Солнце, море… дирижабль

Ричард неодобрительно покосился на Мироя:

– Что именно вы поняли, сэр Эрих? Поделитесь, будьте так любезны.

– Я понял, почему язык посла нам одновременно знаком и непонятен! И почему он по-нашему изъясняется так витиевато.

Салех явно разделял скепсис нанимателя:

– Ну понял, ну и ладно. Чего так орать-то? И кстати – а почему?

Мирой уставился на него сияющими глазами.

– Вы когда-нибудь читали оригиналы или факсимиле древнеимперских хроник? Ну, вообще хоть что-то пытались читать на древнеимперском?

Рей уверенно помотал головой, а вот Ричард, напротив, кивнул, хоть и не столь уверенно. Мирой обратился к нему:

– Ну и как, смогли хоть что-то понять?

– И да, и нет, – чуть замявшись, ответил Гринривер. – Меня, конечно, учили древнеимперскому, но в довольно ограниченном объёме. Только чтобы смог понять общий смысл написанного, если без толковника читать. И учитель предупредил, что на этом языке уже более тысячи лет никто не говорит, поэтому даже толком не знают, как он звучал. Читают с применением более-менее современной фонетики, а это в общем-то неверно.

– Вооот! – Мирой торжествующе воздел указующий перст. – Вот! А сейчас перед нами – живой носитель древнеимперского, прошу любить и жаловать!

Все собеседники уставились на посла. Посол явно и недвусмысленно смутился – покраснел лицом и ушами, закашлялся и торопливо отхлебнул из бокала, забыв даже про тост.

Мирой, увлечённый своим открытием, продолжил:

– Конечно, это не чистый древнеимперский. Но уверен: сегодняшний инфарский к нему намного ближе, чем сегодняшний имперский. Потому что он развивался в полной языковой изоляции. А в таких случаях развитие происходит намного медленнее. Кроме того, я допускаю, что именно благодаря изоляции инфарцы смогли уберечь язык от кардинальных перемен.

Посол утвердительно покивал:

– Да-да, весьма прав друг мой в речах своих преразумных! Всемерно Великой Инфарии народ стремился всегда беречь язык свой.

Южный гость сверкнул очами, заглянул в бокал, вскинул его привычным движением… Продолжить не дали. Левая ладонь Салеха надёжно запечатала инфарцу рот, заглушив тост в зародыше.

– Стоп-стоп, сэр Йозеф! Успеем ещё нагрузиться, вся ночь впереди. Давай лучше рассказывай, как вы там выжили-то.

Выживали инфарцы, как выяснилось, в целом неплохо. На островах практически не было коренного населения – так, небольшие разрозненные племена и три колонии южан. Всё это за пару веков имперская диаспора ассимилировала начисто. После чего никаких проблем с электоратом не возникало.

Не было проблем и с животным миром. Ни на одном острове (а их, помимо трёх главных, насчитывалось около полутора сотен) не обнаружилось даже следов континентальной мегафауны. Самые крупные травоядные – два вида тапиров и очаровательный пушистый верблюд ростом с небольшую лошадь. Их успешно одомашнили и разводили как на мясо, шерсть и молоко, так и в качестве упряжных и ездовых животных. Хищники были представлены двумя видами гиен, одним некрупным медведем и одним волком очень своеобразной внешности. Ах, да – ещё три вида кошек, крупнейшую из которых – местную рысь огненно-рыжей масти – колонисты приручили настолько основательно, что она в результате стала если не священным животным, то близко к тому. И даже удостоилась быть помещённой на государственный герб Великой Инфарии.

Учёные довольно быстро выяснили, что все земли этой части мира – образования довольно молодые, и продолжают активно формироваться. На главных островах оказалось немало действующих вулканов, а многие небольшие островки представляли собой цельные вулканические горы. Безжизненные по вполне объективным причинам. Зато недра радовали изобилием рудных месторождений, которые позволили развить богатую промышленность. Угля и нефти долгое время не могли найти вообще, поэтому на отопление жилищ либо пускали всё те же термальные воды, либо валили лес – благо, вот его было много, и в основном местные разновидности дубов и буков, с плотной древесиной, дающей ровный и мощный жар. Большую каменноугольную провинцию обнаружили спустя три сотни лет на той самой южной оконечности Закатного материка, которую тоже отрезал от остального мира Штормовой Пояс. Земли эти оказались абсолютно безлюдными, их включили в состав Инфарии в качестве ещё одной провинции – и объявили колонизацию уже от лица собственной метрополии. Правда, желающих поселиться на Драконьей Голове (так назвали полуостров из-за его формы) оказалось не так и много, уж очень неприветливое местечко. И в части климата, и вообще на вид – невысокие древние горы, перемежающиеся пустынями и саваннами, отвратительно жаркими летом и омерзительно холодными зимой. В общем, полуостров сделали топливно-сырьевой базой да ещё развили там овцеводство – овцам местный климат и растительность нравились куда больше, чем людям.

