Тут он осекся: взгляд его остановился на Мауре. И она подумала: «Что, не ожидал увидеть меня здесь сегодня?»
Он откашлялся – и стал читать дальше:
– «…вы найдете Младенца в пеленах, лежащего в яслях».
Хотя теперь он знал, что она сидит среди других прихожан, их взгляды больше не встретились. Ни во время исполнения «Cantate Domino»[2 - «Cantate Domino» – «Воспойте Господу», 98-й псалом (лат.).] и «Dies Sanctificatus»[3 - «Dies Sanctificatus» – «Юбилей», рождественская песнь (лат.).], ни во время дароприношения и таинства евхаристии. Когда сидевшие рядом с ней прихожане встали и направились причащаться, Маура осталась на своем месте. Если не веришь – не пристало лицемерить, деля гостию и вино с истинно верующими.
«Тогда зачем я здесь?»
И все же она осталась посмотреть на заключительные обряды, на благословение и напутствие прихожанам.
– Идите с миром, Христос с вами.
– Слава Тебе, Господи, – откликнулись прихожане.
На этом служба закончилась, и люди вереницей потянулись к выходу, застегивая на ходу пальто и куртки, натягивая перчатки. Маура тоже встала и, уже ступив в проход между рядами, заметила, что Даниэл старается привлечь ее внимание. Безмолвно умоляя не уходить. И она снова села, ощущая на себе взгляды проходящих мимо прихожан. Она догадывалась, что они видят, вернее, чту пытаются разглядеть. Одинокую женщину, жаждущую пасторского утешения в сочельник.
А может, они заметили еще что-нибудь?
Маура не поднимала на них глаз. И когда церковь почти опустела, взгляд ее устремился вперед – и остановился на алтаре. И она подумала: «Уже поздно, пора бы домой. Да и что толку здесь высиживать».
– Здравствуй, Маура.
Она подняла глаза и поймала взгляд Даниэла. В церкви все еще оставались люди. Органистка собирала ноты, последние хористы облачались в свои пальто, но Даниэл не обращал на них внимания – он смотрел только на Мауру, как будто, кроме нее, в храме больше никого не было.
– Ты давно не приходила, – сказал он.
– Похоже, что так.
– Если точно – с августа. Верно?
«Ты, значит, месяцы считал».
Он присел рядом.
– Я был приятно удивлен, когда увидел тебя здесь.
– Сегодня сочельник, в конце концов.
– Так ты же неверующая.
– Зато люблю церковные обряды и пение.
– И только поэтому пришла? Ради двух-трех гимнов? Пропеть «Аминь» и «Хвала Господу»?
– Просто хотелось послушать музыку. Побыть среди людей.
– Только не говори, что тебе не с кем скоротать вечер.
Она пожала плечами и улыбнулась:
– Ты же знаешь, Даниэл. Я не большая любительница вечеринок.
– Просто я решил… В смысле – подумал…
– Что же?
– Что, наверно, ты будешь не одна. В такой-то вечер.
«А я не одна. Я же с тобой».
Когда мимо проходила органистка с большой нотной папкой, они оба замолчали.
– Доброй ночи, отец Брофи.
– Доброй ночи, госпожа Истон. Спасибо за чудесную игру.
– Рада была доставить удовольствие, – сказала органистка, напоследок пристально глянув на Мауру, и направилась к выходу.
Было слышно, как за ней закрылась дверь, – наконец-то они остались одни.
– Так куда ты запропастилась? – спросил он.
– Ну, сам знаешь, сплошные покойники. Их не становится меньше. Потом, один из наших патологов пару недель назад загремел в больницу, в хирургию, с болями в спине – приходится его подменять. Словом, дел по горло, так-то вот.
– Могла хотя бы позвонить.
– Да, могла.
Он тоже мог, но не позвонил. Даниэл Брофи ни за что не переступил бы черту дозволенного, и, наверное, это было правильно. Ей было достаточно собственного искушения, которого с лихвой хватило бы и на двоих.
– А как у тебя дела? – спросила она.
– Месяц назад отца Роя хватил удар – может, слышала? Пришлось подвизаться еще и полицейским капелланом.
– Да, детектив Риццоли рассказывала.
– Пару недель назад я выезжал на место преступления в Дорчестер. Где застрелили полицейского. Я тебя там видел.
– А я тебя не видела. Мог бы и поздороваться.
– Ну, ты же была занята. Вся в делах, как обычно, – улыбнулся он. – А ты бываешь довольно суровой, Маура. Знаешь?
Она усмехнулась:
– Наверно, отсюда и мои проблемы.
– Проблемы?