Нагрянет буря, и спокойствие истает,
Твоя душа куда-то улетает.
И в этой бездне запросто можно пропасть,
Всей тяжестью ляжет на твои плечи.
Она не станет потихонечку кусать,
Она тебя проглотит – не заметит.
И ты летишь, ты постоянно в своих мыслях,
Порой, не замечая времени.
Ведёшь себя с ней как какой-нибудь мальчишка,
А после размышляешь о тяжёлом бремени.
И даже падая, пытаешься помочь,
Спасти от участи такого же летяги.
И он взлетит, он воспылает вновь,
Ну а тебе взлететь не хватит тяги.
Но теплится надежда на душе,
Нам суждено всем падать и взлетать.
И даже в пропасти, на дне,
Мы можем ярче солнца засиять.
БРЕМЯ ОДИНОКОГО ПОЭТА
Как странник, заблудившийся в пустыне,
Как зрячий, что не видит света в темноте.
Одной тобою я пленён отныне,
Я потерялся в безграничной пустоте.
Я как палач, приговоривший многих,
Сам неохотно голову кладу на пень.
В каких бы не терялся оборотах слова строгих,
Я ими восхваляю твою тень.
Я не борец за жизнь, не праведник послушный,
Твоей я не достоин даже тени.
Я эгоист безвольный, малодушный,
Которого, в душе своей, не впустишь даже в сени.
И сколько б не старался быть иначе,
Какой бы не пылал в моей душе азарт.
Свою попытку я впустую не растрачу,
На той дорожке больше нет пути назад.
Как долго я сидел в своём забвении,
Как долго строчки не срывались с моих уст.
Я снова растекаюсь в этом сказачном умении,
А впереди лишь пропасть, друг мой. Я боюсь.
И этот стих оставлю без конца,
За нас его допишет только время.
Наступит день, решимостью заменится тоска,
Тогда буду готов нести я свое бремя.
***
Все жаждут мартовских котов,
Весёлых птичьих трелий.
Избавиться от шуб и сапогов,
И прокатиться на качелях.
Все ждут весну, благоухание цветов,
Когда распустятся осина, клён, берёза.