Раскрывая механизм возникновения и развития криминальной субкультуры как объективной реальности, имеющей собственные закономерности развития в уголовно-исполнительной системе, остановимся на главной, на наш взгляд, ее составляющей – криминальной идеологии. В социологическом понимании ее сущность представляет собой систему идей, понятий, представлений, складывающихся в процессе деятельности преступных формирований. По мнению В. С. Разинкина, исследовавшего эту проблему, криминальная, воровская идеология представляет собой упорядоченную систему негативных взглядов, ценностей и ориентаций, содержащую критику внутренней, в особенности уголовной политики государства, и умело культивирующую антиобщественные обычаи и традиции применительно не только к криминальному, но и к нормальному образу жизни[11 - Криминология: учеб. / Под ред. А. И. Долговой. – М.: ИНФРА-М-НОРМА, 1997. – С.610.]. Уточним, что криминальная система взглядов и убеждений существует не сама по себе, а в преступных формированиях, трансформируется, упорядочивается, становится все более изощренной, политизированной, проникает во все слои общества. Причем она проявляется не только в преступных сферах, но и в обыденной, повседневной жизни.
Именно преступная идеология является цементирующим, объединяющим началом организованных преступных формирований, действующих в обществе. Безусловно, полного сходства системы идей, взглядов, представлений в различных сферах криминального мира не существует, однако, они представляют собой определенную форму группового сознания «элиты» преступного мира, которая не только оправдывает, но и поощряет преступный образ жизни, снимает психологические и нравственные барьеры, не позволяющие человеку совершать преступления, вести себя в преступной среде определенным образом.
Криминальная субкультура, как и преступность, имеет множество причин. Целостной концепции причин и условий ее возникновения и функционирования пока нет. Это в значительной степени связано с неизученностью социальных процессов не только в местах лишения свободы, но и в духовной сфере общества в целом[12 - И. М. Мацкевич, Криминальная субкультура, статья. Российское право. Электронный вариант. 2005.].
Необходимо заметить, что возникновение и формирование различных неформальных объединений осужденных в своей основе имеет объективный характер, поскольку обусловлено целым рядом факторов, определяющим из которых является существование в местах лишения свободы криминальной субкультуры. Как правило, криминальная субкультура находится в противоречии с господствующими в обществе ценностями, если более точно сказать, противопоставляет свои представления о справедливости, достоинстве официальным ценностям. Попадая в преступную группу, восприняв ее субкультуру, человек как бы освобождается от иных социальных запретов, более того, их нарушение нередко бывает одной из норм криминальной субкультуры.
Криминальная субкультура – это незримая, тщательно скрываемая от администрации жизнедеятельность осужденных, складывающаяся в процессе их длительного общения под влиянием условий специфических для мест лишения свободы. Она характеризуется наличием у осужденных особой структуры межличностных взаимоотношений, сложной системы неформальных норм (обычаев, традиций), регулирующих их поведение, и способов достижения определенных целей. При этом она формируется и функционирует в обстановке сложных противоречий среди основных ее носителей (лидеров и авторитетов преступной среды), подчас жестокой борьбы между ними за лучшее, привилегированное существование в условиях принудительной изоляции.
На образование криминальной субкультуры действуют два прямо противоположных механизма:
Механизм поиска личностью психологической и физической защиты в новой среде, в том числе защиты от администрации закрытого учреждения (на свободе – от правоохранительных органов);
Механизм взаимной агрессии членов сообщества, взаимного наказания и притеснения слабых ради собственного удовлетворения и возвышения.
Криминальная среда формирует особую идеологию, причем идеологию с широким набором присущих только ей «нравственных», «правовых», «этических» и даже философских идей, оправдывающих преступность и составляющих базу для субкультуры этой среды.
Криминальная субкультура, включая неформальные нормы поведения, установки, особый язык (жаргон) и т. п., выполняет те же функции, что и культура, однако во всем ей противоречива, являясь антиподом и питательной средой для существования преступных группировок, как в местах лишения свободы, так и на свободе. Учитывая тот факт, что знание криминальной субкультуры имеет важное значение для определения основных направлений использования профилактических мер в борьбе с идеологией криминальной среды, следует выделить наиболее важные, на наш взгляд, особенности этой субкультуры:
Уголовные традиции и обычаи. Социальная вредность уголовных традиций и обычаев заключается в том, что они затрудняют, а порой и блокируют применение мер оперативно-профилактического характера в отношении лидеров и их ближайшего окружения. Именно лидеры криминальной среды, опираясь на существующие уголовные традиции и обычаи, создают преступные структуры, вырабатывают и проводят в жизнь субкультуру, характерную для криминальных формирований.
