Тихая комната

Во взгляде испытуемой мелькнуло… не узнавание, но что-то еще. Испытательница решила, что проверит и это, когда будет пересматривать запись.

– В каких еще «Кроликов», на хрен? – спросила испытуемая. – Как можно притворяться животным?

– Хорошо, – сказала испытательница. – Мы почти закончили.

Испытуемая медленно выдохнула и кивнула. Похоже, она изо всех сил старалась оставаться спокойной.

Испытательница выключила планшет и улыбнулась.

– Последний вопрос. Как вас зовут?

– Эмили Коннорс. Сами представиться не хотите?

Испытательница пристально посмотрела на Эмили, а затем надела колпачок на ручку с неожиданно громким щелчком.

– Большое спасибо, что пришли.

В этот момент в комнату вошел мужчина в темно-сером костюме и протянул Эмили черный мешок.

– Наденьте, – сказал он.

– Еще чего.

– Тогда будем действовать по-другому. – Он достал шприц и шагнул к Эмили.

– Ладно. – Она выхватила мешок из рук мужчины и натянула на голову.

Испытательница откинулась на стуле и потерла глаза. Похоже, пора было искать передержку собаке, ведь поездка домой не светила ей еще долго.

У них появилась проблема.

Глава 2

Хрен редьки не слаще

Последнее время Роуэну Чессу снились очень странные сны.

Прошлой ночью ему приснилось, что он пишет оперу о вылупившемся из яйца динозавре. А позапрошлой приснился кошмар, и, в отличие от яйца динозавра, кошмар был связан с событием, произошедшим в реальности.

Тогда Роуэну было девятнадцать и он жил в канадском Ванкувере. Как-то вечером, возвращаясь домой с репетиции и слушая песню, которую недавно записала его группа, он ощутил на лице капли воды. Неожиданно, но довольно приятно: ночь была прохладной и темной, а вода оказалась неожиданно теплой. Но когда Роуэн коснулся щеки и посмотрел на пальцы, он понял, что никакая это не вода.

Это была кровь.

Он посмотрел на тротуар.

Там, прямо у его ног, лежал человек – точнее, куча разорванной плоти и блестящих белых костей, некогда бывшая человеком.

Перед тем как в лицо Роуэну ударили брызги крови, наверняка раздался крик или еще какой-нибудь звук, но из-за наушников он его не услышал.

Обернувшись, Роуэн с удивлением понял, что не один.

Группа людей из четырех-пяти человек пялилась на него с открытыми ртами, широко распахнув глаза. Они явно видели, что только что произошло, и пытались понять, что за высокий длинноволосый молодой человек стоит посреди тротуара, с ног до головы забрызганный кровью.

Роуэн обошел мокрое месиво и пошел дальше. Он не слышал окликов, доносящихся в спину.

Приняв долгий душ и поужинав лапшой с замороженными овощами, Роуэн прочитал половину комикса о сексуальных подростках-убийцах – который, разумеется, так и назывался – и лег спать пораньше.

О том, что с ним случилось, он никому не сказал.

* * *

Роуэн родился и вырос в штате Вашингтон, в небольшом двухэтажном домике на заросшем лесом гектаре земли недалеко от Беллингхема. Его отец был геологом, специализирующимся на промышленных минералах и их применении, а мать вела хозяйство и подрабатывала, составляя кроссворды для местных и национальных газет. Минуту славы она получила, когда использовала подсказку «__ редьки не слаще», в результате чего в верхней строчке кроссворда появилось гордое «ХРЕН». Потом она долго извинялась перед редактором по телефону, говорила, что это вышло случайно, и обещала подобных ошибок больше не допускать, но Роуэн по лицу видел, что мама сделала это специально.

Примерно в пятнадцать у Роуэна появилось настойчивое и упорное чувство, что с ним что-то не так.

Он начал подозревать, что живет не своей жизнью.

Он признался в этом матери, но та лишь улыбнулась и сказала, что все через это проходят и это признак полового созревания.

Но Роуэн сомневался, что дело тут в биологии.

Слишком глубоко в нем сидело то чувство.

Иногда оно накатывало подобно океану, рвущемуся на свободу, иногда утихало до легкого беспокойства. Но не прекращалось, а давило и грызло.

Оторванность Роуэна от себя и других людей сохранилась и во взрослом возрасте. Однажды, описывая это чувство знакомому психотерапевту матери, Роуэн сказал, что будто живет в фотографии, которая самую каплю размыта – не настолько, чтобы объекты стали неразличимы, но достаточно, чтобы сфокусироваться было трудно. Психотерапевт задумчиво кивал, задавал вопросы в нужных местах, а затем прописал легкие антидепрессанты.

* * *

Следующие несколько лет Роуэн учился делать вид, что все хорошо, и, когда окончил университет – несколько лет спустя после того инцидента, – уже умел хорошо притворяться. После выпуска, когда он переехал в Сиэтл и занялся архитектурным проектированием тематических парков и театральных представлений, никто, казалось, не замечал, что в глубине души Роуэн до сих пор ощущает себя гостем в собственной жизни.

За прошедшие годы у него почти не было серьезных отношений. Только Мона, его первая любовь в седьмом классе, Моника, бас-гитаристка из Боулдера в Колорадо, с которой они пару лет жили в Ванкувере, и Мэдисон, с которой он встречался полтора года назад, пока работал над реновацией станции монорельса.

После нее – никого.

Обычно он не знакомился в интернете, но когда Тейлор – подруга еще со времен музыкальной группы – предложила попробовать, Роуэн согласился. Тейлор считала, что, даже если Роуэн не найдет вечной любви, у него как минимум будет шанс встретить женщину, чье имя не начинается на «М».

Поэтому Роуэн попробовал найти любовь, смахивая фотографии влево и вправо.

Через два самых популярных приложения Роуэн познакомился со множеством женщин, и иногда первые свидания проходили так хорошо, что он (или его спутница) предлагали их повторить.

После одного чудесного ужина, продолженного изрядно выпитым алкоголем, Роуэн привел домой женщину: диджея по имени Хэнк (сокращение от Генриетты) из какого-то города в Мичигане (вроде Анн-Арбор?).

Ночь прошла замечательно, и они согласились встретиться снова.

Следующим вечером Роуэн сидел у Хэнк в квартире – из-за мебели гостиная больше напоминала студию со съемок «Ночей в стиле буги», – потягивал вино, наблюдал, как та собирается на свидание, и представлял их совместную жизнь. Хэнк была красивой женщиной, но необычной: копна кудрявых светлых волос, пронзительные голубые глаза, завораживающие изгибы фигуры. Она красила ресницы, покачивая бедрами под The Long Run группы Eagles, а Роуэн представлял, как она будет возвращаться домой и целовать его в шею, пока он коптит лосося на кедровой щепе и пьет пиво. Он улыбнулся. Она была необыкновенной. А через секунду она повернулась к нему и сказала:

– Ух как мы сегодня закинемся коксом!