Князь из десантуры

– А Шарукань – это большой город, – объяснял развалившийся в седле Хорь, – хотя и не такой, конечно, как у ваших князей строить принято. Вот туда и едем. Ещё два дня пути, если Бог даст лёгкую дорогу. Всё из-за обоза, конными-то мы бы быстро доехали. А так – медленно.

– А чего едем туда? – лениво спросил Димка и откинулся на мешках с чем-то мягким. Возница разрешил ему ехать на телеге, и только на подъемах приходилось соскакивать и подталкивать чудовищно скрипящую повозку в горку.

– Так к хану едем, к Юрию Кончаковичу. Наш Тугорбек будет на обиды жаловаться и проситься, чтобы в следующий поход обязательно взяли. А то курень-то у нас маленький, бедный. – Хорь горько вздохнул, – коши, то есть кочевые семьи, скотом небогаты, да и тому тесно, пастбищ мало. Вот Тугорбек и будет челом Юрию Кончаковичу бить, чтобы даровал кочевья побольше и у реки. Там трава гуще, заливные луга, бескормицы не будет. Но главное – в походы чтобы брал. Вот где раздолье! И саблей помахать можно всласть, и добычу, опять же, взять.

Димка лёг на бок лицом к собеседнику и подставил ладонь под щёку, чтобы было удобнее разговаривать:

– Хорь, а почему его так зовут – «Юрий»? Это же православное имя.

– Ну да, – согласился бродник, – он же – крещёный. Многие кыпчакские беки и ханы веру православную приняли. Дочек своих за русских князей и бояр выдают. Тут ведь – пограничье. И русичи местные, и кыпчаки – все на обоих языках говорят. Уж и не поймёшь иногда, кто где. Перемешались все – и кровью, и верой, и обычаем.

– Думаешь, хан даст беку, чего тот попросит?

– Должен дать, – убеждённо сказал бродник, – мы ведь не с пустыми руками едем. Вон, сколько телег – и все с подарками. И кожи, и шерсть, и меха. Серебро везём – правда, немного совсем. Я же говорю, курень у Тугорбека не очень богатый. Но главный-то подарок – в передней кибитке. Самое бесценное, что у него есть, бек решил Юрию Кончаковичу подарить…

Димка не успел узнать, что же такое самое дорогое предназначено хану – обоз встал на дневку. Соскочил с телеги, схватил уже привычно топор и деревянное ведро.

Имя-то и обувь ему вернули, а работу за холопа никто не сделает.

* * *

Ярилов тащил два тяжёлых ведра к передней упряжке. Старался поймать ритм, чтобы неуклюжие бадьи не раскачивались, но всё равно – облил ноги ледяной водой. Остановился, громко выматерился.

Но тираду закончить не удалось. Димка заткнулся на полуслове. Войлочный полог кибитки откинулся, и тонкая смуглая рука в гремящих браслетах поманила Ярилова.

Юная красавица рассмеялась, обнажив ровные жемчужные зубки:

– Это на каком языке было сказано? Ни слова не поняла.

Димка почувствовал, как его кровь вспыхнула дурацким румянцем на чумазых щеках.

Девушка продолжала смеяться – будто рассыпала серебряные монетки по каменному полу.

– Ну, что ты молчишь? Или тебе губы носом прищемило?

Легко выбралась из кибитки, соскочила на землю. Чёрные волосы собраны в две тугие косы, кафтан вышит цветами.

Девушка подошла совсем близко, потрогала пальчиком Димкин нос – тот отшатнулся от неожиданности, неловко качнул бадьями, и вода вновь хлынула через края на штаны и берцы.

Незнакомке будто смешинка попала в алые губы – опять засмеялась. Аж ножкой в изящном сапожке притопнула от удовольствия.

– Точно Хорь про тебя говорил, что блаженного найдёныша в степи подобрали. Хотя для младенца ты великоват – вон какой вымахал! Как сказочный батыр Чухор, который для своей любимой золотую пыль с луны собрал. Вёдра-то на землю поставь, балбес. А то тебя водой в речку смоет, ха-ха-ха!

Димка стоял, растерянно глядя на красавицу. После двух дней неприятных неожиданностей, грубых собеседников, неаппетитных запахов и завшивленных шкур её вид поражал, как выстрел в упор. Причём – из гранатомёта.

Продолжая хихикать, девушка обошла вокруг Димы, как дети обходят новогоднюю ёлку, с любопытством разглядывая игрушки. С ангельской непосредственностью потрогала ткань армейских брюк, потеребила клапан бокового кармана. Провела пальчиком по рыжим вихрам.

– Вот какие у тебя волосы! Как огонь. Или как весеннее солнышко. Поэтому у тебя прозвище такое – «Ярило»? Ты же крящен, не стыдно поганое прозвище носить? Ярило – у язычников бог.

Потеребила за рукав:

– Ну, хватит молчать! Ты – блаженный, а не немой!

Димка, наконец, осознал, что вот так стоять пнём – верх идиотизма. Подумаешь, девчонка. Что он – девчонок не видел? И видел, и трогал, и… Неважно. Кашлянул и сказал:

– Моё имя – Дмитрий. А Ярилов – фамилия.

– Как? – не поняла девушка и удивлённо прикусила губку.

«У них же фамилий ещё нет», – вспомнил Димка. И объяснил:

– Ну, это как бы второе имя, родовое.

– А! – сообразила собеседница. – Древнее поэтому, да? Когда вы ещё некрещёными ходили?

Димка неопределённо промычал и кивнул.

– А я всё про вашу веру знаю, – похвасталась девушка, – меня поп учил. Это сейчас меня зовут Юлдуз, а скоро по-другому будут звать, окрестят. А вон батя идёт!

Тугорбек приближался, как всегда, неспешно, как и положено беку. Хмуро что-то сказал Юлдуз по-кыпчакски.

Та надула губки и капризно протянула:

– Ну, ата-а! Мне надоело в кибитке сидеть, уже и ноги затекли. Почему мне нельзя в седле, как всем, ехать?

– Сколько раз тебе говорить, Юлдуз! Тебя не должны видеть чужие люди. Никто ничего не должен знать, пока мы не приедем в Шарукань.

– И кто тут чужой? – спросила девушка. – Твой русский холоп?

– Не о нём речь, – терпеливо сказал Тугорбек, – вдруг кто появится?

– Да откуда, в зимней степи? Ха-ха-ха, – рассмеялась Юлдуз.

Пыхтя, подбежал Хорь. Протянул руку, показывая:

– Бек! Там, на холме, чужой. Воин. Стоит, на нас смотрит. Похоже, засада.

Тугорбек быстро развернулся и пошагал к холму, на ходу говоря Хорю:

– Дурак ты, бродник. Была бы засада – он бы прятался.

Юлдуз скороговоркой шепнула Диме:

– Ладно, потом поболтаем. Спасибо, что двоюродного братишку вылечил.

Поднялась на цыпочки, поцеловала в щёку и мышкой юркнула в кибитку.

Только качнулись витые из золочёной проволоки височные кольца да звякнули браслеты на тонких руках.