Субкультура осужденных в местах лишения свободы, характеризующаяся большой скрытностью внутренних организационных приемов, подкрепленных развитой многоступенчатой иерархической структурой. В ее основе лежат принципы деления осужденных на «чужих» и «своих», борьбы осужденных за приобретение определенного статуса, за привилегированное существование в криминальной среде.
Тайное (криминогенное) общение, включающее в себя способы передачи информации и постоянное осуществление связи между лидерами криминальной среды и возглавляемыми ими группировками. Специфика такого общения членов преступной группы заключается в том, что они умышленно используют условные средства общения для приготовления, совершения, а также маскировки преступлений[13 - ГУИН Минюста России. Методические рекомендации «О нейтрализации криминального влияния группировок отрицательной направленности на осужденных» от 10.11.2005 № 10/39-989. С. 5.].
Следует учитывать, что самоорганизация осужденных в местах лишения свободы, создание разного рода неформальных группировок – явление объективное, закономерное, обусловленное размещением в огромном пространстве значительного количества людей со сложными судьбами, психологическими свойствами и криминальной направленностью.
Не все группировки имеют отрицательную характеристику. По мнению практических работников учреждений УИС, многие из них существуют как вполне нормальное явление, определяемое необходимостью взаимоподдержки в сложных условиях бытия. Входящие в них осужденные, как правило, соблюдают установленный режим, участвуют в общественных организациях, в производственной деятельности. Такие группы могут создаваться для проведения досуга (музыкальный ансамбль, спортивный кружок и др.), распределения продуктов питания, противодействия агрессивным нападкам со стороны других осужденных либо просто по признаку землячества. Однако под влиянием лидеров и авторитетов криминальных структур из числа осужденных создаются и в целях бойкотирования требований администрации, проведения массовых акций протеста, совершения правонарушений и преступлений. Эти группировки возникают и функционируют под воздействием традиций и обычаев криминальной среды, следования «воровским законам» и поддерживаются существующими организованными преступными группами, как в исправительных учреждениях, так и за их пределами.
Лучшим доказательством таких положений служат опросы осужденных о степени их доверия администрации учреждений. А. Н. Олейник, проводя сравнительный анализ пенитенциарных систем России, Казахстана и Франции, отмечает, что уровень доверия администрации мест лишения свободы в России – 19,9 %, в Казахстане – 25,3 %, тогда как во Франции он выше в 2-3 раза и составляет 59,3 %[14 - Олейник А. Н. Тюремная субкультура в России: от повседневной жизни до государственной власти. – М.: ИНФРА-М, 2001. С. 195.]. Объясняются эти расхождения значительной открытости французских тюрем внешнему миру, обеспечением официальных легальных процедур управления конфликтными ситуациями. В России в целом недоверие и озлобленность являются основными признаками, определяющими отношение к деятельности правоохранительных органов, в частности к правосудию. Это подтверждается и другими исследованиями, среди большинства опрошенных осужденных (59 %) представления о правоохранительных органах после следствия и суда ухудшились у 4 %, только 5 % верят в справедливость нашего правосудия, сомневаются в нем 25 % и лишь немногие (8 %) готовы согласиться, что наказание может быть средством исправления[15 - Зацепин М. Н. Правосудие глазами осужденных // Реагирование на преступность: концепция, закон, практика. М.: Рос. Криминология. С. 73.]. Таким образом, несмотря на негативное отношение к администрации учреждений, правосудию в целом, в ответах респондентов не содержится их огульного отрицания. Определенное количество осужденных убеждено в том, что людям вообще доверять можно, что легальная власть в лице правоохранительных органов может и должна действовать в точном соответствии с законом, и что она имеет под собой определенную нравственную и гуманистическую основу, на которой только и можно достичь позитивных результатов.
В качестве вывода можно отметить, что для каждого человека, который попадает в места лишения свободы, это становится настоящим испытанием. В том числе и испытанием личности на прочность, на адекватную самооценку, поскольку здесь приходится преодолевать определенные лишения, испытывать необычные физические и психологические нагрузки. Он попадает в среду, с которой, хочет он того или не хочет, вынужден общаться, должен знать как себя необходимо вести. Существующие на сегодняшний день нормы неформальной тюремной субкультуры тем и привлекательны для осужденных, т. к. эту проблему решают. Они решают проблему физической безопасности и психологической защиты осужденного, защиты самооценки и личного достоинства в условиях вынужденного общежития. Администрация таких условий предложить не может; администрация – это источник опасности.
