Руан стоял неподвижно. В последние дни он часто впадал в молчаливость и задумчивость, и если раньше то, что сейчас планировалось, было мечтой всей его жизни, о которой он грезил вместе с Риком, оставшимся непоколебимым в своих убеждениях, то сейчас Руан отчего-то не мог довольствоваться неминуемым будущим.

– Власти уже в наших рядах, люди начали действовать, въездные пути закрыты! Нам ничто не сможет помешать, Руан! Как же я рад! – Рик хлопнул по плечу Итела, пытаясь взбодрить его.

– Надеюсь, Рик, мы поступаем правильно, – без всяких эмоций ответил Руан.

– Ты чего, дружище? – вклинившись между Ителом и уличным видом, проговорил Алн. – Мы же так давно хотели осуществить свою идею! – Он схватил приятеля за плечи.

– Да, я тоже рад этому. Не знаю, что на меня нашло. Захворал, наверное, – не желая портить настроение другу, проговорил Ител.

– Ну, тогда пошли, первый пациент уже ждет. – Рик вышел в другую комнату.

– Да, пойдем, – тихо проговорил Ител и направился за ним.

Миновав второй коридор, который находился за кухней, они наткнулись на две громоздкие железные двери, из-за которых доносились звуки разговоров и ходьбы.

– Все будет прекрасно, Руан, – в последний раз приободрил друга Рик и исчез за дверями. За ними, как истинный лидер, еще с минуту постояв, сумел оставить все свои предубеждения Ител, превратившись в непоколебимого и твердого духом предводителя.

Народ, хаотично ходивший в помещении, похожем по своему балочному строению, сырой атмосфере и бетонным полам на склад, тут же организовался, образовав овал вокруг огромного паласа, над которым светили прожекторы, оставляя остальные части убежища в кромешной темноте. Через пару минут комната осветилась блеклым светом улицы, исходящим из открытых ворот на другом конце помещения, в которые сейчас вошло четверо в масках. Они вели под руки первого пациента, коим стал подросток, обессилено склонивший голову, с оставшимися последними минутами страха на лице. Он находился под препаратами, которыми люди Итела травили своих жертв для меньшего шума и сопротивления, и то закрывал глаза, то пытался их открыть. Когда его довели до красного ковра и отпустили, он упал на колени, не в состоянии самостоятельно стоять на ногах. Руан хладнокровно подошел к молодому человеку, скрывая в душе колебания перед дальнейшими действиями, которые лишь усиливали его внешнее спокойствие, когда у жертвы вдруг открылось второе дыхание: она стала дергаться из стороны в сторону. Но Итела это не смутило, и он продолжал подходить все ближе и ближе, надеясь скорее и беспроблемнее закончить процесс. Все бы так и вышло, если бы не ужасающий, доводящий до мурашек крик, которым подросток оглушил помещение, когда Руан уже тянул руки к его лицу. Ител впал в ступор, широко раскрытыми глазами наблюдая, как молодой человек, находясь на грани припадка, пытается сопротивляться. Но подопечные Итела по подсказке Рика тут же сгладили ситуацию, вколов парню очередную порцию лекарств, обездвиживших его окончательно. Борьба за красоту в этом человеке горела настолько сильно, что даже своими глазами, в которых таился страх вперемешку со злостью и огромным желанием полноценно жить, он продолжал наводить ужас и заставлял людей вокруг сомневаться в праве на столь нечеловеческий поступок. Но ладонь Итела уже накрыла его прекрасное лицо и сделала оборот, а затем указательный и безымянный пальцы очертили точно такие же, как на маске, круги вокруг его глаз.

