила с ним ложе. Легли они вместе за ширмой на кедровой подушке. Под вечер уснули, ночь проспали, на заре проснулись.

– Ах, мне приснилось, будто из-за одного моего плеча всходит солнце, а из-за другого – луна; будто в рот мне влетели три звезды, а в юбку упали три красные бусины. Растолкуйте этот сон, – сказала Тангым наутро.

– Я расскажу тебе, что это значит. Солнце, восходящее из-за одного плеча, – это моя судьба; луна, восходящая из-за другого плеча, – твоя судьба. Ты увидела три небесные звезды – значит, на тебя взирает с небес богиня чадородия. А три красные бусины сулят трех сыновей-близнецов.

На рассвете Сичжунним надел робу и колпак и ушел. Оставшись одна, Тангым горько заплакала, но тут монах вернулся и сказал:

– Ах, красавица, я совсем запамятовал. Когда сыновья спросят, где их отец, передай им это, чтобы они смогли меня найти.

С этими словами монах дал девушке три тыквенных семечка и бесследно исчез.

После его ухода с Тангым стало происходить что-то небывалое. Ей казалось, будто еда пахнет тухлятиной, вода – илом, а соус – неперебродившими бобами, и все время хотелось кислого.

– Принесите мне диких горных персиков да кислых абрикосов! – приказывала девушка служанкам.

Notes