Утро на соседней улице. Истории необыкновенных путешествий

В ближайшие годы тысячи людей предпочтут компьютерную вселенную обычному существованию, в силу ее привлекательности. Для Ани это решение обещает быть сложным: красивый, сверкающий мир или обычный серый и рутинный? Может все-таки воспользоваться открывшейся возможностью?

С одной стороны, идея грандиозная, стоит рассмотреть ее всерьез. С другой стороны, можно ли вообще решиться на такую радикальную перемену? Если бы Ане было нечего терять, то сделать выбор было бы проще. Но ведь есть вещи, которые она любит в своей реальной жизни, есть люди, которыми она дорожит. Может, это не идеальная жизнь, но все же сносная и вполне приличная. А как все будет складываться там, в этом волшебном мире, неизвестно. Может, на деле все окажется не так уж и идеально. Стоит ли рисковать всем, что имеешь ради этого воздушного замка, ради сияющего призрака? Кажется, что у нее все не настолько плохо, чтобы бросаться в подобную авантюру и столь отчаянно искать лучшей доли. А может, Аня просто трусиха? Жила же как-то и как-то проживет. И не так уж плоха эта жизнь, если ее немного больше ценить и относиться к некоторым вещам несколько проще.

Скоро эти мысли об игре поблекнут и все войдет в привычное русло.

Аня действительно жила как прежде, за исключением того, что теперь ранним утром она часто сидела в сквере у дома и что-нибудь рисовала. То ли это были дворовые пейзажи, то ли люди с их несовершенной жизнью, а, может, она даже замахнулась на что-то значительное? Но что-то она там рисовала и часто по дороге в сквер заходила в булочную своей тети, некогда известного в нашем городке инженера-электрика.

Одним днем

Альфред всегда просыпался в хорошем настроении, и от этого ему казалось, что все люди вокруг тоже встречают утро в добром расположении духа. Лежа в кровати, он чувствовал себя отдохнувшим и готовым к свершениям нового дня. Вот только некоторая тяжесть ощущалась в мышцах, и Альфред еще не понимал, что она означает.

Сквозь большое окно прямо из кровати можно было наблюдать едва забрезживший над городом рассвет. Вид на жилые кварталы с высоты двенадцатого этажа открывался впечатляющий, а утренний воздух был таким чистым, что взор не встречал никаких преград до самого горизонта, скользя по степному простору далеко за пределы городских улиц. Видимо, именно для того, чтобы обеспечить эту вдохновляющую картину, на окне не было штор. Не то, чтобы они были открыты или что-то в этом роде, – их не было совсем. Только теперь Альфред обратил внимание на довольно спартанскую обстановку в комнате. Мебель была старенькая, хотя ухоженная. Комплект состоял из двуспальной кровати, на которой Альфред был один, большого шкафа и письменного стола с книжными полками. Стол и подоконник рядом с ним были завалены книгами, блокнотами, всякой мелочью, вроде батареек и ручек, и разными мобильными гаджетами. По стенам были развешаны киноафиши, копии агитационных плакатов советского времени и карты мира, Европы и Южной Америки. На карте мира была приклеена какая-то записка. К кровати взамен ночного столика была приставлена табуретка, на которой стояла бутылка воды и лежала толстая книга, заложенная карандашом. На перекладинах табуретки висели теплые носки. «Очень функционально» – подумал Альфред. Рядом с кроватью стоял также стул, плотно заваленный вещами. По углам комнаты валялись сумки, рюкзаки и коробки. С первого взгляда помещение выдавало довольно беспечное отношение хозяина к своему жилищу, но при этом было светлым и чистым. Альфред отметил последний факт не без удовольствия. Порядок и чистоту он с некоторых времен стал ценить особенно сильно.