Передав свою энергию, Ител резко отдернул руку, и человек тут же повалился на пол. Это была кошмарная картина: маски, сопровождавшие церемонию обезличивания, вздрогнули от непривычности действа. Они наверняка сейчас впали бы в панику, если бы Ител не сумел сдержать свой внутренний порыв уйти и запереться в своей комнате, что он и сделал, но уже поздним вечером, когда через его руки прошло сотни таких лиц. Шатаясь от помрачения и усталости, Ител кое-как дошел до своей комнаты. Он повалился на диван и обезумившими зрачками долго глядел в никуда. Внутри была тошнота и паршивое ощущение от прошедшего дня. Сотни людей из-за его воздействия насильно попрощались с лицами и стали масками, не умеющими видеть материальную красоту мира. Их тела сейчас находились в специально отведенном отсеке и лежали одно на другом. Так будет до утра, пока они не придут в сознание и не приобретут ничем не отличающийся от других, попавших сегодня в руки группировок Рика, вид.

Ител встал и направился в ванную, где нашел бутылку коньяка. Но, вспомнив о своем отказе от «малых допингов», отбросил ее в сторону, где она покрыла пол осколками и разлилась темной кровью. Перебороть искушение было непросто: возможно, спиртное сейчас являлось единственной вещью, которая могла помочь Ителу забыться. Он даже метнулся в сторону совершенного броска, но убедился, что сделанное уже невозможно вернуть. Его глаза остановились на зеркале и увидели холодную маску, не отражающую все его душевное негодование. Вспомнился разговор, еще более разозливший Руана и заставивший его разбить зеркало кулаком. Разговор в аэропорту с незнакомкой, о которой Руан до сих пор вспоминал. Ее слова, ее уверенность в силе духовного мира, ее улыбка и жизнерадостность… Ителу никогда не стать таким, он обречен на вечную философию и отрешенность от этого мира. Мысли его прервались лишь в середине ночи, когда он, вернувшись в комнату, рухнул на диван.

…Возмутительная картина вырисовывалась: вся мебель в одном углу, при входе в маленький домишко взгляд натыкается на стоящий посередине стол, беспорядочно заставленный посудой, и плотно придвинутое к нему кресло, которое полностью преграждало проход к дивану, на котором с комфортом расположился старик, положив скрещенные ноги на стул. Он сразу же приковывал взгляд своей энергетикой, излучая гармонию своей неподвижной позой и одухотворенными глазами, смотрящими в потолок. Его насыщенно-сапфировые зрачки загадочно выделялись на бледном, восковом лице. Свет в комнату не попадал, но его глаза горели. Старик лежал беспечно, излучая спокойствие и удобство своим успокаивающим видом. К нему так и хотелось подойти и спросить о чем-то непостижимом, ведь, казалось, он уже познал все в этом мире, раз так беззаботно и непринужденно проводит свое время. Ител так и собирался сделать, но вдруг оказался внутри ночного автобуса. Он вздрогнул, увидев на задних рядах ту самую эмоциональную девушку с волшебной детской душой, и хотел было пойти к ней, но вдруг заметил на первом ряду того самого старика. Очередная попытка Итела задать ему вопрос прервалась тем, что старик встал с места и, расплатившись, вышел. Руан кинулся вслед за ним и, открыв двери автобуса, стал проваливаться в бездну, пустоту и безызвестность…

На часах еще не было утра, когда он весь в поту проснулся от короткого сновидения.

***

Погода стояла далеко не праздничная, когда дом Алеонов потревожил телефонный звонок.

– Алло, – начал полуденный разговор заспанный Торис.

– Торис, готовься, я скоро за тобой зайду, – послышался голос Пинта.

– А я и не хочу никуда идти, – последние слова этой фразы были брошены в телефонные гудки.

Через пятнадцать минут, когда Алеон еще даже не позавтракал, хотя уже было время обеда, и сидел на своей кровати в неопределенности из-за недавнего звонка, послышался стук в дверь.

– О, я вижу, что твое постоянство достигло своей абсолютности, – встретил он Верона с его обезличенным лицом.

– Да, я уже привык к этой маске. А ты все еще не оделся?

