ФБР. Правдивая история

Но американское правительство теперь с большей степенью вероятности было готово рухнуть под весом своей собственной коррупции. Министерство юстиции и Бюро расследований были в его прогнившей сердцевине.

«Тайная полиция»

Ружейный выстрел в гостиничном люксе, в котором жил министр юстиции, ознаменовал начало конца. На заре 30 мая 1923 года Джесс Смит – правая рука и сосед по комнате Догерти – прострелил ему голову в «Уордман-Парт-отеле». Их сосед снизу – Уильям Дж. Бернс, директор Бюро расследований, – помчался наверх и увидел картину преступления, но не мог удержать этот случай в тайне.

Через три недели президент Хардинг уехал из Вашингтона в длительный летний отпуск, отправившись через всю страну к тихоокеанскому побережью, а далее – в круиз к Аляске. Министр торговли Герберт Гувер был на борту корабля, когда он отплыл из Паджет-Саунда 4 июля. Президент Хардинг позвал его в свою каюту. Гувер записал эту беседу в своих мемуарах.

«Если бы вы узнали о громком скандале в нашей администрации, – спросил Хардинг, – стали бы вы ради блага страны и партии разоблачать его публично или скрыли бы его?»[105 - Рассел. Тень цветущей рощи. С. 582.] Он дал ясно понять, что этот скандал произошел в министерстве юстиции. «Сделайте его достоянием гласности», – ответил Гувер. Президент сказал, что это будет «политически опасно», и «резко прекратил разговор», когда Гувер спросил, не Догерти ли его виновник.

Сердце Хардинга остановилось четыре недели спустя, 2 августа 1923 года, в «Палас-отеле» в Сан-Франциско. Он умер в 57 лет. Его преемником стал честный Кэлвин Кулидж, бывший губернатор штата Массачусетс, репутация которого зиждилась на том, что он остановил забастовку бостонской полиции. Кулидж был холодным и непреклонным человеком, но у него имелись нравственные нормы. Они были ему нужны: имидж президента упал до самой низкой отметки со времен окончания Гражданской войны.

Разложение, которое охватило правительство Соединенных Штатов, медленно начало проявляться, как обломки после наводнения. Сенаторы Уолш и Уилер расследовали самые громкие скандалы, хотя Догерти и Бернс изо всех сил старались помешать им. Они послали по крайней мере трех агентов Бюро в Монтату, чтобы сфабриковать дело против сенаторов. Агенты состряпали ложное обвинение Уилера во взяточничестве; предъявление обвинения в суде было явной липой, основанной на лжесвидетельстве. Присяжные быстро его оправдали.

Правда в конечном счете вышла наружу. Администрацией Хардинга сверху донизу руководили люди, которые поклонялись деньгам и бизнесу, презирали правительство и закон и вводили американский народ в заблуждение. Министр внутренних дел Альберт Фолл взял около 300 тысяч долларов в виде взяток от нефтяных компаний; в обмен он позволил им подключиться к стратегическим запасам нефти военно-морского флота в Элк-Хиллз (Калифорния) и Типот-Доуме (Вайоминг). Министерству юстиции стало известно о скандале, но оно отменило расследование. Были и еще случаи: руководитель недавно созданного Бюро ветеранов Чарльз Форбс – приятель Хардинга по игре в покер – положил себе в карман миллионы «откатов» от подрядных организаций. Чиновник министерства юстиции Томас Миллер клал в банк деньги, полученные в виде взяток от корпораций, пытаясь освободить конфискованные активы, а годы спустя улики показали, что министр юстиции Догерти получил в виде взяток по крайней мере 40 тысяч долларов.

Когда сенатор Уилер объявил, что он и его коллеги стали объектами слежки со стороны агентов Бюро, политическое негодование было очень резким, и общественность разделяла его. 1 марта 1924 года сенат принял решение провести расследование в министерстве юстиции. Джон Х. У. Крим – начальник криминального отдела – был добровольным свидетелем. Он собирался уйти в отставку после восемнадцати лет работы в министерстве, включая работу в Бюро. Его совет сенату был прямым: «Избавьтесь от этого Бюро расследований в том виде, в котором оно существует»[106 - Показания Крима, «Расследование достопочтенного Гарри М. Догерти», сенат США, 68-й созыв, 1-я сессия, т. 3, с. 257.].

