Времени прошло уже немало; я покидал камешки в воду, прошелся туда-сюда и окончательно соскучился. Наконец, направившись на свет костра и остановившись, безопасности для, за толстым стволом, я шепотом позвал:
– Эй, леди, позволительно ли к вам присоединиться?
Нет ответа. Наверное, все еще сушатся. А не исключено, что не слышат за треском костра. Ну, и что с того? Совесть все же надо иметь, или как?… Мне тоже, между прочим, холодно и скучно.
И вообще, день был тяжелый, имею же я право не напрягаться и не орать во все горло? Не слышат – значит, сами виноваты. Кроме того, если честно, никто, осмеливающийся именовать себя мужчиной, не имеет права упустить столь редкую возможность.
Успокоив, таким образом, совесть, я осторожно выглянул, щурясь в слепящий оранжевый свет. Жаль, что я не художник, потому что словами передать все великолепие открывшейся мне сцены было поистине невозможно.
Отсветы костра ласкали блестящие от пота тела жриц импровизированного лесного храма, с упоением оглаживая соблазнительные изгибы и выпуклости. Девушки целомудренно не стали снимать белье, хотя причина, надо думать, была в том, что легкий шелк нижних частей хмм… композиций уже высох, а обращенные к огню бюстгальтеры и так прекрасно испаряли влагу, курясь легким паром. Хм, может быть, они еще и стесняются? Право же, напрасно, совершенно напрасно. Впрочем, я не был в обиде, поскольку белье было самого высшего сорта, а столь широкому модельному диапазону позавидовала бы даже витрина Мюра и Мерилиза на главном столичном променаде. И дело было не столько в роскоши, сколько в различном социальном, ах, да! – и профессиональном, конечно же, – положении носительниц… и невольных манекенщиц. Не поймите превратно, я не простаивал часами перед той витриной. Просто, пробегая мимо, иной раз бросал оценивающий взгляд. В конце концов, полезно же быть в курсе достижений современной текстильной промышленности, не так ли?
«Отмазывайся, отмазывайся», – вдруг неожиданно напомнил о себе внутренний голос. Черт, а я уж думал, он угомонился навсегда. Теперь придется оправдываться…
Однако все пошло не так. Голос звучал едко, по обыкновению, но в нем отчего-то слышалась некая торжественность.
«Как я погляжу, с нашего прошлого разговора ты не стал ни умнее, ни раскованнее. К чему это лицемерие?»
– Какое лицемерие?
«То самое, что мешает тебе откровенно наслаждаться дивной картиной».
– Ну, не могу сказать, что совсем уже не получаю удовольствия…
«…Но одновременно терзаешься чувством вины? Ах, как это мило, как социологически добропорядочно! Какое закоснелое пуританство!»
– Смейся, смейся. Особым пуританством я не страдаю, сам знаешь, но… как бы это сказать… подглядывать все же нехорошо.
«Кто говорит о подглядывании? Сие есть любование, тонкое наслаждение естественной красотой природы. Да, природы во всех ее дивных проявлениях! Разве может считать себя мужчиной жалкая, ничтожная личность, которая не осмеливается воздать должное женской красоте?! Разве что импотент или педик – к которым ты, надеюсь, себя не относишь».
– Боже упаси.
«Вот именно. Я понимаю еще, если бы там переодевались какие-нибудь уродливые коровы, но твои спутницы – все красотки, как на подбор!.. Вообще, отвернуться в такой момент было бы поистине невежливо, если не сказать – оскорбительно по отношению к ним. Такое было бы доказательством лишь того, что ты не ценишь их ни во что, равнодушен к прекрасному и вообще некуртуазен».
– Второе и третье как-нибудь переживу, но с первым не согласен. Нечего возводить напраслину. Я их очень даже ценю… да и равнодушным тут остаться трудновато, если честно.
«Во-о-о-от! Слышу голос не мальчика, но мужа. И ни к чему лицемерно тупить взор – он должен быть острым, все замечающим, аналитичным. Даже, не побоюсь этого слова – критическим!»
– Критическим?
«Конечно. Каждая из девушек – индивидуальность. Красота каждой многогранна, и ее оценка требует научного, критического подхода. Ты же, в конце концов, не легкомысленный возрожденческий художник, собравший обнаженных натурщиц, чтобы сляпать очередное пасторально-пейзанское полотно с амурчиками и пастушками. Молодой ученый должен не только воспринимать общий эстетический посыл, но понимать, что именно он видит, оценивать и сравнивать. Благо, материал для сравнения у нас замечательный».
– Сравнивать? Хм-м… сравнивать. Но по каким параметрам?
«Начать, как мне кажется, следует со степени новизны – простой, но действенный совет. Дарю».
– Степень новизны, что и говорить, высокая. Не говоря, естественно, об Алиске. Что на нее смотреть, что там сравнивать? С ней-то мы еще с детского сада вместе плескались в ванне… и занимались сравнительной детской анатомией.
«О, да ты не безнадежен, скромный друг мой».