Сельское хозяйство страны, правда, какое-то время испытывало трудности по причине дефицита земель и нежелания многих культур, привезённых с родины, произрастать на непривычных почвах и в новом климате. Однако и тут учёные не растерялись: что-то удалось приспособить к новым условиям посредством старой доброй селекции, а большинство других «упрямцев» научились выращивать в теплицах. Которые строили в районах термальных источников, приспосабливая оные и для полива, и для обогрева.

Хуже всего пришлось магам. Поначалу-то всё было нормально, но едва замкнулся Штормовой Пояс, как выяснилось, что континуум магического эфира, искажённый в Поясе, южнее его просто исчез. Точнее, он словно изменил знак – привычные заклинания стали ничего не значащим сотрясением воздуха, а новые, сколько их ни пытались изобретать, тоже отказывались работать. Так бы и захирели маги окончательно, если бы одного из них не посетило озарение. Испробовав все мыслимые и немыслимые варианты, он для очистки совести решил изучить верования аборигенов. Благо, их ещё не всех к тому времени окультурили. Выяснилось, что собственную магию туземцы открыли давно. Только они не придумывали заклятия, а просто использовали силу четырёх базовых стихий – огня, воды, воздуха и земли – для материализации чувственных идей. Стихиям приносили жертвы, если хотели что-либо совершить с их помощью, после чего исполняли желаемое с применением сил, высвобождаемых при ритуале жертвоприношения. Некоторые аборигены (их называли «Говорящие-с-духами») умели это делать мысленно, и со стороны подобные действия мало чем отличались от невербальной магии. Причём жертвы стихиям можно было приносить авансом. Скажем, одного верблюда, грубо говоря, хватало на полгода рационального «использования», если не замахиваться на глобальные дела. Масштабные проблемы решали количеством жертв и коллективными усилиями нескольких «говорящих». Любопытно, что до человеческих жертвоприношений дикари как-то не додумались. Возможно, потому, что их и так было немного, а вариантов угробиться естественным путём – хоть отбавляй. А может, просто не доросли до такой замечательной идеи.

Разумеется, такие штуки могли проделывать отнюдь не все туземцы. «Говорящих-с-духами» рождалось немного, и не всякий потенциально годный ребёнок проходил жёсткое сито предварительного отбора. Отбором ведали наставники из опытных «говорящих». Затем они же около двух лет готовили отобранных детей к будущей профессии. Подготовленных посвящали стихиям (каждого – своей, к которой он был предрасположен) посредством долгой и чрезвычайно запутанной церемонии. А затем ещё несколько лет обучали представлять во всех мельчайших деталях любые желания – и транслировать их духам. Разумеется, предварив эту трансляцию соответствующей запросу жертвой. Оценивать масштабы запроса и требуемое количество энергии «говорящие» умели просто-таки ювелирно.

Будущим жителям Великой Инфарии повезло и тут: маг, взявшийся изучать феномен «Говорящих-с-духами» (звали его Джефри Нобелинг), оказался ещё и добросовестным, внимательным исследователем. И, судя по всему, неплохим человеком. Он подружился с троими «говорящими», постепенно набрал массив крайне любопытных данных, наконец, уговорил приятелей на серию экспериментов. И с изумлением выяснил: в мире существует не меньший по объёмам источник силы, чем магический эфир. Видимо, во времена вовсе незапамятные наши предки выбрали именно магию, поскольку она не требовала от своих адептов настолько жёсткого отбора, как управление стихиями. Да-да, Нобелинг выяснил однозначно: «говорящие» ни с какими духами не общались по причине отсутствия таковых. Они просто (ага, это сказать просто, а сделать?!..) аккумулировали в себе энергию жертвы, и с её помощью целенаправленно управляли стихиями. Представляя требуемое и создавая его. Меняя реальность, причём куда тоньше и эффективнее, чем это делали маги.

Нобелинг, конечно, удивлялся, но больше пребывал в расстроенных чувствах. Ещё бы: наверняка ведь забывшие стихийный путь имперцы непригодны стать «говорящими». Аборигены же обречены раствориться в огромной массе колонистов спустя какие-нибудь два-три столетия. Огорчался Джефри привычным любому доброму человеку методом – ударился в запой. И когда посреди этого запоя к нему в дом явился старейший из «говорящих»… Официальной иерархии у них не было, но опыт и мудрость они чтили не меньше, а то и больше имперцев. Старейшего Нобелинг лично не знал, только видел пару раз, и потому решил, что допился до белой горячки. Как и большинство неопытных пьяниц, он не знал, что делирий наступает в процессе отрезвления. Через несколько часов ему предстояло в этом убедиться, а пока маг-учёный мгновенно протрезвел, как стёклышко – до прозрачного звона. Это старик «говорящий», специальностью которого была водная стихия, одним движением брови выгнал алкоголь из организма Джефри. А затем перешёл к делу, с которым явился.