Сенаторы вызвали Догерти повесткой в суд и потребовали внутреннюю документацию Бюро. Догерти проигнорировал это требование, и это стало для него гибельным. Потребовались несколько недель давления, но 28 марта президент Кулидж объявил, что министр юстиции уходит в отставку. Догерти в конечном счете был обвинен в обмане, но он избежал тюрьмы после того, как два суда присяжных зашли в тупик. Он спасся от признания себя виновным благодаря положениям Пятой поправки к конституции об отказе от дачи невыгодных для себя показаний.

Президент Кулидж назвал нового министра юстиции: им стал Харлан Фиске Стоун, долгое время проработавший деканом юридического факультета Колумбийского университета, оплот юридической науки и друг Кулиджа со времен учебы в колледже. Стоун не был либералом по своим убеждениям, но безоговорочно поддерживал гражданские свободы. Он целенаправленно критиковал облавы на «красных» в 1920 году. Он убедил сенат провести расследование арестов и депортаций радикалов как нарушения закона и Конституции.

Стоун был приведен к присяге 8 апреля 1924 года и следующий месяц провел в коридорах министерства юстиции, разговаривая с людьми и делая заметки. Эти заметки показывают, что, как он обнаружил, в Бюро расследований «весьма дурно пахнет… много людей с дурным послужным списком… многие признаны виновными в преступлениях… эта организация попирает законы… многие виды деятельности не имеют опоры в федеральных законах… действия агентов часто жестоки и крайне деспотичны»[107 - В кн.: Мейсон А. Т. Харлан Стоун: оплот закона / Harlan Fiske Stone: Pillar of the Law. Нью-Йорк: Viking, 1956. С. 147–149.].

9 мая Стоун уволил Уильяма Дж. Бернса с поста директора Бюро расследований. Затем он выпустил публичное заявление, которое сильно звучит и по сей день:

«Тайная полицейская организация может стать угрозой свободной форме правления и свободным общественным институтам, потому что она несет с собой возможность злоупотреблений властью, которые не всегда быстро осознаются или понимаются. Огромное расширение федерального законодательства, как гражданского, так и уголовного, сделало Бюро расследований необходимым инструментом принудительного применения закона. Но важно, чтобы его деятельность была строго ограничена исполнением тех функций, ради которых оно было создано, и чтобы его агенты сами не оказывались над законом или вне его досягаемости.

В сферу интересов Бюро расследований попадают не политические или иные мнения отдельных людей, а их поведение – только такое, которое запрещено законами Соединенных Штатов. Когда полицейская организация выходит за эти рамки, она становится опасной для надлежащего отправления правосудия и для свободы людей, что должно быть нашей главной заботой. В этих рамках она точно должна наводить ужас на нарушителя закона».

10 мая Харлан Фиске Стоун вызвал к себе Дж. Эдгара Гувера – второго по рангу руководителя, попирающего законы Бюро. Гуверу на тот момент оставалось семь месяцев до исполнения 30 лет. Его волосы были гладко зачесаны назад, толстая шея упиралась в тесный воротничок рубашки. Гувер смотрел вверх на Стоуна, который возвышался над ним, имея рост 6 футов 4 дюйма. Стоун смотрел на него вниз – стальной взгляд под густыми седыми бровями. Он сказал Гуверу, что тот находится под судом.

По словам Стоуна, до поры до времени Гувер будет работать на временной основе в качестве исполняющего обязанности директора Бюро расследований. Гувер должен был отчитываться непосредственно перед Стоуном. И правила игры должны были измениться.

Бюро будет расследовать только нарушения федерального закона. Продажных политических деятелей и шантажистов следовало немедленно уволить. Больше никаких полночных вторжений на Капитолий. Больше никаких шпионских игр. Никаких массовых арестов. Бюро больше не будет инструментом политической войны. Оно выходит из шпионского бизнеса.