1.2. Причины возникновения уголовных традиций
в пенитенциарных учреждениях
Конфликт биологического в человеке с государственным правом начинается задолго до совершения преступления. Механизм реализации потребностей человеку дан от рождения. Любой человек желает улучшить свое материальное положение, получить признание от себе подобных. И это связывает нас с миром животных. Животные дерутся между собой по двум весьма веским причинам: или с целью утвердить свое главенство в социальной иерархии, или же защитить право на владение каким-либо участком территории[16 - Д. Моррис. Голая обезьяна. Санкт-Петербург. АМФОРА / ЭВРИКА. 2001. Интернет ресурс.]. Как видим, отвоевывать позиции, территории, утверждаться – это в природе человека, разумеется, с вторжением в интересы других собратьев по виду. Реализация же потребностей в социуме строго регламентирована нормами морали и законом. Таким образом, субъективное отношение человека к содеянному формирует его дальнейшее отношение к санкциям, применяемым к нему со стороны государства.
В Стэнфордской тюрьме (США) был проведен эксперимент, цель которого заключалась в том, чтобы исследовать, как пребывание в исправительном заведении влияет на психику заключенных и охранников. Руководил экспериментом Филипп Зимбардо, а подопытными были американские и канадские студенты в возрасте от 17 лет до 21 года. В результате длительных бесед и тестирования было отобрано 24 юноши.
С «заключенными» с самого начала обращались без всяких скидок на игру. Мнимые охранники действовали как настоящие. Эксперимент был рассчитан на две недели. Но прошло всего шесть дней, и его пришлось прекратить – по той причине, что участвовавшие в нем молодые люди с каждым днем деградировали. Игра настолько переплелась с реальностью, что у половины «заключенных» появились серьезные психические аномалии (слезливость, припадки ярости, нарушение нормальных мыслительных процессов), а часть «охранников» стала вести себя по отношению к «заключенным» агрессивно и даже обнаруживать жестокость. Все эти патологические проявления ранее были совершенно не свойственны добровольным участникам эксперимента.
По мнению Зимбардо, этот эксперимент интересен тем, что он «впервые продемонстрировал как тюремная обстановка может вызвать патологическую реакцию даже у тщательно отобранных, нормальных, здоровых молодых людей». В конце отчета об этом важном социальном исследовании говорилось: «Невозможно объяснить дурные поступки испорченных людей – наши охранники не были садистами, а наши заключенные не были психопатами. Все юноши в нашем эксперименте были вполне добропорядочными. Однако, когда они столкнулись со злом, присущим всей атмосфере тюрьмы, обстановка одержала верх над личностью».
Таким образом, эксперимент, проведенный в Стэнфордской тюрьме, выявил наличие «зла, присущего всей атмосфере тюрьмы». И это «зло» в течение шести дней превратило абсолютно здоровых людей в лиц с патологическими отклонениями в поведении[17 - Э. Максимовский. Правители преступного мира. М., Зеленый парус, 1992. С. 55.].
В исследовании, проведенном Г. Ф. Хохряковым, выделен примерный круг обозначенных здесь противоречий:
– ставя задачу максимального приспособления человека к жизни в обществе, его отделяют, изолируют от общества;
– желая научить человека социально полезному активному поведению – содержат в обстановке строгой регламентации, которая в какой-то мере вырабатывает пассивность;
– думая заменить в сознании осужденного вредные представления и привычки правильными, стремясь привить ему социально полезные качества, человека помещают в сообщество ему подобных, отчего вероятность «заражения» отрицательными чертами и взглядами возрастает.
Изоляция осужденных от общества и помещение их в исправительные учреждения носят принудительный характер. Обязанность под угрозой наказания исполнять все правила и предписания (формальные и неформальные), невозможность удовлетворить ряд своих потребностей, необходимость общения с людьми – вот основные причины эмоционального напряжения лиц, лишенных свободы. Психологическая организация человека не может обеспечить адекватное восприятие реальной действительности в условиях, к которым она не была приспособлена в процессе своего развития. Сохранять душевное спокойствие в таких условиях для большинства немыслимо. Вот как писал по этому поводу Андре Моруа: «Все, что способствует нашим желаниям, кажется правильным. Все, что противоречит им, приводит нас в ярость».
В определенной степени все это не может не вызвать, в связи с внутренним несогласием осужденного со сложившейся ситуацией, безысходностью изменить что-либо, и ответной враждебности. Вспомним: результаты проведенного в США эксперимента свидетельствуют, что у ряда включенных в него индивидов стали обнаруживаться припадки ярости, развились агрессивные черты.