Оказалось, не всё так плохо. Во-первых, пока маг исследовал местных шаманов, означенные шаманы тоже исследовали как его, так и других пришельцев. И достоверно выяснили: большие белые братья тоже могут рождать «говорящих». Во-вторых, он сам, Джефри Нобелинг – отличный кандидат в «говорящие». Да мало что кандидат – ещё и очень редкий тип, универсал, равно способный к управлению любой из четырёх стихий. Ну, а в третьих и главных… Мы тут долго думали – и решили обучать нашему искусству больших белых братьев. Потому что куруа-таноа (так себя называли аборигены) растворяются в пришельцах, и с ними уходит древнее искусство. А этого допустить нельзя. Так что давай-ка, дружок, завязывай бухать и принимайся за труды. На первом этапе мы, «говорящие», поможем, а дальше вы уж сами.

Пройдя через отходняк и наловив достаточно чертей, Нобелинг вернул себе здравый ум и добился аудиенции у губернатора провинции Инфария (так в то время называлась колония, потому что ещё не потеряла надежду воссоединиться с империей). Где выложил всё – и итоги собственного исследования, и то, что ему рассказал Старейший, и возможные перспективы. Губернатор был мужчина государственного ума. Он не стал ни сомневаться в словах Джефри, ни вникать в частности. Он просто спросил: «Сколько?»

И судьба будущей инфарской Академии стихийного управления (АСУ) была решена. А Джефри Нобелинг стал её первым Президентом – и третьим лицом в государстве после губернатора и его заместителя.

Кстати о государственной системе. Более трёх веков Инфария структурно оставалась имперской провинцией. Губернаторский пост был выборным, президентский АСУ – тоже. Однако по истечении третьего века от Изоляции (так называли здесь образование Пояса) накопился букет проблем. Начиная от не слишком пригодной для управления государством армейской командной структуры до необходимости каждый век строить новое хранилище, куда отправлялись все отчёты колониальной администрации о проделанной работе. Да и сама необходимость составлять и хранить кучу бумаг, которые неизвестно когда надо будет вручить неизвестно кому… В общем, на исходе третьего века от Изоляции имперская колония Инфария провозгласила независимость и превратилась в государство Великая Инфария. Единственное и неповторимое – на всю южную часть мира, отсечённую Поясом. Губернатора конвертировали в государя, при этом мудро сохранив выборный принцип назначения. Правда, выбирал не народ в целом, а Генеральный Совет, куда входили наместники провинций, промышленные магнаты – и Стихийные управляющие, как же без них. Кстати, сам Йозеф происходил из семьи управляющих Огнём, прошёл полное посвящение и обучение в АСУ. А до назначения в послы занимал должность провинциала Огня на главном из трёх островов – Юснохе.

Выборный принцип действовал и на нижних ветвях государственной власти. Наместников провинций (их было пять – три главных острова с окрестными мелкими, архипелаг Аванико на востоке и полуостров Драконья Голова на западе), конечно, утверждал государь, но выдвигало кандидатов на эту должность собственно население провинций. Это минимизировало коррупцию, позволяя куда чаще получать эффективных управленцев, чем на прародине, в Срединной империи.

Так в результате столкновения имперских амбиций с природным катаклизмом образовалось единственное в мире демократическое государство. Со своими законами и особенностями, со своим уникальным обществом. Например, всю свою историю Великая Инфария не знала, что такое война. Хотя армия там была, был и мощный флот, основу для которого заложили приснопамятные дредноуты. Но между собой люди не воевали, хватало и других объектов. Поскольку из моря периодически вылезало… всякое. Такое, что даже на «плотах» люди не чувствовали себя в полной безопасности. Вот и приходилось содержать профессиональную армию, которая выполняла функции охраны для жителей побережья и мореплавателей. Впрочем, об этом Йозеф пообещал рассказать как-нибудь в другой раз, а то сейчас в горле пересохло и кушать хочется.