Гувер ответил: «Да, сэр».

Стоун дал ясно понять свои условия и сделал их достоянием гласности. Он не торопится, сказал Стоун прессе. Он испытывает Гувера. Он хочет, чтобы этой работой занимался правильный человек. И пока он не найдет такого человека, сам будет руководить Бюро.

Харлан Фиске Стоун оставался в должности девять месяцев, пока не получил повышение в Верховный суд. Гувер продержался сорок восемь лет.

Глава 7. «Они никогда не переставали следить за нами»

Сохранение Бюро и его возрождение в качестве тайной разведывательной службы зависели от политической хитрости Гувера, его выдержки, железной воли. Со временем он стал этим институтом власти. Бюро выдержало все политические бури до конца его жизни. Гувер никогда не терял веры в то, что судьба страны зависит от него и его работы. И он никогда не отводил взгляда от своих врагов.

Пока Гувер находился на испытательном сроке как исполняющий обязанности директора Бюро, министр юстиции Стоун получил предупреждение от дружески расположенного знакомого Роджера Болдуина – руководителя Американского союза гражданских свобод (ACLU). Болдуин был американским аристократом, который проследил свои корни на триста лет назад до «Мейфлауэра». Бюро собирало сведения о нем на предмет политических диверсий и заключило в тюрьму за сопротивление призыву на воинскую службу в Первую мировую войну. Сам ACLU был создан в 1920 году, главным образом для защиты конституционных прав людей, преследуемых по законам о шпионаже и подстрекательстве к мятежу.

Болдуин убедил Стоуна изучить новый доклад ACLU «Общенациональная шпионская сеть с центром в министерстве юстиции», в котором Бюро обвинялось в подслушивании телефонных разговоров, вскрытии почтовой корреспонденции, тайном наблюдении, незаконных проникновениях в помещения, занесении в черный список политиков и шпионаже за законопослушными организациями и отдельными гражданами. Согласно докладу ACLU, Бюро превратилось в «тайную организацию, носящую политический характер». В нем отмечалось, что собранные Гувером досье являются топливом для машины шпионажа – отдела общей разведки и его предшественника – отдела по борьбе с радикалами и движущей силой шпионской деятельности Бюро с 1919 года.

Стоун прочел этот доклад с огромным интересом. В нем было описано точно такое поведение, которое Гувер отрицал. Стоун вручил доклад Гуверу и спросил его, что тот о нем думает.

Будущее Гувера зависело от того, насколько горячо он будет опровергать написанное на семи страницах. Он утверждал, что Бюро расследовало только дела «ультрарадикальных»[108 - Гувер – Стоуну, 31 июля 1924 г., досье ФБР, Американский союз защиты гражданских свобод.] людей и групп, которые нарушали федеральные законы. Многие, если не большинство, были «обвинены в деятельности, враждебной нашим общественным институтам и правительству». Работа Бюро начиная с 1919 года была «абсолютно правильной и законной». Бюро никогда не подслушивало ничьих телефонных разговоров и не проникало незаконным образом ни в какие помещения. «У Бюро существуют очень жесткие правила по вопросам такого рода», – написал он. ACLU со своей стороны «последовательно и постоянно выступает… на стороне коммунистических элементов», считая гражданскую свободу разрешением на преступление. Неделю спустя, 7 августа 1924 года, Гувер, Болдуин и Стоун имели беседу в министерстве юстиции. В основном говорил Гувер, как он это обычно делал, когда разбирательство могло повлечь за собой неприятности. Он утверждал, как это делал всю свою жизнь, что не был добровольным участником облав на «красных». Он уверял Болдуина, что времена политического шпионажа закончились. Сказал, что отдел общей разведки будет закрыт – хотя он сохранит все его досье, если только конгресс не распорядится сжечь их, – и Бюро будет заниматься исключительно расследованием нарушений федерального закона. Гувер отрекся от своего собственного прошлого. Он был очень убедителен. «Я думаю, мы ошибались»[109 - В кн.: Они не переставали следить за нами: Беседа Роджера Болдуина с Аланом Ф. Вестином // Civil Liberties Review 4 (ноябрь/декабрь 1977). С. 25.], – написал Болдуин Стоуну несколько дней спустя. Он сказал журналистам, что Гувер – подходящий человек для этой работы. Гувер ответил изящным благодарственным письмом. Его цель, написал он, «покидать свой кабинет каждый день со знанием того, что я никаким образом не нарушил права граждан этой страны»[110 - Там же].

