Черное воскресенье

Переговоры о продаже Израилю новых «фантомов» и «скайхоуков»[13 - «Фантомы» и «скайхоуки» – боевые самолеты типа истребитель-бомбардировщик, производство США. «Миражи» – то же, производство Франции.] подошли к критической точке. Попытки арабов оказать давление на Запад и сорвать переговоры могли возыметь успех, тем более что западные страны испытывали постоянную нехватку нефти. Но Израиль должен получить эти самолеты. Как только патрульные фантомы прекратят полеты над пустыней, по ней двинутся на Израиль арабские танки.

Террористический акт чудовищной жестокости, совершенный в самом сердце Соединенных Штатов, может изменить баланс сил в пользу американских изоляционистов. Не только они в Америке считают, что помощь Израилю не должна даваться слишком дорогой ценой.

Ни мининдел Израиля, ни госдепартамент США знать не знали о том, что вместе с майором летят еще эти трое и что они собираются поселиться на некоторое время в квартире поблизости от аэропорта и ждать звонка от Кабакова. Последний, впрочем, надеялся, что в звонке не будет необходимости. Он предпочел бы справиться со всем этим сам, по-тихому.

Кабаков надеялся, что дипломаты не станут вмешиваться в его дела. Он не доверял ни дипломатам, ни политикам. Его отношение к ним и подход к делу наложили отпечаток на его славянские черты: лицо его было грубовато, но светилось умом.

Кабаков считал, что недостаточно осмотрительные евреи умирают молодыми, а слабовольные рано или поздно оказываются за колючей проволокой. Он был дитя войны: его семья бежала из Латвии, спасаясь сначала от немцев, а потом – от русских. Отец Кабакова погиб в Треблинке, а мать, спасая сына и дочь, добралась до Италии. Путешествие это стоило ей жизни. Пока мать с детьми пробиралась в Триест, огонь, пылавший у нее внутри, давал ей силы держаться, хотя тело ее медленно сгорало на этом огне.

Когда теперь, тридцать лет спустя, Кабаков вспоминал дорогу в Триест, он снова видел перед глазами мерно покачивающуюся руку матери: она шла впереди, крепко сжимая его ладонь, а костлявый локоть, резко выступающий на исхудалой руке, виднелся сквозь прорехи в ее лохмотьях. А еще он помнил ее лихорадочно горящее, чуть ли не светящееся лицо, склонявшееся над ним и сестрой, когда мать будила их до света, после ночи, проведенной в какой-нибудь придорожной канаве.

В Триесте она передала детей людям из сионистского подполья и умерла на пороге дома напротив.

В 1946 году Давид Кабаков и его сестра добрались до Палестины, и бег их закончился. В десять лет мальчик стал связным Пальмаха[14 - Пальмах – элитные части (ок. 5000 чел.) подпольной армии израильтян (Хаганы) в период мандата Великобритании над Палестиной (1922–1947).] и участвовал в боях, защищая дорогу из Тель-Авива в Иерусалим.

Кабаков провоевал двадцать семь лет и теперь лучше, чем кто-либо другой, знал цену мира. Он вовсе не испытывал ненависти к арабам – к арабскому народу, но считал, что вести переговоры с организацией «Аль-Фатах» – дерьмовое дело. Именно это выражение он употреблял, когда начальство спрашивало его совета, а это случалось не так уж часто. В «Моссаде» Кабаков был на хорошем счету как офицер разведки. Жаль было бы переводить его в штаб, на канцелярскую работу, – таким блестящим был его послужной список, такой успешной – оперативная работа. И поскольку на оперативной работе он всегда подвергался риску быть захваченным, его не приглашали на закрытые заседания «Моссада». Он оставался как бы исполнительным органом – карающей рукой «Моссада», наносящей удар за ударом по опорным пунктам «Аль-Фатаха» в Ливане и Иордании. В «Моссаде», на самом верху, Кабакову дали прозвище «Последний аргумент».

Никто никогда не решился бы сказать ему это в лицо.

Под крылом самолета поплыли, кружась, яркие огни Вашингтона – «Боинг» заходил на посадку над аэропортом Нэшнл. Уже виден был Капитолий – снежно-белый в свете прожекторов. Кабаков подумал: «Интересно, может, их цель и есть Капитолий?»

В небольшом конференц-зале израильского посольства Кабакова ждали двое мужчин. Он вошел вместе с послом Иоахимом Теллом, и двое ожидавших встретили его внимательным, оценивающим взглядом. Сэму Корли из ФБР израильский майор напомнил капитана рейнджеров[15 - Рейнджер – зд.: военнослужащий диверсионно-разведывательного подразделения.], под началом которого Сэм служил двадцать лет назад в Форт-Беннинге.

Фаулер из ЦРУ никогда не был на военной службе. Кабаков показался ему похожим на пса-боксера. И Корли, и Фаулер бегло просмотрели досье израильского майора, но там содержались в основном материалы о его участии в Шестидневной войне и в Октябрьской войне[16 - Шестидневная война (арабы называют ее «Июньская война») – арабо-израильская война 5—10 июня 1967 г., во время которой Израиль занял Синай, восточный Иерусалим (Старый город), Западный берег реки Иордан и Голанские высоты. Октябрьская война – арабо-израильский конфликт 1973 г., когда египетско-сирийские силы атаковали Израиль в первый день праздника Йом Кипур (6 октября). Война длилась около трех недель. Сирийские войска были отброшены. Египет отвоевал часть восточного берега Суэцкого канала, а Израиль укрепился на западном берегу.], старые ксерокопии донесений Отдела ЦРУ по ближневосточным проблемам, и вырезки из газет и журналов. «Кабаков – Тигр перевала Митла». Беллетристика.