Все эти наблюдения Альфред сделал практически моментально, едва открыв глаза, и теперь его переполняло желание немедленно подняться с постели – душа и тело рвались на подвиги. Он откинул одеяло и немедленно оказался на ногах. Но решительный порыв к действию остановила сильная тупая боль в правом колене. Едва наш герой ее осознал и обратил внимание на это неуместное обстоятельство, как левая нога тоже отозвалась острой болью в пятке и неприятным стягивающим ощущением в районе ахиллесова сухожилия. Теперь только Альфред понял, что все его тело болит и ноет. Помимо ног отличились также поясница, шея и правый локоть. Рука едва сгибалась. Похоже, вчера с ним что-то случилось. В голове мельтешили пока неясные воспоминания: цветастные картинки, образы людей, запахи деревьев и дороги, фейерверк разнообразных чувств. Альфред еще не мог разобрать всего, но воспоминания явно носили героический характер. Даже пока не находя повод для гордости, он знал, что этот повод есть. Есть какая-то причина быть довольным собой и это приносило облегчение. Случилось что-то хорошее. Речь без сомнения шла о достижении или подвиге. Так всегда бывает. Возможно, позже он будет знать чуть больше.

Что ж, стало быть, сегодня никаких физических нагрузок, придется отложить прогулки по городу и походы в горы, можно заняться чем-то интересным дома. Может добрести с книгой до кафе или парка или сходить в кино. Благо книг вокруг было много. Альфред для начала проковылял на кухню. В коридоре обратил внимание на велосипед и лыжи. В квартире была еще одна просторная комната, исполнявшая роль гостиной. Он раздобыл стакан воды и теперь стоял на широкой веранде, вдыхая утренний воздух. Было немного прохладно и свежо. День обещал быть хорошим.

В зале на столе были небрежно брошены стартовый номер «234» и медаль с надписью «42 км 195 м». Стало быть, у нас утро после марафона. Забавно то, что марафон Альфред бегал, но вот день после марафона у него был впервые. «Надо пить больше воды и хорошо питаться», – вспомнил он. И прогулка тоже пойдет на пользу – желательно растянуть мышцы, тогда они быстрее восстановятся. Холодильник, однако же, был совершенно пуст. «Наверняка ты думал только о завтраке перед марафоном, но не после него» – вспомнил Альфред распространённую ошибку юных бегунов. И, чувствуя, что заслужил награду, пусть даже заслужил не он, а тот, другой, решил позавтракать в кофейне: побаловать, так сказать, и себя и того другого. Ему так и не было известно, где проводит такие дни так называемый Другой и помнит ли он потом произошедшее. Альфреду хотелось бы, чтобы тот помнил. Ему казалось, что отведенные себе дни он проводит с пользой и удовольствием и Другим они тоже должны нравиться. Ну и что, что два дня назад в прорыве нахлынувшего азарта он, например, просадил все деньги в покер, а на прошлой неделе разбил чей-то спорткар, едва не угробив и себя, – но все же, и этого нельзя не признать, произошедшее принесло много эмоций, было захватывающе интересно и, без сомнения, послужит основной для хороших баек. Альфред терпеть не мог пресные жизни. О да, он принес много ярких воспоминаний Другим, и надеялся, что они тоже разделили все его впечатления.

На улице дышала прохладой молодая весна. Альфред шел по тенистой аллее, надеясь найти какой-нибудь кафетерий с летней террасой, уже открытый в такое ранее время. Под мышкой у него был Джек Лондон, а в наушниках звучало что-то из кантри. Какой сегодня день недели? Марафон часто бывает по воскресеньям, стало быть, возможно, день сегодня будничный, рабочий. Но что уж поделать, душа просит отдыха.

Кафетерий нашелся не скоро и неизвестно, когда будет следующий, так что выбирать не приходилось. Летник был уютный, но расположен близко к дороге. Благо машин пока совсем мало. Альфред любил подниматься на рассвете и всегда находил это хорошей и полезной привычкой по многим причинам. «Завтрак по-деревенски» включал омлет, бекон, жареные грибы, корнишоны, запечённый картофель и зерновой хлеб, и Альфред вдруг почувствовал сильнейший голод. С едой он справился быстро и теперь пил кофе, погрузившись в трущобы Ист-Энда. За «Людей Бездны» этот непостоянный читатель взялся, наверное, уже полгода назад. Несколько месяцев роман никак не попадался ему на глаза, а теперь именно эту книгу он неожиданно обнаружил прямо на прикроватной табуретке. Каковы были шансы? Все-таки интересно складывается вся эта странная жизнь.