Как посол оказался в Империи? Неужто шторм тысячелетия начал стихать? Нет, что вы, такой же бодрый, как и прежде. Просто инфарские конструкторы создали такую диковинную штуку, как подводные корабли. Ведь каким бы мощным ни был катаклизм Пояса, он всё-таки затрагивал только поверхностные слои океана. На глубине в сотню саженей и более царили тишина и покой. С некоторыми оговорками, конечно, но… Да-да, об этом позже. Идея же погружения под воду давно занимала лучшие конструкторские умы инфарской Академии наук. Первые корабли, способные погружаться в океан и всплывать, были созданы около трёх веков назад. Конечно же, за это время их очень серьёзно доработали и усовершенствовали. Сегодня это мощные аппараты колоссальных размеров, сопоставимых с «плотами», но внешне похожие на дирижабль, только без гондолы. Они выдерживают погружение на глубину до мили и способны пересечь океан из края в край. Топливом служит газойль, двигатели – собственная разработка инженеров Великой Инфарии. Про вооружение рассказывать посол не имеет права, это государственная тайна. Но корабль, на котором он приплыл во главе посольства, сейчас стоит в доке Гермистона, крупнейшего порта Срединной империи. Под усиленной охраной, разумеется.

Поняв, что под водой Штормовой Пояс вполне проходим под водой и не очень широк (порядка трёхсот миль), Инфария решила выйти на мировую арену. И начала с экспедиции в пределы собственной прародины. Конечно, это первый корабль, но не единственный. Если всё пройдёт хорошо (а оно вроде пока идёт неплохо), аналогичные посольства отправятся и в Закатную империю, и в Южный Союз. Ну, а далее – везде, где потребуется.

– За Великую Инфарию! – закончил свою речь посол и снова приложился к стакану.

Аудитория его тем временем вправляла челюсти (Ричард и Эрих) или просто справлялась с удивлением (Роберт и Рей). Первая парочка неплохо разбиралась в политике, им было очевидно: на политической карте мира появился четвёртый игрок. По силам и возможностям вполне соизмеримый с остальными, да к тому же защищённый настолько хорошо, что никакие силовые методы в его отношении попросту не применимы. Демон и Салех политикой особо не интересовались, зато второй прекрасно оценил боевые возможности Инфарии, а первый чертовски заинтересовался самим фактом её существования. Роберт ни с кем не спешил делиться информацией, которая запросто могла разрушить мировое равновесие. Дело в том, что ему – равно как и любому демону, и, на то похоже, что любому богу этого мира – дорога за Штормовой Пояс тоже была заказана. И в адских пустошах, и в небесных эмпиреях эти два тысячелетия также были уверены: южная оконечность мира наглухо заблокирована, и живых там просто нет. А раз нет – то и делать там нечего, и незачем биться лбом в Пояс. Даже если это демонический или божественный лоб. Теперь, получив такое откровение, Старый Роберт не смог его переварить иначе, чем растворив в алкоголе. Чем и занялся с непривычным для учеников и себя энтузиазмом.

Йозеф тем временем поднял очередной тост за свою страну. Мирой его поддержал, опрокинул стопку с ежевичной наливкой, схватил посла за уши, притянул к себе и занюхал.

– Что мой друг есть сделал сейчас? – ошарашенно поинтересовался посол.

– О, это есть наша… тьфу! Это наша традиция! Так выказывают уважение. Так можно сделать только с другом!

– О, своим другом вы считаете меня тоже? – растрогался посол, и кажется, ненадолго перестал пьянеть.

– Такой рыжий человек не может быть плохим! – авторитетно заявил Мирой, подливая собеседнику.

– Многоуважаемый маг, вы чего творите? – интимно, не разжимая губ, да так, что источник голоса не определить, осведомился бывший лейтенант, наблюдая за братанием.

– Рыжие люди – это к удаче! – разрубил воздух рукой Эрих. Он, в противовес Йозефу, косел довольно быстро. – Их нужно держать к себе поближе. И тогда любые начинания пройдут легче.

– Они просто редкие. Это эта… наследственность, во! – Рей напыжился и приобрёл опасно интеллектуальный вид. – У кареглазых и черноволосых людей рождаются черноволосые и кареглазые дети. Даже если они сочетались со светлоглазыми. А у рыжих кровь не сильная. Им надо скрещиваться между собой, тогда и дети будут рыжими. Стоит им смешаться с остальными, и рыжина уходит из потомства. Потому их так мало.

– Мистер Салех, не несите чепухи! – Мирой аж подпрыгнул от возмущения. – Рыжих людей мало, потому что только сердце рыжего человека является ключевым компонентом для зелья Истиной Удачи! Их почти истребили!

– Да? А что там ещё было, в составе-то? Может, рецептик знаете?

Салех наклонился к магу, но смотрел при этом на посла. Взглядом человека, у которого была доля в алхимическом производстве.

Посол в ответ лишь недоумённо вскинул брови – и снова возгласил тост за свою родину.

Мирой на просьбу о рецепте отрицательно помотал головой, и Рей не стал развивать нездоровый интерес по адресу инфарского посланника. Зато к нему, в свою очередь, наклонился Ричард. И зашептал еле слышно:

– Мистер Салех, я понимаю, что высказывался довольно неодобрительно о вашем увлечении психологией… Но, может, скажете, что с нашим знакомым? Не могу понять, почему он себя так странно ведёт?