ФБР сохранило за собой право проникать в ACLU посредством этих обменов любезностями в последующие месяцы и годы. Осенью 1924 года Бюро содержало шпиона в исполнительном комитете ACLU, похищало протоколы его заседаний в Лос-Анджелесе и вело учет источников его финансирования. Через семь недель после своей сердечной встречи с Болдуином Гувер уже принимал новые и подробные отчеты о юридической стратегии руководства ACLU. Количество его досье росло и уже включало досье на руководителей союза и его видных сторонников, среди которых была одна из самых известных в мире женщин – глухая и слепая Хелен Келлер. Ее досье стало одним из тысяч ему подобных, связанных с уникальной историей американского движения за гражданские права, отслеженной ФБР.

«Мы не знали о том, как ФБР Гувера следило за нами, – сказал Болдуин полвека спустя. – Они никогда не переставали следить за нами»[111 - Там же.].

И Гувер не упразднил отдел общей разведки. На бумаге этот отдел исчез. Но источник его жизненной силы – досье – остались. Чтобы сохранить их в тайне, Гувер создал совершенно новую регистрационную систему под названием «официальный – конфиденциальный». Эти документы находились под его контролем. Теоретически централизованная документация Бюро принадлежала министерству юстиции. Она была уязвима к обнаружению в судах или для повесток о явке в суд, посланных конгрессом. Папки «официальные – конфиденциальные», введенные Гувером, были его, и лишь его одного. На протяжении пятидесяти лет они оставались его неприкосновенным тайным запасом. Его способность шпионить за людьми, ведущими подрывную деятельность, зависела от секретности, а не гласности. Конфиденциальные досье были гораздо лучше, чем кричащие заголовки. Несмотря на опасность обнаружения, Гувер и Бюро вели наблюдение за американскими коммунистами.

«Следить за тем, чтобы секретность была соблюдена»

Министр юстиции Стоун велел Гуверу придерживаться закона. Он не раз спрашивал Гувера, по каким федеральным законам коммунизм является нелегальным. Таких законов не было. «Деятельность коммунистов и других ультрарадикалов до нынешнего времени не представляла собой нарушение федеральных законов, – написал Гувер 18 октября 1924 года. – Следовательно, министерство юстиции теоретически не имеет права расследовать такую деятельность»[112 - Гувер – Доновану, 18 октября 1924 г., ФБР. Гувер дал ответ своему непосредственному начальнику – недавно назначенному руководителю отдела криминальных расследований министерства юстиции Уильяму Дж. Доновану, которому суждено было стать во главе американской разведки во время Второй мировой войны и крестным отцом ЦРУ.].

Бюро расследований не имело полномочий вести политическую войну. Закон о шпионаже времен Первой мировой войны потерял силу теперь, когда война закончилась. Оставшийся федеральный закон о подстрекательстве к мятежу времен Гражданской войны требовал доказательства плана использовать насилие с целью свержения правительства. Ни разу Бюро не смогло представить удовлетворительные доказательства суду, что американские коммунисты строили заговор с такой целью. Даже еще более старый закон – закон Логана от 1790 года – запрещал американским гражданам вступать в отношения с представителями иностранного государства с целью враждебного заговора. Коммунисты в Соединенных Штатах явно имели связи с Москвой. Но конгресс так и не проголосовал за то, чтобы удостоить Советский Союз дипломатического признания – он не был страной с точки зрения американского закона, – так что закон Логана не работал. У Гувера не было закона, который надо было приводить в исполнение. Он ограничил свои полномочия рамками антикоммунизма.

Тем не менее он удовлетворил требования министра юстиции. 10 декабря 1924 года Стоун сказал, что тот прошел испытательный срок. Гувер стал директором Бюро расследований.