Условия мест лишения свободы не на всех осужденных влияют одинаково. Индивидуальные особенности каждого из них позволяют столь же индивидуально воспринимать окружающее. Но и справедливо будет сказать, что среди множества индивидуальных восприятий в условиях ИУ есть нечто общее, типичное для большинства. Это, прежде всего, субъективное восприятие самим осужденным назначенного ему судом наказания.
Во время уголовного судопроизводства человек пытается всеми законными и незаконными способами отстоять свои естественные права перед государством. К слову сказать, в Древней Руси и в настоящее время на Кавказе еще встречается договорная система между преступником и потерпевшим при участии авторитетного посредника. Потерпевший получает компенсацию, которая по его собственным меркам достойна причиненного ему вреда, преступник остается в роду, племени, сохраняет определенный статус, и, наверное, делает выводы на будущее. Посредник еще раз подтверждает свой авторитет. Функцию посредника в позитивном праве получил судья и, великое благо, если ему есть дело до истины и справедливости, а решение будет объективным и беспристрастным.
Вынесение законного, обоснованного и справедливого решения, направленного на восстановление прав потерпевшей стороны и наказание подсудимых, является сутью уголовно-процессуальной деятельности суда. Кстати, в уголовном судопроизводстве Германии судья обязан показать преступнику, какие ценности защищает закон, какие ценности нарушены, и убедить преступника, что наказание справедливо.
Однако на стадии вынесения судебного решения, в частности обвинительного приговора суда, с новой силой может разгореться конфликт между естественным правом человека и позитивным правом государства. В основе этого конфликта лежит такое понятие, как «справедливость».
На наш взгляд, это еще одна причина конфликта между позитивным правом государства и естественным правом человека. Критерии законности и обоснованности судебного решения прописаны в нормативных актах. Что касается справедливости, то при всем многообразии и противоречиях общественных отношений, их диалектике, отдельные жизненные ситуации, подпадающие под компетенцию уголовного права, и выносимые по ним судебные решения могут иметь неоднозначные оценки (от полного одобрения до полного неприятия) как со стороны осужденных, так и со стороны других лиц.
Таким образом, мы наблюдаем ситуацию, в которой у каждого субъекта уголовного процесса возникает свое понимание справедливости, которое часто не совпадает с ее официальным воплощением в приговоре суда в виде и размере наказания, в дополнительных ограничениях по приговору. Например, суд считает приговор справедливым, прокурор – недостаточно суровым, адвокат – полностью или частично несправедливым, так как у каждого человека – субъекта уголовного процесса – свое понимание справедливости, воспитанное всей его предыдущей жизнью. Двух одинаковых людей, как и двух одинаковых взглядов на справедливость, нет и быть не может, это очевидно. Отсюда и возникает чувство несправедливого осуждения как нарушение естественного права человека, права на справедливое отношение к себе со стороны государства и иных лиц. Примерно такой же точки зрения придерживаются И.В. Упоров и А. М. Меликян. Вот что они пишут в своей книге «Жизнь за колючей проволокой»: «Согласно УК РСФСР 1960 г. максимальный срок лишения свободы не мог превышать 15 лет. По УК РФ 1996 г. лишение свободы на определенный срок составляет 20 лет, по совокупности преступлений он может составлять 25 лет, а по совокупности приговоров – 30 лет. Кроме того, введено пожизненное лишение свободы как альтернатива смертной казни.
Никто не сомневается, что при анализе поведения индивида необходимо акцентировать внимание на особенностях восприятия им такой нравственной категории, как справедливость. Процесс вынесения судом приговора нередко становится «церемонией унижения», неким ритуалом, во время которого «с обвиняемого стаскивают, словно одежду, его прежний облик и надевают на него новый, унизительный».
Безысходность и страх приводят преступника к тому, что он, как бы ни хотел воздержаться от такой самооценки, вряд ли сможет удержаться, чтобы не выработать в себе определенной враждебности к официальной системе. Можем предположить, что в будущем она еще больше усилит его антиобщественное поведение. Степень недовольства, безысходности и страха в значительной мере влияют и на степень агрессивности.
Человек живет в огромном мире социальных потребностей, формирующих его психическую жизнь. Естественно, и справедливость как категория морально-правового сознания является одной из его потребностей. Предполагая, например, соответствие между деянием и воздаянием, преступлением и наказанием, справедливость в значительной мере воспринимается человеком субъективно. Несоответствие в этих соотношениях оценивается им как несправедливость.
Не являются исключением лица, представшие перед нашим судом, осуществляющим, как известно, правосудие не только на основе закона, но и, руководствуясь «своим внутренним убеждением», которое может быть субъективно эмоционально окрашено. Так, уголовное дело при судебном разбирательстве по ст. 131 УК РФ (изнасилование) по-разному может восприниматься и решаться судьей-женщиной и судьей-мужчиной.