– Понимаешь, я ведь был почти уверен, что ты не захочешь навещать дом Паррис, – ответил Алеон, впустив друга в прихожую.

– С какой это стати? – немного возмущенно проговорил Верон.

– А как же ваши отношения, которые прервались после того несчастного случая? – полушепотом спросил Торис.

– Сколько времени прошло? Полгода.

– Знай, я до сих пор считаю, что она поступила гнусно, и не могу к ней хорошо относиться.

– Да ладно тебе. Давай, я подожду здесь, – весело произнес Пинт.

Торис Алеон ушел в свою комнату и пробыл там каких-то десять минут, не заставив товарища долго ждать. Он отказался от приема пищи, на котором поначалу настаивала его мама, предлагая пригласить и Верона.

– Ну, я готов. Я приемлемо одет? – обратился Торис к Верону, гладившему в это время домашнего щенка.

– Да, сойдет. Не беспокойся о своей одежде: на тебя там и внимание никто не обратит.

– Твоя правда воспринимается уже заранее оскорбленным разумом, – улыбнувшись, проговорил Торис.

– Идем. – После этих слов оба товарища вышли во двор и направились по малолюдным улицам города в сторону ожидающей их вечеринки.

Дом Раяс был огромен по своим размерам и по своей высоте: три этажа, не считая мансарды. Ограда отличалась от соседних своей красотой: она изящно изгибалась в красивом узоре, оставляя частые малые промежутки, сквозь которые был виден двор, где преобладал идеальный газон, через который к главной двери дома вела вымощенная камнем дорожка.

На пороге их уже встречал парень Раяс, с которым у Пинта частенько возникали конфликты, не делающие их окончательно врагами, но оставляющие в отношениях некоторую неприязнь.

– Вы первые, – равнодушно проговорил он после рукопожатий.

Превосходно выглядевшая Паррис тоже вышла встречать гостей, не сдержав любопытства.

– Как?! Сейчас же ровно час, время начала! – наивно заметил Торис, взглянув на позолоченные наручные часы парня Раяс.

– Ах, да, ты же никогда не бывал на подобных мероприятиях, – язвительно проговорила Паррис.

Верон пренебрежительно прошел в дом, подсказав Алеону поступить так же.

– Как же я не хотела видеть этих двоих у себя дома! И вообще, лишь несколько избранных должны были присутствовать сегодня, – обратилась к своему парню Паррис, почувствовав отдаленность Верона.

– Сколько уже можно говорить об этом! Они тут чисто для массовки.

Два приятеля, пройдя в зал, сели на диван и стали ждать. Верон знал этот дом наизусть, ведь когда-то он был для него родным, и сейчас ему было странно ощущать себя здесь всего лишь гостем, которому не очень рада девушка, бывшая раньше всем смыслом его жизни и всегда встречавшая его объятиями. «Удивительно, как это иногда бывает, меняются обстоятельства нашей жизни», – вспомнились ему слова Руана Итела, который в это время ощущал себя еще хуже после очередного дня обезличивания.

Он сейчас, оставшись один на складе, усталый физически и просто убитый духовно, стягивал со своих затекших пальцев перчатки: ему вновь думалось, что все-таки природа сильнее всяких человеческих протестов, вроде этого, пусть и направленного на предотвращение несправедливости. Его мысли путались, сбиваясь одна за другой, и ему уже становилось безразлично все, и завтрашний день тоже. «Будь что будет», – думал он, пока его мысли не прервал скрежет ворот: к нему пришло четверо человек.

– Руан, как хорошо, что ты еще не ушел! Представляешь, уже собирались уезжать, но вдруг заметили очередного человека, нуждающегося в нашей помощи! – Как всегда самоуверенно и весело начал Рик, но замолчал, заметив полное отсутствие своего товарища в диалоге.

– Руан, ты слышишь? – настойчиво продолжал Рик.