Провести за чтением весь день было заманчиво, но все же очень тянуло на экспедицию по неизведанным территориям. Альфред не был уверен, что бывал здесь раньше. Кажется, это Россия, или какая-то из постсоветских стран. Все города этого региона очень похожи между собой, они как дети разных матерей, но одного отца. В кофейне говорили по-русски, но мелькали азиатские лица. Он любил иногда озадачить прохожего фразой типа «Простите, а какой это город? А в какой стране он находится?», но пока людей на улице практически не было. К тому же очень скоро гость города увидел электронное табло «Гид по Алматы» – быстрое разоблачение его разочаровало. «Ведь даже не успел насладиться пребыванием в неизвестности», – с сарказмом заметил он. «Гид» давал исчерпывающую информацию о местонахождении вновь прибывшего и пунктах интереса в городе, прилагая подробную интерактивную карту. Вот и повод для постмарафонской прогулки. В Алматы Альфред не был, и, честно говоря, не сильно сюда стремился, но раз уж представился случай, надо брать все.

Кажется, все же был выходной, и даже вроде праздник. Наверное, был март. Какие у нас праздники в марте? Международный женский день уже прошел, что тогда? К обеду на улицах было множество беспечно слоняющихся людей всех возрастов. «Даже прогул не получился» – почему-то подосадовал Альфред. Он поднялся на канатной дороге на гору, чтобы полюбоваться видом со смотровой площадки, сходился в центральный парк и зашел в какой-то старый православный храм, также считавшийся местной достопримечательностью. В Национальном музее он, похоже, был единственным посетителем. Проделанной работы было вполне достаточно, чтобы составить впечатление о городе и на знаменитый, как его уверили, алматинский горнолыжный курорт путешественник уже не поехал. От чего-то очень захотелось выпить пива, но не темного, какое бы предпочел обычно Альфред, а скорее сидра.

Этот факт про сидр был достаточно интересен. Альфред часто задумывался о том, кому принадлежат на самом деле все эти мысли и желания? Ему, Альфреду, или тому Другому? Если позволите, то кто именно хочет сидр? Когда мы будем исходить из существования некой души в человеке, то кочующее от тела к телу сознание Альфреда волне можно обозвать чем-то в этом роде. Но ведь тело со своими потребностями и привычками, и, самое главное, физический мозг все еще принадлежали Другому. В этом мозгу собраны нейронные связи, отвечающие за жизненный опыт, со всеми вытекающими из него желаниями, страстями, идеями и озарениями. Многие мысли и желания – всего лишь плод химических процессов, происходящих в теле и в голове. Так же, как Альфред чувствует боль в ноге или жажду, что, очевидно, вызвано сигналами чужого тела, он, вполне возможно, попадает под влияние и других процессов, происходящих во вверенной ему оболочке. И если с физическими желаниями еще более или менее понятно, даже с сидром можно строить предположения, то как быть, скажем, с желанием поиграть в гольф или более того, с мыслью, допустим, о месте человека во вселенной? Откуда приходят эти идеи, вопросы, образы и рассуждения? Все же из мозга физического или из бесплодного сознания Альфреда? Первое было бы легко объяснить, а второе? Но если все мысли не его, не Альфреда, то, не имея еще и тела, он совсем ничего собой не представляет, не так ли? Стало быть, Альфред ни чем не является? Он не более, чем временный дурман и недолгое помешательство Другого. Эти ужасные вопросы преследовали Альфреда постоянно. Он старался пересечь их поток, едва они снова проникали в его сознание. Ответа не было, и это ужасно раздражало. Было время, когда Альфред тратил месяцы на библиотеки и Интернет, на разговоры с учеными, психологами и священнослужителями. Он находился в поисках ответов на свои вопросы, пытался понять, что с ним происходит, и как долго будет продолжаться? Но так и не найдя никакой нити к разгадке, Альфред решил просто наслаждаться тем, что ему отведено и брать то, что ему предлагают. Чье бы ни было это желание, прямо сейчас Альфреду хотелось бы выпить сидра, и это могло подарить ему вполне определенное удовлетворение и даже счастье – разве этого мало? Возможно, даже тот Другой станет скоро немного счастливее. «Поскольку все за, вперед, в бар! А где он?» – и маршрут каким-то туманом, каким-то неясным ощущением всплыл в голове сам собой. Ну, что ж, давайте доверимся тому, кто знает этот город лучше.