Замечательно, что в ту же неделю Гувер нашел юридическую базу для ведения тайной разведки против американских «левых». Она была скрыта в законопроекте восьмилетней давности, санкционировавшем бюджет министерства юстиции. В 1916 году администрация Вильсона, бдительно следившая за иностранными дипломатами, ведущими шпионскую деятельность, начала использовать агентов Бюро с целью прослушивания разговоров в посольстве Германии. Администрация потихоньку внесла строку в бюджет министерства юстиции, предоставляя Бюро полномочия расследовать «официальные вопросы под руководством министерства юстиции и Госдепартамента»[113 - Закон, вступивший в силу в 1916 г., гласит, что «министр юстиции может назначать должностных лиц… чтобы выявлять и преследовать по закону за преступления против Соединенных Штатов [и] вести другие следственные действия в отношении официальных вопросов под контролем министерства юстиции и Государственного департамента по распоряжению министра юстиции». Почти шестьдесят лет спустя министр юстиции президента Форда Эдвард Х. Леви засвидетельствовал, что этот закон не мог выдержать внимательной проверки: «Нельзя сказать, что установленная законом основа деятельности Бюро полностью удовлетворительна».]. Этот законопроект стал законом, и его положения остались. Когда сенат проводил слушания по вопросу о признании Советской России в 1924 году, госсекретарь Чарльз Эванс Хьюз попросил Гувера подготовить доклад о влиянии Москвы на американских коммунистов. Гувер ответил почти пятьюстами страницами, подробно изложив свою веру в то, что советский коммунизм стремится проникнуть во все стороны американской жизни.

Он утверждал, что продолжающиеся дипломатические и политические разногласия дали ему разрешение на сбор информации о коммунистах в Соединенных Штатах. Гувер сделал эту часть предложения основой работы своей тайной разведывательной службы.

Харлан Фиске Стоун теперь поднялся по служебной лестнице в Верховный суд, где служил до конца жизни, закончив карьеру председателем Верховного суда. Он наблюдал за Гувером, и новый директор знал это. С этой целью Гувер следовал указам Стоуна. Ему приходилось избегать малейшего намека на нарушение закона, если он хотел поднять Бюро заново из руин, доставшихся ему в наследство. «Это Бюро не может позволить себе оказаться замешанным в публичный скандал, – написал Гувер в «личном и конфиденциальном» сообщении, посланном всем особым агентам в мае 1925 года. – Я лишь стараюсь защитить Бюро расследований от внешней критики и дурной славы»[114 - В кн.: Уайтхед. История ФБР: Доклад народу / The FBI Story: A Report to the People. Нью-Йорк: Random House, 1956. С. 71.].

Он уволил махинаторов и некомпетентных людей, сократив число своих подчиненных настолько, что у него осталось меньше трехсот достойных доверия особых агентов. Он запретил распивать спиртные напитки на работе и в нерабочее время. Со временем он ввел единообразные формы отчетов о преступлениях, построил современную криминальную лабораторию, учебную академию и собрал архив отпечатков пальцев. А в течение следующих десяти лет его шпионские операции были невелики по масштабу и узконаправленны.

Риск быть пойманным на шпионаже за американцами был велик. Гувер подвергал себя ему. Риск не заниматься слежкой казался еще больше. На протяжении второй половины 1920-х годов Гувер и Бюро следили за работой американских коммунистов с помощью платных осведомителей – перебежчиков (отступников), полицейских детективов и чиновников Госдепа.

Гувер собирал сведения о национальном движении, чтобы в 1927 году остановить казнь итальянских анархистов Сакко и Ванцетти. Их осуждение на смерть рассматривалось либералами по всей стране как тайный сговор, и главный среди них был старый заклятый враг Гувера Феликс Франкфуртер, который бился с Гувером лицом к лицу во время депортаций на Олений остров. Он проинструктировал своих агентов «быть полностью в курсе» того, что происходит в местных комитетах по защите Сакко и Ванцетти, и «уведомлять меня», но «следить, чтобы вся секретность была соблюдена»[115 - Гувер – специальным агентам на местах, 6 августа 1927 г., ФБР / Закон о праве граждан на доступ к информации.]. Гувер всегда подозревал, что именно итальянские анархисты осуществили теракты в 1920 году, которые были нацелены на руководителей США и залили кровью Уолл-стрит. Но он никогда не мог доказать этого; эти дела навсегда остались незаконченными.