– Да… Привет, дай ключи от своей квартиры, пожалуйста. Сегодня я ночую там. – Ител затуманенными глазами взглянул на Ална.

– Держи, – несколько удивленно тот протянул товарищу ключи. – А что делать с ней? – Рик указал на еле стоящую на ногах молоденькую девушку, которую поддерживали под руки: она находилась в полуобморочном состоянии.

Ител равнодушно и очень медленно повернул голову в сторону жертвы и тут же ожил, встрепенувшись и придя в себя. Его сердце заколотилось с неимоверной силой, отдающей жаром по всей груди.

– Ител, с тобой все в порядке? – испугавшись за здоровье друга, который видом и действиями походил на сумасшедшего, спросил Рик.

– Да, – совладав с собой в борьбе внутреннего голоса и разума, настаивающего на непоколебимости идеи, ответил Ител.

– А…

– Займись этим сам, а я уже ушел! – резко прервал Рика Ител и, накинув верхнюю одежду, вышел.

Алн остался с той радостью подмастерья, которому в один прекрасный день мастер доверил выполнить свою самую ответственную работу.

– Ведите ее на палас и приготовьте порцию снотворного! – скомандовал он, схватившись за перчатки друга…

Через полчаса все приглашенные были в сборе, все, кроме одной особы, и вечер начался с застолья, на котором большинство старалось лишь из приличия делать вид, что они едят, несмотря на шикарно сервированный стол. А Верон непринужденно брал самые лакомые кусочки, которые только просили его глаза, да еще и предлагал окружающим:

– Я же вижу, что ты хочешь это блюдо, – говорил он сидевшему рядом Торису. – Эй, подай-ка куриные грудки сюда! – обратился он к одной из девушек.

– Что ты, не надо! Не хочу я! – раскрасневшись, шептал в ответ Алеон.

Подруги Раяс и симпатичные парни чувствовали себя на вечеринке комфортнее всех остальных, а вот другие, в том числе и Торис, совсем не знали, куда себя деть, и все время старались держаться так, чтобы не вызвать своим поведением насмешек со стороны окружающих. Один Верон отличался от всех: он вел себя самоуверенно и дерзко, и никто не мог ничем ему возразить, ведь Пинт был из тех малочисленных людей, кто своей грубой, критической правдой умело ломал все принципы и устои.

– Почему ты не танцуешь, Верон? – спросил у него одноклассник, яркая личность.

– А почему танцуешь ты?

– Так… вечеринка же!

– Я знаю.

– Надо веселиться.

– Для меня гораздо веселее смотреть на тебя, лезущего вон из кожи, чтобы только произвести эффект.

– Зато я не зануда, как ты.

– Все равно никого из здесь присутствующих не будет на твоих похоронах, ведь о твоих телодвижениях все забудут, как только выключат музыку и пойдут ужинать. А жить полноценно, собственными желаниями, без оглядок на окружающих ты так и не научишься.

В ужине никто не нуждался, ведь на столе был недельный запас семейного пропитания. Пара человек от него и не отходила, стесняясь танцевать во время дискотеки, когда комната была в полной темноте, прерывающейся яркими спецэффектами аппаратур. Хорошо организованная вечеринка должна была закончиться последним, медленным танцем, на который принято приглашать своего возлюбленного, и на многих торисообразных людей эта часть программы давила изнутри; они сомневались, желая пригласить любимую девушку: вдруг она откажется и выставит их на посмешище? Это был самый интригующий момент всей вечеринки, на котором, как говорится, раскрывалась истина. Ведь до этого молчавший о своей симпатии парень мог внезапно, на удивление публике, своим приглашением за несколько минут раскрыть один из своих самых сокровенных секретов.