***

– Вы ведь понимаете, что эти люди грабят страну? В данном случае они совершенно наглым образом присваивают наши пенсионные деньги, – незнакомец говорил тяжело, медленно, но с горячностью. Сказывалось сильное опьянение. Альфред смотрел на кривые желтые зубы своего собеседника и пытался понять, как он завяз в разговоре с этим толстым неприятным человеком.

– Вы ведь понимаете? – незнакомец как будто ждал ответа, так что Альфред решительно сообщил, что понимает. Он хотел было встать и уйти, но тут же спасовал. Было неудобно. Нужно найти предлог. Всему виной была потрясающе красивая девушка, милая маленькая брюнетка, которую Альфред заприметил, едва войдя в бар. Он влился в шумную компанию, дабы инициировать с ней контакт и знакомство. Но вся компания теперь как-то разбрелась по сторонам, и Альфред остался наедине с этим странным незнакомцем, который, однако, видел в нем ценного собеседника. Девушка вроде как собиралась на танцпол, но наш охотник теперь никак не мог найти ее взглядом. Провал, без сомнения. Теперь он имел дело с незнакомцем, который мешал ему наслаждаться чудесным сидром – последним утешением вечера. Нужен предлог. Альфред разом осушил едва початый стакан.

– Пойду на бар, возьму еще, – сказал он и, не дослушав новый важный тезис про произвол правительства, посчитал себя вправе удалиться из-за стола. Уходить еще не хотелось, но и возвращаться к новому знакомому тоже. Так что Альфред, взяв новую кружку сидра, остался сидеть за баром, и втайне надеялся остаться тут незамеченным. Обилие народа этому благоволило.

Спустя некоторое время конспиратор почувствовал мягкие женские руки на своей спине.

– Отчего вы нас покинули? – это была она. Все, кажется, складывалось лучше, чем ожидал Альфред. Похоже, он успел вызвать интерес, и его нечаянное отступление заставило ее этот интерес проявить. «Подсекай», – промелькнуло в голове.

– Я тут просто, я …, – пробубнил в ответ Альфред и выругался про себя. Не успел сориентироваться, что уж.

Через пару часов он вылез из машины на парковке перед пабом в невероятно счастливом расположении духа. Все сложилось идеально, и девушка… ах, просто не описать… невероятная!

При том образе жизни, который приходилось вести Альфреду, на долгие ухаживания не было времени. Приходилось действовать решительно, с напором, практически сразу обнаруживать свои намерения и проявлять несгибаемую настойчивость. Это срабатывало на удивление часто. Неудач, конечно, было много, но каждая победа оправдывала все поражения. Альфред все же записал номер девушки и спрятал его в карман – для Другого. «Не забудь позвонить ей, недотепа. Попробуй сам такую вытащить», – наставлял он.

– Дружище! – как будто кто-то звал Альфреда. Он обернулся и тут же получил хук справа. Осматривался лежа на земле. Четыре человека. Одно лицо, несмотря на темноту, показалось знакомым. Да, без сомнения, у них случилась перепалка в пабе и этот коротышка грозился ему навалять. Альфред совсем было про него позабыл.

Ловелас чувствовал себя в драке неуверенно. Иногда спасали рефлексы Другого, но как правило он был бит, и часто довольно сильно. Просыпаться после драки и вкушать последствия героизма ему тоже доводилось. Особенно памятен был день, проведенный в больнице Нюрнберга. Все лицо походило на свекольный борщ, сломанный нос вправляли через ноздрю каким-то прибором, – боль непередаваемая. Не смотря на легкую степень опьянения, Альфред быстро оценил свои шансы и припомнил достижения в беге. Он рванул прямо из положения лежа, едва нападавшие двинулись в его сторону. Ноги стали болеть даже меньше, и как будто благодарили за такую вечернюю разминку. Пробежал кварталов пять – даже дыхание не сбилось. Только потом обернулся назад. Никого. Ночные улицы были совершенно пусты.

