– Пошли, иначе Мел сейчас ворвется прямо сюда.
Ной хихикает и открывает передо мной дверь.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Энтони
Заглушив двигатель, я расслабляюсь в кресле и прибавляю музыку. Городская библиотека представляет собой двухэтажное небольшое здание в самом центре города. Здесь же находится архив, в котором мама периодически засиживается допоздна. Я до сих пор не понимаю, что может быть в архиве, чего нет в интернете. Мне кажется, это невозможно. Но скорее всего я не прав. Моей маме лучше знать.
Дверца с пассажирской стороны открывается, и вместе с февральским холодом в машине оказывается мама.
– Привет, милый. – Она целует меня в щеку.
– Привет. – Я провожу ладонью по щеке. – Мам, помада.
Она смеется и трет перчаткой мою щеку.
– Иногда мне хочется, чтобы ты снова был маленький.
Заведя мотор, я выезжаю на главную улицу.
– Иногда мне тоже этого хочется, – тихо говорю я и чувствую на себе пристальный взгляд.
– Ты в порядке, Энтони?
Наверняка, она все еще помнит мою вспышку в гараже.
– Да, конечно, – улыбнувшись, отвечаю я. – Почему ты спрашиваешь?
Мама смотрит перед собой на лобовое стекло.
– Я за тебя волнуюсь. Ты в последнее время сам не свой.
Я усмехаюсь, бросив на нее быстрый взгляд.
– Все хорошо. Мы, кажется, говорили о петле времени.
Мама хмурится, глядя на меня. Я всегда перевожу тему, когда не хочу о чем-то говорить. Да все так делают.
– Мы точно не говорили о петле времени, – сложив руки на сумке, говорит она.
– Ты говорила, что хочешь, чтобы я снова был маленький. Теоритически никаких запретов на путешествие в прошлое нет.
Мама обреченно вздыхает, опустив голову. Ее рыжая копна падает на лоб.
– Энтони.
Я смеюсь, глядя на дорогу.
– Серьезно. Это возможно на основе общей теории относительности Эйнштейна, которая описывает гравитацию как искривления пространства и времени по энергии и материи.
– Стивен Хокинг подтвердил свою давнюю гипотезу, – говорит мама. – Путешествия во времени невозможны.
– Но он мог и ошибаться! – с энтузиазмом спорю я. – Чрезвычайное мощное гравитационное поле, образованное, допустим, вращающейся черной дырой, может деформировать материю так, что пространство будет искривлено наизнанку. Это создало бы замкнутую времениподобную кривую – цикл, который фактически будет являться путешествием во времени.
– Хокинг и многие физики считают замкнутую времениподобную кривую абсурдной.
– Да, да, – фыркаю я. – Потому что путешествия во времени любого микроскопического объекта создают парадоксы, которые ломают причинно-следственную связь. А ты разве не помнишь «парадокс убитого дедушки» с точки зрения квантовой механики?
Мама поднимает руки.
– Я не стану с тобой спорить. Ни в коем случае. Во-первых, это затянется. Во-вторых, тебя понесет так, что пойдет пена изо рта.
Мы смеемся. Затем мама протягивает руку и гладит меня по щеке.
– Ты такой умный, Энтони.
– Вовсе нет, – отмахиваюсь я. – Папа все еще злится на меня из-за Ванкувера, да?
Мы с отцом больше об этом не говорили. Я не подал заявку в технологический институт Британской Колумбии и даже в колледж Дугласа, и он об этом знает.
– Нет, милый, – отвечает мама. – Ты же знаешь своего отца. Он жуткий педант и не любит, когда планы меняются. В любом случае, он не злится. Не волнуйся об этом. Это твоя жизнь, ты уже достаточно взрослый, чтобы решать самому, верно? – Она подталкивает меня плечом.
Слова крутые. Надеюсь, так оно и есть.
Я вздергиваю подбородок.
– Конечно, я взрослый.
Мама прыскает в ладонь.
Вернувшись домой, мы сразу же идем на кухню.
– Закажем пиццу? – предлагает мама.
Я смотрю на ее усталое лицо.
– Могу разогреть замороженную лазанью и приготовить салат.
Мама с благодарностью смотрит на меня, затем подходит ближе и кладет руки на мои плечи. Мы почти одного роста.
– Ты замечательный, Энтони. Правда.
Вау, похоже, она серьезно.
– Да, ладно, мам, мне не сложно. Это всего лишь ужин.
Она идет к лестнице мимо обеденного стола.