Гувер вел слежку за Уильямом З. Фостером – многолетним кандидатом в президенты от коммунистической партии, любимым организатором американского рабочего класса у Коминтерна и главой партийной Лиги профсоюзов образования. В досье ФБР от 1927 года, подробно описывающих тайные заседания лидеров коммунистической партии в Чикаго и Нью-Йорке, сообщалось о решимости «красных» удвоить численность и внедриться в ряды Американской федерации труда. Гувер сказал своим самым доверенным лицам в Госдепартаменте США, что коммунисты полностью контролируют «членство во всех нью-йоркских профсоюзах»[116 - Уильямс Д. Они не переставали следить за нами: политический сыск ФБР, 1924–1936 / «They Never Stopped Watching Us»: FBI Political Surveillance, 1924–1936 // Калифорнийский университет в Лос-Анджелесе. Исторический журнал. 1981. № 2.] и строят заговор «с целью захвата исполнительной власти профсоюзов в этой стране». Он был в полной готовности, когда Фостер и его сподвижники отправились в Москву в мае 1929 года. Он отметил, когда Сталин прямо обратился к американской делегации, и продолжал вести это досье, которое было у него под рукой, до конца своих дней.

«Недалеко тот миг, когда революционный перелом произойдет и в Америке, – сказал Сталин. – Все усилия и все средства должны быть использованы для подготовки этого, товарищи».

Перелом наступил быстро. Он начался с обвала Уолл-стрит в ноябре 1929 года, мощно развивался вместе с Великой депрессией и длился до Второй мировой войны.

Глава 8. Красные флаги

«Американские рабочие считают Советский Союз своей страной, это так? – спросил конгрессмен Гамильтон Фиш из Нью-Йорка лидера американских коммунистов Уильяма З. Фостера. – Они считают советский флаг своим флагом?»[117 - Комитет палаты представителей по расследованию деятельности коммунистов, расследование коммунистической пропаганды, 71-й созыв, 2-я сессия (1930), с. 348.]

«У американских рабочих, – ответил Фостер, – есть только один флаг, и он красный».

Разорение, вызванное Великой депрессией, дало коммунистическому движению опору. Около 8 миллионов человек потеряли работу в 1930 году. Обанкротились тысячи банков. Остановилась четверть производственных линий страны. Президент Герберт Гувер, казалось, не хотел или был не способен действовать. Конгресс почти ничего не сделал для оказания помощи. Коммунистическая партия Соединенных Штатов, несмотря на ужасные внутренние распри, начала оказывать значительную поддержку профсоюзам и потерявшим работу рабочим.

Конгресс ответил первым официальным расследованием деятельности американских коммунистов в 1930 году. Комитет по расследованию деятельности коммунистов палаты представителей разыграл длинный спектакль, но безуспешно. Люди, занимавшиеся расследованием от конгресса, с самого начала получали поддельные документы, ложные улики и подставных свидетелей.

Дж. Эдгар Гувер пытался держаться на расстоянии от публичного крестового похода, возглавляемого конгрессменом Фишем – вздорным республиканцем, который представлял родной округ Франклина Д. Рузвельта в штате Нью-Йорк. Но он все же согласился дать показания комитету по расследованию и поделился некоторыми из своих объемных папок, заведенных на американских радикалов. Гувер выступил с целенаправленным предостережением относительно силы коммунистической пропаганды, которую он назвал новым инструментом в вооруженном конфликте между рабочими и хозяевами, в классовой борьбе, которая могла угрожать шатким основам американского капитализма.

Но он сказал, что Бюро не может вести наступление на американских коммунистов до тех пор, пока конгресс снова не запретит революционные речи. Он хотел, чтобы согласно федеральным законам коммунизм сам по себе стал преступлением.