Глаз болел, лишь бы не выбили. Да и поражение было очень обидным. «Негодяи, – ругался Альфред, – испортили день». Нет, нельзя так думать. Настроение портит не неприятность, а последующие мысли о ней. Надо забыть об этом, сменить волну. Стоит, вдыхает полной грудью ароматы ночи, пытается расслабиться. Еще немного и позитивный настрой начинает помогать. Да, вот так. Даже уже смешно. Уже стал думать о произошедшем как о новом приключении. «Отличное завершение потрясающего дня», – честно радовался Альфред и смеялся. Чувство облегчения накрыло его, и глаз наверняка в порядке. Может, только фингал будет. Хороший шрам был бы лучше, но фингал сойдет быстрее.

***

Альфред проснулся в невероятно уютной постели. Приятная мягкая сонливость все еще одолевала его, и было так хорошо, что вставать не хотелось совершенно. Вместо этого его прижимало к подушке и накрывало одеялом непреодолимое желание поваляться подольше. За пределами кровати было прохладно, что-то сквозило, а тут внутри тепло, укромно – идеальное сочетание. И настроение! Настроение не просто хорошее, а с признаками счастья. Как будто что-то самое лучшее в жизни происходило с тобой этой ночью, как будто мечты уже сбылись, как будто жизнь в это утро удалась и мир прекрасен. И можно просто лежать, отдыхать, радоваться этому мягкому одеялу, воздушному матрасу и свежей наволочке. Может быть, еще хоть часик понежиться и подремать? А лучше вовсе остаться в этой кровати навсегда.

Это непременно был только один день и не более того. И новый день только что начался, так что надо преодолеть это приятное, доставляющее столько удовольствия, состояние и встать, идти, что-то делать. Покинуть столь добрую к тебе кровать, отвергнуть ее искреннюю заботу, отказать ее белому совершенству. Но зачем? Кому это надо? Что это за причина, которая может поднять человека от такого сна? Вырвать его из крепких дружеских объятий любящего Морфея? И тут причина открылась. Альфреду очень захотелось в туалет. Должно быть, свою роль сыграл и проклятый сквозняк, который задевал под одеялом пятки. Еще минут десять ему удавалось отстоять свое право остаться в этой кровати навечно, и даже, кажется, на пару минут он сумел задремать, но непреодолимая нужда одержала верх. Обиженный, он поднялся и отправился искать нужную дверь, нацепив мягкие белые тапочки как последнюю надежду пронести уют и мягкость с собой еще хоть какое-то время. После он намеревался было снова вернуться в кровать, но это уже было совсем не то. Он понимал, что чувство счастья ушло, в голове появлялись ясность и заботы, свидетельствующие о полном пробуждении, желудок начинал урчать, тело наполнялось энергией и требовало деятельного участия в чем-нибудь.

На столе нашлась банка с молотым кофе, и Альфред, все еще не смирившись до конца с неизбежным, вздыхая, поставил турку на огонь. Рядом в небольшой кастрюле варилась каша. Пока можно чуть осмотреться. Квартира была однокомнатной, маленькой, но все было чисто, обставлено приличной мебелью и со вкусом. «Крепкий средний класс» – определил Альфред. Но личных вещей на полках почти не было. Пара книг да несколько картинок. Люди, живущие на съемных квартирах и имеющие опыт частых переездов, нередко приходят к такому минималистическому обустройству. А, может, он и вовсе был в гостях.

Кофе он предпочел выпить стоя на балконе в толстом мягком халате. Утренние теплые лучи мягко ласкали лицо. Даже беглый взгляд на окрестности позволил распознать обветшалые улицы Рима. Здесь Альфред бывал неоднократно. Новых открытий посещение города не таило, а беспечные прогулки по паркам и пастериям и в первый раз не принесли так уж много радости. Надо чем-то себя занять и как-то достойно провести так замечательно начавшийся день. «На работу что ли сходить? – вдруг подумал Альфред. – С такой скудной обстановкой дома, человек, должно быть, дорожит своей службой. К тому же это довольно интересное проведение досуга, разве нет? Многим людям, вероятно, было бы в жизни очень скучно, если бы они не были постоянно заняты делом. Работа – это новый опыт, общение с людьми. Главное, чтобы не стройка и не камерный оркестр, где можно напортачить. А так было бы интересно заняться новой профессией». Озабоченный этими размышлениями взломщик чужих жизней без труда отыскал в шкафу костюм и голубую рубашку.