***

Руан, придя в квартиру Рика, не мог найти себе места, мечась по комнате как ошалелый. Вся его грудь пылала жаром, не дающим разуму, одолев чувства, успокоить тело. Он хватался за голову, сбрасывал со стола вещи, отпихивал попадавшиеся на пути предметы – в общем, вел себя так, что его не узнал бы даже самый близкий человек, знающий Руана в последние годы как непоколебимого и бесстрастного. Ител уже давно подозревал, но не мог себе признаться, что его идея потерпела крах при встрече с той девушкой и при дальнейших мыслях о ней в одиночестве. Все разрушила любовь. Он не понимал этого чувства, его просто влекло к оной особе, ему постоянно мерещились ее черты лица и очертания тела, он терял самообладание и забывал о своем предназначении, когда встречался с ней, пусть это было всего лишь трижды: в аэропорту, во сне и сегодня… Сегодня! Вот что давило на нашего героя! Ител не хотел, изо всех сил не хотел верить тому, что сегодняшняя встреча с ней станет последней. Он рвал на себе волосы, бился спиной о входную дверь, открывал окно и жадно глотал воздух, надеясь заглушить душевную боль, но не мог. Ему это удалось только после полуторачасовой тщетной борьбы: он наконец-то почувствовал не то чтобы гармонию, а что-то вроде смирения, и, усталый, повалился на койку посреди комнатного беспорядка.

Спустя небольшой промежуток времени Руан с жаром и широко раскрытыми глазами проснулся и сразу же, по пути занимаясь самобичеванием из-за своего бездействия, не понравившегося теперешнему, чуть более трезвому и чуть менее поддающемуся эмоциям сознанию , побежал одеваться и стрелой спустился на улицу, чтобы бежать. Его идея потерпела окончательное крушение: сейчас даже разум был на стороне чувств, диктуя мысли о спасении той девушки и об отказе от идеи.

Словно сумасшедший, бежал он по мокрому от дождя гладкому асфальту, простелившемуся вдоль аллеи и усыпанному всюду красными кленовыми листьями. Это не было ни бегом торопящегося, ни вечерней пробежкой – эмоции человека отражали огромную силу боли и последнюю, еле заметную надежду, уже почти умершую в безысходности, которая заставляла даже самых последних зевак, обратив внимание, уступать дорогу. Но Ител не оставлял ни одного встречающегося на пути нетронутым: он мчался вперед, в панике срывая капюшоны и отталкивая зонты, и окидывал каждого из них быстрым взглядом, а потом, будто бы не найдя для себя чего-то существенного, снова продолжал бежать. Руан излучал невероятно чувственный поток энергии, и было ясно, что эти минуты являются самыми значимыми или даже последними в его жизни.

Так наконец-то он добрался до своей клиники, куда ворвался, отворив заржавевшие замки ворот. Он кинулся первым же делом в направлении выключателя и одним щелчком осветил часть помещения. Свет на мгновение ослепил его глаза, а потом позволил увидеть тот самый красный ковер и лежащий на нем плащ. Ител сразу же узнал, кому он принадлежит, и рванул в сторону отсека для еще не пробужденных тел. Там нарисовалась невыносимая картина: десятки забытых людей, ставших масками и лежавших друг на друге, которых лишь утром пробуждали по одному, приводя в сознание. Ител бросился разгребать всю эту кучу, пытаясь найти ее, но бесполезно: это было невозможно, глаза разбегались по телам, забывая тех, кого уже ранее осмотрели. Все имели маски, все. Руан был убит наповал. Все. Завтра она уже проснется бесчувственной, не умеющей радоваться красоте окружающего мира и, даже встретив Итела, не узнает его прежнего, не почувствует к нему ничего из того, что почувствовала при первой встрече. Руан, рыдая в душе, поплелся вон из отсека и зачем-то по пути поднял плащ. Из него выпал некий предмет, издавший звон при падении. Это заставило Итела остолбенеть. Она, оказывается, хранила ту монетку как талисман, надевая ее на цепочке на шею. Да, вот она, одна из редчайших привезенных Ителом из-за границы монет. Эта была как раз та самая, подаренная ей в аэропорту. Получается, девушка не забыла Руана и до последнего помнила о нем.