С этим можно соглашаться или не соглашаться, но закон принят, и судьи при разбирательстве конкретного дела и назначении срока лишения свободы конкретным людям руководствуются только этим законом, а также своим внутренним убеждением: оно неуловимо, не поддается никаким измерениям, а основывается на собственном жизненном опыте судьи и общепринятых представлениях о справедливости. В практике деятельности одного из судов Кировской области был случай, когда судья за изнасилование по ч. 3 ст. 131 УК РФ назначала срок 8-8,5 лет лишения свободы. После изнасилования ее дочери по той же статье приговоры пошли по 14,5 лет лишения свободы. И в каком случае она была более объективна, а в каком в чистом виде субъективна?
В качестве еще одного примера можно привести случай, когда уволенный в запас из армии молодой парень – бывший солдат – вместе с несовершеннолетним братом украл в деревенском магазине пять бутылок вина, чтобы продолжить вечеринку по поводу своего возвращения со службы домой, и получил за это преступление 5 лет лишения свободы. В это же время и в этом же учреждении содержался осужденный П., изнасиловавший свою малолетнюю дочь и уже после этого совершивший разбой, который был приговорен судом к 8 годам лишения свободы. Оба были осуждены законно, обоснованно и, по мнению сотрудников, несправедливо[18 - Кутякин С. А. Организация криминальной оппозиции в уголовно-исполнительной системе России: монография. – Рязань: Академия права и управления ФСИН России, 2008. С. 57.]!
Сделаем вывод – консенсус по уголовным делам в практике встречается крайне редко. Следовательно, любое решение судьи является в большинстве случаев предметом кассационного обжалования, споров, недовольств. Забегая вперед, отметим одну особенность – получив в большей степени несправедливый приговор, в меньшей степени человек захочет исправляться.
Достаточно часто встречается и то, что правонарушители, совершившие преступления против жизни и здоровья личности, всю ответственность возлагают на потерпевшего, который своими поступками иного не заслуживал, либо считают, что к моменту совершения преступления сложилась ситуация, требующая такого исхода.
Для лиц, совершивших корыстные преступления, существует оправдание «все воруют», «чиновники не обеднеют» и т. д. Многие из осужденных приводят в свое оправдание довод, что воруют все, только одних не ловят из-за их должностных возможностей или из-за бездействия правоохранительных органов.
Таким образом, большая часть осужденных подвергает сомнению юридическую квалификацию содеянного, другие – справедливость назначенного наказания. Наконец, некоторые вообще отрицают социальное право общества привлекать к ответственности за те или иные противоправные действия, ибо оно само способствовало их порождению, так как преступность – явление социальное.
К тому же, субъективно осужденный значительно острее воспринимает не сам факт осуждения, а признание себя преступником. «Клеймо преступника», перенос социальной оценки на всю личность вызывает ее протест, ибо со словом «преступник» в массовом, обыденном сознании, как правило, связывают образ злодея, у которого нет положительных, заслуживающих уважения качеств. Безысходность, невозможность изменить что-либо, страх перед необходимостью в будущем доказывать обратное предопределяют его эмоциональное напряжение.
Затем подобный ход рассуждений приводит осужденного к глубинной мотивации поступков, определяемой примерно так: «Коль скоро я не виноват (или совсем не виноват), то вряд ли есть смысл доказывать это. Необходимо навредить (отомстить) всем». Это мотив, хотя и примитивный. Вызван он не необходимостью мстить, а определенной неудовлетворенностью, злобой, желанием разрядиться, и в целом его следует рассматривать как основу агрессивного поведения. Поэтому индивид ведет себя соответствующе, защищаясь, нападая или приспосабливаясь к таким скрытым или явным проблемам, которые возникают у него в результате реакции общественности на его поступок.
Таким образом, субъективная (переживательная) и поведенческая стороны осужденного еще на этапе судебного разбирательства «заряжаются» на злобу и агрессию[19 - Э. Максимовский. Правители преступного мира. М., Зеленый парус, 1992. С. 60.].
В это время, как правило, индивид содержится в следственном изоляторе, обстановка которого угнетает его настолько, что вытесняет прошлый мир. Как бы ни был разнообразен и насыщен запас воспоминаний, при жестком однообразии он быстро истощается. На воле сотни внешних проявлений дают богатую духовную пищу, не оставляя свободного времени. Однообразие же следственного изолятора предопределяет необходимость борьбы со скукой и заполнение времени жизни.