На работу шел пешком. Это должно было быть недалеко. Шел, как будто гулял, – вразвалочку, ступая лениво. Должно быть, в обычное время человек ходит по этому маршруту, озадаченный рабочими мыслями и занятый планированием своего расписания. Впереди трудная насыщенная неделя, много хлопот, забот и важных дел. Альфред, в свою очередь, шел на работу с пустой светлой головой и даже сам завидовал своей легкости и приятному покою в душе. Груз ответственности не давил на его плечи, а хлопоты не занимали чистый поток его сознания.

Похоже, это банк или что-то в таком роде. Альфред миновал охрану, поднялся на нужный этаж в лифте, заполненном молчаливыми людьми, легко обнаружил свой рабочий стол. Этот предмет офисного интерьера был завален бумагами и папками, и не содержал никаких личных вещей. «Мелкий серый зануда», – подумал Альфред. Он был в одном кабинете с еще шестью людьми. Все сидели молча, уткнувшись в мониторы час за часом. Только на кухне по соседству у бойлера с водой иногда возникали разговоры вполголоса. Альфред обратил внимание на единственную в кабинете девушку – загорелую молодую блондинку, она сидела за столом также безвылазно, как и все, и только иногда посматривала в окно. Однодневный Ромео никак не мог найти возможность с ней заговорить, не разрушив офисную идиллию.

Альфред сидел перед монитором, но понятия не имел, что нужно делать. Внутренний голос подсказывал ему открывать папки и файлы и что-то считать. Но инструкции были слишком неконкретными и не позволяли ровно ничего сделать. «Лучше бы на стройку – подумалось Альфреду – или улицу подмести. А то и в оркестр: на трубе подудеть».

«Что заставляет людей любить работу?» – размышлял он от безделья. Разумеется, тех людей, которые ее любят. Точнее, вопрос, который его занимал в эту минуту, можно было сформулировать так: можно ли любить такую работу, как эта? Как-то часто приходилось любовь в работе видеть у представителей творческих профессий, таких, как художник-иллюстратор или фотограф. Они творят и получают удовольствие от созидания. Если только им не ограничивают свободу творчества, что иногда случается у наемных креативных сотрудников. Но есть люди, Альфред их даже встречал, которые любят и все вот такое счетоводство. Но почему? Может быть тоже за эффект созидания? Только здесь он выглядит иначе. Людям нравится достигать результата. Когда они решают сложную проблему, завершают проект, выполняют задание – они видят итог, нечто сделанное, и это тоже сотворение чего-то, хоть оно и не ощущается тактильно. Люди гораздо больше получают вдохновения от работы, когда видят плоды своих трудов. В тоже время те, кто выполняют только часть чего-то и не видят общей картины, должны быть гораздо более разочарованы в своей деятельности. Так ли все это? Проверить было сложно, нужно больше примеров. Но гипотеза выглядит стройной. Хотя все еще остается возможность в правоте тех, кто говорит, что просто надо заниматься тем, что тебе близко, и что тебе нравится. Но неужели кому-то органически может нравиться подметать улицы или целый день вносить цифры в таблицы? Значит, есть виды работы, которые просто нельзя любить. И то, что множество людей принуждены такой работой заниматься без природной склонности, было очень прискорбно.