Иоахим Телл, в смокинге, не успевший переодеться после приема в посольстве, представил присутствовавших друг другу. В конференц-зале воцарилось молчание, и Кабаков нажал кнопку маленького магнитофона. Голос Далии Айад зазвенел в тишине:

«Граждане Америки…»

Когда голос умолк, заговорил Кабаков, медленно и осторожно, тщательно взвешивая каждое слово:

– Мы полагаем, что «Айлюль аль-Асвад» – «Черный сентябрь» – готовит акцию на территории США. Членов этой организации не интересуют заложники, в данный момент им не нужны ни переговоры, ни какие бы то ни было революционные спектакли. Им нужно максимальное количество жертв – им нужно, чтобы вас вывернуло наизнанку от боли и страха. Мы полагаем, что осуществление плана зашло достаточно далеко и что руководит подготовкой акции эта женщина. – Он ненадолго замолчал. – Мы считаем вполне вероятным, что она сейчас находится в Америке.

– Тогда вы, по-видимому, располагаете дополнительной информацией, не только этой пленкой, – сказал Фаулер.

– Дополнительная информация сводится к тому, что мы достоверно знаем: они собираются нанести удар именно в вашей стране. Кроме того, о достоверности сказанного свидетельствуют обстоятельства, при которых была обнаружена эта пленка. Они ведь уже не раз пытались это сделать.

– Вы забрали пленку из квартиры Наджира после того, как он был убит?

– Да.

– И вы его сначала не допросили?

– Допрашивать Наджира было бы бесполезно и бессмысленно.

По лицу Фаулера Сэм Корли понял, как тот обозлен, и опустил взгляд на досье, лежавшее на столе перед ним.

– Почему вы решили, что голос на пленке принадлежит именно той женщине, что вы видели в квартире Наджира?

– Потому что он не успел спрятать пленку в надежное место, – сказал Кабаков. – Наджир был очень осмотрителен.

– Так осмотрителен, что позволил себя убить, – заметил Фаулер.

– Наджир достаточно долго продержался, – ответил Кабаков. – Достаточно долго, чтобы организовать теракты в Мюнхене, в аэропорту Лод… Слишком долго, на мой взгляд. Если теперь вы окажетесь недостаточно осмотрительными, в воздух снова взлетят окровавленные тела, но уже не израильтян, а американцев.

– С чего вы взяли, что теперь, когда Наджир убит, план будет осуществлен?

Корли оторвал взгляд от бумажной скрепки, которую внимательно изучал, и ответил Фаулеру сам:

– Хранить пленку с таким текстом само по себе очень опасно. Такая запись – это почти самый последний шаг. Приказ должен быть к этому времени уже отдан. Я правильно рассуждаю, майор?

Кабаков с первого взгляда мог узнать профессионала, умеющего повернуть допрос в нужную сторону. Сейчас Корли выступал на его стороне.

– Совершенно правильно, – подтвердил он.

– Они могут готовиться к операции в другой стране и перевезти сюда материалы в последний момент, – сказал Корли. – Почему вы полагаете, что женщина работает именно здесь?

– Квартира Наджира была у нас под колпаком довольно долго, – пояснил Кабаков. – Женщина не появлялась в Бейруте ни до, ни после рейда. Пленка была передана на анализ двум лингвистам – экспертам «Моссада», и оба, независимо друг от друга, пришли к одному заключению: она изучала английский язык с детства, и учитель у нее был англичанин, но в последние год-два ее английский очень сильно американизировался. В квартире нашли одежду американского производства.

– Она могла быть просто связной, явившейся к Наджиру за последними инструкциями, – предположил Фаулер. – А инструкции могли быть переданы куда угодно.

– Если бы она была лишь связной, она в жизни своей не увидела бы Наджира в лицо, – возразил Кабаков. – «Черный сентябрь» разделен на ячейки, как осиное гнездо. Большинство их сотрудников знают не более одного-двух других членов организации.

– Почему же вы и женщину не убили, майор? – спросил Фаулер. Задавая этот вопрос, он не взглянул на Кабакова, и хорошо сделал.

Впервые в разговор вмешался посол:

– Но, мистер Фаулер, причин убивать эту женщину в тот момент не было. Вряд ли можно упрекнуть его за то, что он этого не сделал.

Кабаков на мгновение прикрыл глаза. Эти американцы не осознают опасности. Не слышат предостережений. Мысленным взором он уже видел, как арабская бронетехника с грохотом ползет по склонам Синая, врывается в еврейские города… Танки гонят перед собой толпы беззащитных людей… И все из-за того, что американцев до смерти напугали. Из-за того, что он тогда пощадил эту женщину. Сотни его прежних побед – прах, ничто перед этим провалом. То, что он никак не мог знать, какую важную роль играет эта женщина, нисколько не оправдывало его в собственных глазах. Миссия в Бейрут… Он не довел дело до конца.

Кабаков, не отводя глаз, смотрел прямо в тяжелое лицо Фаулера.

– У вас есть досье Хафеза Наджира?

– Он проходит в наших файлах по «Аль-Фатаху» как один из руководителей.

– К моей докладной приложено полное досье Наджира. Ознакомьтесь с фотографиями, мистер Фаулер. На снимках – результаты нескольких подготовленных им акций.

– Я видел достаточно таких материалов.

– Таких вы еще не видели. – Израильский разведчик повысил голос.

– Хафез Наджир мертв, майор Кабаков.

– Туда ему и дорога, Фаулер. Если эта женщина не будет обнаружена, «Черный сентябрь» заставит вас кровью умыться.

Фаулер взглянул на посла, как бы ожидая, что тот вмешается, но взгляд небольших мудрых глаз Иоахима Телла был жестким. Посол разделял точку зрения Кабакова.