– Как будто ты не в курсе. Да и после детского сада – все эти наши летние купания на Бивер-крик… рыжая только и делала, что выпендривалась, натягивая новые купальники. Правда, кроме купальников, там и смотреть-то не на что. Тощая и плоская, как доска. Двух лет не прошло с тех пор, как появились хоть какие-то пупырышки.
«Ага, – проницательно заметил внутренний голос, – Но такая точность наблюдений доказывает, что ты не так уж обходил ее вниманием, как хочешь показать».
– Ну… не совсем обходил, – признал я. – Но она все равно, как мальчишка.
«Нет-нет-нет, ты не прав. Многие бы не согласились с твоей недооценкой очаровательных маленьких грудок».
– М-м-м… где это я слышал такое выражение?
«Не бери в голову. Но продолжим. Теперь белье. Я бы сказал, что невинные розовые трусики и лифчик, украшением коих служат лишь скромные бантики, не вполне ей идут. Не полностью отражают ее сущность».
– «Сучность», скорее. Да, если бы меня попросили сформировать для нее сценический образ, я бы, пожалуй… нарядил ее в красное. Рыжая ведь, логично?
«Так-так, ход твоих мыслей мне нравится. Безусловно! Алиса поскромничала, наряжаясь на бал, но ее острый язычок и взрывной характер заслуживают более энергичного оформления… да, конечно! Рискованная комбинация алого шелка и туфель на высоком остром каблуке поднимут ее на новый уровень. Ладно, с Алисой Саффолк, безо всякого сомнения попадающей в категорию подруги детства, все более-менее ясно. Кто следующая»?
– После Алиски степень новизны у всех остальных одинаковая, так что придется искать новый критерий.
«Тогда, безусловно, по степени значимости следует перейти к ее высочеству Грегорике Тюдор. Вряд ли найдется какой-то параметр, по которому царственная наследница династии хоть на малую долю отступит от высшего совершенства»!
– Тебе бы в придворные спичрайтеры записаться, подхалимствовать перед сильными мира сего. Впрочем, она действительно очень красивая.
«А какая осанка… какие изгибы!..»
– Что и говорить, в отличие от Алисы, принцессу не примешь за мальчишку.
«Еще бы! Изящная, тонкая и стройная, но при том очень женственная фигура. Занятия балетом, безусловно, пошли ей на пользу, а отсутствие фанатизма в этом деле – спасли наследницу от того, чтобы превратиться в плоскую, узкобедрую, сухую и широкоплечую вешалку, каковых немало среди профессиональных балерин».
– Слушай, ей всего девятнадцать лет, какой смысл сравнивать ее со старлетками из Императорского театра, несущими печать своей нелегкой профессии? Природа щедро одарила девушку, которая не пренебрегала тренировками как тела, так и ума – вот тебе и секрет гармонии.
«Ты прав, мой объективный друг. Хотя это прозвучало слишком строго и научно. Знаю-знаю, ты не склонен к восхищенным рукоплесканиям, ахам и охам, но не запирайся – настоящую красоту ты действительно ценишь. Скажи, отчего это вдруг повлажнели глаза? Дым костра сюда не долетает, не надо!..»
Торопливо вытерев сыроватым еще рукавом не ко времени набухшие ресницы – Да с чего бы это, в самом деле?!.. – я сердито пробурчал в ответ:
– Не буду я ничего говорить. Совсем не каждое слово, что крутится на языке, стоит озвучивать.
«Понимаю. И понимаю гораздо лучше, чем тебе кажется. В нашем благовоспитанном мире настоящее совершенство так редко, так уникально, что перед ним не просто хочется склониться с восхищением и трепетом – страшно повредить ему любым грубым движением, сглазить неловким словом, правда?»
– Ну… конечно, да.
«Тогда мы обсудим ее высочество исключительно по секрету. А чтобы подчеркнуть, что мы ничуть не льстим принцессе, и не превозносим ее исключительно из подхалимства или чрезмерного трепета перед императорским происхождением… включим в общую картину ее великолепную боевую горничную!»
– Должен признать, неплохая мысль.
«Ты обратил внимание, как они похожи? Конечно, Брунгильда чуть повыше, но общие пропорции мне видятся практически идентичными. Поистине знаковое совпадение! Суровая телохранительница развивала свое притягательное тело не танцами, а фехтованием, рукопашным боем и стрельбой, но – обрати внимание! – не превратилась в вульгарную бабищу-рестлершу со сломанным носом, вроде тех, что мутузят друг друга на потеху толпы в низкопробных гладиаториумах».
– Но костяшки у нее вполне набиты. Характерные мозоли налицо. Да и возраст – она ведь едва ли намного старше принцессы. Если вообще не ровесница.
«Это лишь добавляет остроты, щекочет нервы – как и бритвенно-холодный взгляд! Валькирия, конечно, вся погружена в служение принцессе, подчеркнуто стирая и нивелируя свой собственный образ, но ведь естественная грация никуда не делась… ах, ты только посмотри! Никогда бы не подумал, что в кобуре прекрасно помещается и расческа!..»