Альфред всматривался в напряженные лица и пытался угадать за ними чувства и внутреннее состояние. Но видел он либо усталость от постоянного решения проблем либо твердость в стремлении их решить, но столь же безрадостную. А чаще и вовсе спокойное безразличие. Л. Толстой считал некоторые виды трудовой деятельности лишь нравственно анестезирующим средством, вроде табака или алкоголя, позволяющим людям забываться и не думать о прочих сторонах своей жизни (по его мнению, порочных). Опять же, возвращаясь к тому, что некоторым людям просто нечего больше делать, кроме как работать. А их склонности настолько не ясны им самим, что им до некоторой степени все равно, чем заниматься. Некоторые хотят петь, другие рисовать, а третье чего-то вроде петь или рисовать, но точно не понятно чего и поэтому пока можно посчитать цифры. Но опять же и здесь надо отдать должное индивидам, которые от природы имеют математические склонности. Однако речь в целом о тех, кто так и не понял, в чем его склонность. Альфред однажды встретил человека, который бросил работу в офисе, поскольку всегда мечтал стать писателем. Едва, однако же, взявшись за роман, он осознал, что и писателем быть вовсе не хотел, не интересно ему это. Просто этот клерк восхищался некоторыми мастерами пера и хотел бы на них походить, но писать все же не хотел. Пришлось вернуться в офис до выяснения истинных потребностей души.

«Однако же к чему это я?» – поймал себя Альфред на пустом занятии философствования. Открыв пару новостных сайтов, он убедился в том, что и здесь ничем себя занять нельзя. Перемещаясь географически, наш путешественник перемещался также и во времени, хоть и в узких пределах – обычно в отрезке, не превышающем года. Вот и сейчас Альфред, кажется, оказался за четыре месяца до вчерашней ночевки. Иногда интересно было почитать новости, познакомиться с мыслями и прогнозами людей, и оказаться в гуще событий, когда знаешь, что будет дальше и чем все кончится. Иной раз было просто удивительно, насколько люди не видят и не понимают грядущих значительных перемен. И как легко они находят объяснения этим большим событиям после, словно с самого начала именно такое развитие ситуации и было единственно ожидаемым и возможным.

Но в этот раз и в этот период истории не происходило ровно ничего интересного. И вообще, похоже, приближался перерыв, если не время ланча. Альфред понял это по некоторому облегчению, которое пронеслось по комнате. Костюмы стали позволять себе громкие реплики и вздохи, человек напротив заложил руки за голову и откинулся на спинку кресла, другой даже встал и бесстрашно разминал спину. Девушки не было. Альфред вдруг припомнил, что, кажется, она вышла из кабинета пару минут назад. Должно быть, пошла на кухню. В любом случае надо срочно бросать это сиденье в конуре и безвкусный кондиционированный воздух.

Через полчаса он уже сидел в поезде, который несся в Остию – на море. Еще был шанс застать и солнце, и теплую воду. И даже хорошо, что трата времени в офисе позволила миновать слишком жаркий полдень. Анита сидела рядом, смеялась и была полна света и жизни, которые еще час назад там в запертой комнате едва в ней угадывались. Неожиданный побег вдохновлял девушку еще больше, чем Альфреда. Энергия в ее теле била ключом и проявлялась в через чур активной смешливости и непоседливости. Даже удивительно, как легко офисному саботажнику удалось вытащить эту миловидную особу из кабинета. Должно быть, девушка втайне тоже мечтала о побеге, наблюдая из окна за проходящим мимо чудесным солнечным днем.

***

Альфред просыпался каждый день новым человеком. Но это были люди схожего возраста и конституции. Он, скажем, никогда не оказывался в теле старика или женщины. Иногда ему очень хотелось выяснить, есть ли другие такие люди, как он? Он описывал свою историю в интернете, в блогах, на всех языках в мире. В такие моменты его питала надежда, что кто-то, обретя столь необычный и таинственный дар как у него, отправится за ответами туда, где все ищут подсказки в первую очередь. Именно так поступил и сам Альфред в свое время, но столкнулся с редким случаем полного непонимания со стороны глобальной информационной паутины. Может ли быть где-то девушка, которая ведет столь же переменчивую жизнь? Может быть, Альфред даже встречал ее. Вот это была бы парочка. Но все его сообщения, отправленные в космос, возвращались оттуда без ответа.

На этот раз у Альфреда очень болела голова, а в горле ощущался отвратительный кислый привкус. Тело ныло, явно от длительных лишений и неправильного обращения. «Бывают дни, когда жалеешь, что проснулся», – подумал Альфред и в очередной раз подивился тому, как кто-то может довести себя до такого отчаянного состояния разложения.