Руан вышел на улицу и, сразу же почувствовав удар прохлады в лицо, в непередаваемом состоянии убитости и опустошенности пошел в неопределенную сторону. Его мысли заполнялись многим, вращаясь вокруг одной особы. Он думал о будущем, вспоминал прошлое, но не чувствовал настоящего, отвращаясь от него и желая избавиться. И, дойдя до моста, мимо которого ежесекундно мчались десятки машин, которым не было дела ни до Руана, ни до его нынешнего состояния, он, поймав последнюю мысль, застрелился, упав у реки, текущей под тем самым мостом. Это был единственный способ… чего именно – догадливый читатель должен узнать сам, преодолев последний эпизод.

Музыка в доме Раяс внезапно приобрела медленный темп, и гости догадались о начавшемся танце, в котором, как все знали, раскрывалась истина. Центр танцпола заняла пара, состоящая из Паррис и ее парня, которая подала пример остальным. Приглашений было немного: всего лишь пять или шесть кавалеров нашли в себе смелость позвать дам на танец. И то это были лишь те, кто либо уже имел с приглашенной девушкой отношения, 8либо считался ее хорошим другом – то есть той боязни отказа, которая смущала многих поистине молчаливо влюбленных, не было. Танец уже подходил к середине, а любопытные любительницы интриг все еще ждали наивного принца для дальнейших насмешек, и он наконец-то решился удовлетворить их желание своим внезапным появлением. Один из самых непримечательных парней класса, до этого долго колебавшийся, все-таки решился на попытку пригласить достаточно симпатичную для отказа даму. Так и получилось: она брезгливо отстранилась от его протянутой руки и скрылась в толпе своих подруг, которые тут же подняли смех.

– Ну, что, прав я был? – спросил Верон у Ториса.

– Как же хорошо, что я не пригласил ее, и как же неожиданно это сделал кто-то другой! – схватившись за голову, проговорил Торис.

В этот момент неожиданно наступила кромешная темнота. С аппаратурой было все в порядке, просто вдруг все одновременно потеряли зрение, которое тут же вернулось через несколько секунд, оставив обманчивое впечатление, будто бы возникли неполадки с электричеством. Но в этот миг появился риск потери слуха, ведь дом оглушили несколько истеричных воплей. Раяс с ужасающим криком ринулась прочь из объятий своего партнера, а он, в свою очередь, с не менее потрясенным видом отскочил от нее. Они оба увидели перед собой уродов с озлобленными, искаженными лицами. То же произошло и со многими другими парами. Да и вообще все находившиеся здесь перевоплотились в совершенно других людей – это произошло лишь на мгновение после внезапно возникшей темноты и быстро исправилось, вернув присутствующим нормальную внешность.

Хорошо, что Торис не успел разглядеть в зеркале свое лицо, имевшее в эти минуты идеально красивые черты, но ему было сейчас не до этого: он поздравлял Верона, у которого исчезла маска, вернув ему прежнее лицо, которое так нравилось Паррис и многим другим девушкам. Да, вечеринка окончилась слезами, ведь свидетели секундных перевоплощений еще долго не могли отойти от увиденного кошмара, и уже никогда не смогут как прежде смотреть на того человека, который раньше в их представлении был очарователен. Зато раскрытие истины удалось на славу и оставило в памяти у посетителей вечеринки незабываемые впечатления, о которых можно будет сплетничать хоть до конца жизни – все равно им никто не поверит. Что именно произошло, не мог себе объяснить ни один из одноклассников Верона, лишь он один знал ответ и пообещал себе завтра же навестить квартиру Руана Итела, в которой уже не будет того самого мальчика, решившегося спасти ту самую девушку, умертвив идею, которой он сам и являлся.

<<1 2

На страницу:

Перейти

2 из 2