Он попытался повернуться на бок и увидел, что рядом с ним лежит отвратительной внешности толстая женщина. Альфред едва не вскочил от испуга. Если бы он не был в таком разбитом состоянии, он бы наверняка вскочил и убежал. Вместо этого он лег на спину и перевел взгляд на потолок. Немного придя в себя, мученик осторожно поднялся и покинул комнату.

От него пахло немытым телом, а квартира была хоть и прибрана, но в очень скверном состоянии. «Как же так вообще можно жить?» – задыхался Альфред. Он залез в желтую ванную, кое-как помылся и чем-то почистил зубы. С трудом удалось найти чистую одежду: какую-то потянутую футболку и спортивные штаны с начёсом. Голова трещала по всем швам. Нечего было и думать о завтраке в таких антисанитарных условиях. Да и в холодильнике были только кетчуп и майонез. Пришлось обойтись стаканом воды и скорее бежать прочь.

На улице было хорошо. Помятое красное лицо обдувал ветерок и даже голова начинала успокаиваться. Альфред дошел до какого-то парка и сел на лавочке, где-то в его глубине, подальше от прохожих, которые по какой-то неведомой причине не выпускали чужеродный элемент из центра своего внимания, едва завидев этот элемент поблизости.

Альфред просто сидел там и смотрел на реку. Шелестела листва, выясняли отношения птицы. Солнце струилось сквозь ветви золотыми нитями. Ужас пережитого утра сменялся легкостью и покоем. Умиротворение с трудом пробивало себе путь в его больную голову. «От этого дня уже будет достаточно просидеть без движения в таком вот чудном месте», – убеждал себя Альфред, ибо что-то сделать, предпринять любою попытку к активному отдыху он не мог совершенно, не имея решительно никаких физических сил и финансовых ресурсов.

Однако становилось жарко. И пребывание на открытом воздухе, особенно в штанах с начёсом, доставляло все больше неудобств. «В реке, что ли, искупаться?» – подумалось Альфреду. Он огляделся и, не предвидя угроз более значительных, чем случайный укоризненный взгляд заблудившейся в этой гуще мамаши с ребенком или смущения конспирирующихся студентов, немедленно привел план в исполнение. Удивительное везенье – оказаться здесь. Вода была ледяной, а солнце пекло сверху огнем. Сегодняшняя грубая кожа Альфреда покрылась мурашками от этого перепада температур. Тело наполнялось жизнью, а душа! Душа набирала высоту для полета. Альфред теперь лежал мокрый на траве и даже мурлыкал какую-то песенку про лето.

На удивление захотелось физической активности. Кажется, у сторожки на входе в парк болтался старый велосипед. «Можно бы одолжить да прокатиться». Эта идея сразу захватила только что исцелившегося от смертельного недуга пациента и он решительно тронулся в путь босиком, держа в руках сильно поношенные и плохо пахнувшие кроссовки. Сторож немало удивился такой просьбе и поначалу неуверенно отослал в прокат велосипедов. Но, еще раз окинув собеседника испытывающим взглядом, вошел в положение и признался, что велосипед, должно быть, стоит тут под навесом со времен гражданской войны, так что если босяк желает, то может не только прокатиться, но и вовсе оставить велосипед себе, лишь бы он его не бросил где-то в парке в качестве металлолома.

Альфред покрутил педали, прислушиваясь к скрипу, оценил кривизну колес, и спросил масло и пару инструментов. За пару часов он, казалось, разобрал велосипед до винтика и собрал его вновь. Омолодившийся жеребец выехал из под своего навеса тихо и беззвучно, едва шурша резиной по мягкой траве, словно готовился к победоносному забегу. Он гордо блестел на солнце, и лишь потертости и царапины выдавали в нем житейский опыт. Сторож во все время ремонта не отходил ни на шаг от места действия. Он взирал с неподдельным интересом на ловкие уверенные движения бродяги, и кое-кто из близких ему людей, хорошо знавшихся скупую мимику старика, мог бы даже разглядеть на этом морщинистом и выцветшем лице признаки восхищения. «Там в прокат ты все же зайди, – сказал старик напоследок, провожая новоиспеченного велосипедиста. – Покажи им. Они порадуются». Старик, как это свойственно иногда старым людям, в этот момент проникся неподдельной заботой о молодом гибнущем таланте.