Я Пилигрим

– Они что, вам не сказали?

– Сообщили только ваше прозвище, но, мне кажется, не слишком этично называть человека в лицо Бэттлбо.

– Не заморачивайтесь понапрасну, меня это нисколько не беспокоит, – сказал он, пожимая плечами, и указал на пару подушек, лежащих на полу.

– Заместитель директора упомянул, что вы с ним сотрудничаете, – попытался я начать разговор в таком тоне, словно босс из ФБР наделил меня всеми необходимыми полномочиями.

Бэттлбо с отвращением посмотрел на меня, но не стал ничего отрицать, а лишь поинтересовался:

– Чего вы хотите?

Мы сидели на полу, скрестив ноги. Я объяснил ему, что надо удалить все упоминания о Скотте Мердоке из баз данных ассоциаций выпускников школ, где тот учился. Решил, что для начала этого вполне хватит.

Хакер спросил, кто такой этот Мердок. Я ответил, что и сам не знаю.

– Было решено уничтожить его прошлое – остальное не наша забота.

Бэттлбо уточнил у меня дату рождения Мердока, поинтересовался некоторыми подробностями, задал уйму других вопросов. Объяснил это тем, что он должен быть уверен, что ищет нужного мне человека. Выслушав ответ, одернул кимоно и сказал, что мы приступим к работе через пару минут.

– Cha, neh? – спросил он по-японски как бы между прочим, но я уловил подтекст: Бэттлбо важно было смутить меня и дать почувствовать свое превосходство. Но не на такого напал.

Покопавшись в памяти, я извлек оттуда воспоминания об одном давнем лете. Я нахожусь на пропитанном кровью пляже. Вокруг множество японцев обезглавливают друг друга, совершают ритуальные самоубийства. Иными словами, я провел целые каникулы, читая «Сёгуна». Из этого эпоса я помнил несколько ключевых фраз. «Cha» означало «чай».

– Hai, domo, – ответил я, надеясь, что память меня не подвела и я говорю: «Да, спасибо», а не «Пошел в задницу».

Должно быть, я угадал.

– Вы говорите по-японски? – спросил хозяин с удивлением и не без доли уважения.

– Так, самую малость, – скромно признался я.

Бэттлбо хлопнул в ладоши, и одна из ширм раздвинулась. Стройная миловидная латиноамериканка в красном шелковом кимоно отвесила мне поклон. Увидев ее, я задал себе вопрос, который с незапамятных времен не давал покоя величайшим философам: почему некрасивым парням сплошь и рядом удается заполучить привлекательных женщин?

Девушка была на пару лет его моложе, с большими глазами и чувственным ртом. При более близком рассмотрении становилось ясно, что подружка Бэттлбо приспособила традиционное кимоно к своей фигуре: оно туго обтягивало бедра и грудь красавицы, чего в Токио, конечно, не увидишь. Чтобы облегчить движения, она сделала разрез на спине от подола до бедра. Когда девушка ходила по комнате, шелк струился, облегая тело, и было ясно, что ни трусиков, ни лифчика на ней не было. Эффект получился чрезвычайно соблазнительным.

– Чаю? – спросила она по-английски.

Я кивнул, а Бэттлбо повернулся ко мне и представил девушку:

– Это Рэйчел-сан.

Она обратила взор в мою сторону и едва заметно улыбнулась.

Бэттлбо? Рэйчел-сан? Феодальная Япония над офисом «Уолгринз»? Что бы там ни думали в ФБР по поводу способностей хозяина квартиры, я не слишком верил в успех этой затеи. Похоже, я имею дело с парочкой психов.

Через три часа я был вынужден решительно изменить свою точку зрения. Лоренцо (по крайней мере, так его однажды назвала Рэйчел-сан) не только стер все упоминания обо мне в документах Ассоциации выпускников, но и сказал, что способен проделать то же самое с гораздо более сложными сайтами Колфилдской академии и даже Гарварда.

– Вы можете уничтожить все упоминания о присутствии Скотта Мердока в Колфилде и Гарварде, словно он никогда там и не учился? – изумился я.

– Почему бы и нет? – рассмеялся Лоренцо. – Сейчас на этой гребаной планете развелось так много народу, что любой из нас не более чем строка программы на жестком диске. Достаточно убрать эти строки – и мы уже не существуем. Стоит их вернуть обратно – и мы снова что-то собой представляем. Желаете получить профессорское звание? Только назовите мне факультет. Мечтаете сорвать куш в сто миллионов? Обождите, пока я не проведу необходимые манипуляции с двоичным кодом. Если хотите, можете называть меня богом.

– Нет уж, мне больше нравится Бэттлбо, – улыбнулся я.

Был уже поздний вечер, когда он отправил в электронный вакуум последние академические достижения доктора Мердока.

– Ну до чего же обидно! Столько усилий было потрачено на учебу, и вот все исчезло, – сказал Лоренцо.

Я мало что мог сказать в ответ: на поверхность памяти выплыли воспоминания. Самое яркое – приезд в Бостон Билла на своем старом «феррари»; приемный отец был единственным, кто поздравил меня с окончанием университета.

Лоренцо был доволен, что нашел доступ к данным Мердока и уничтожил все упоминания о нем. После этого я перешел к следующему пункту своего списка – из компьютеров правительственных учреждений требовалось удалить информацию о назначениях на должности.

– Сколько сообщений?

– Пару сотен, может, даже больше.

На лице Лоренцо появилось такое выражение, словно я приглашал его совершить харакири.

– Это очень срочно? – Впрочем, вопрос был чисто риторическим. – У вас есть копии этих сообщений или нам придется откапывать их самим?

Я медлил с ответом. Вся информация имелась у Бена Брэдли и его жены, но мне страшно не хотелось обращаться к ним с такой просьбой.

– Пожалуй, тут мне надо подумать, – сказал я.

– Если мы начнем поиск с чистого листа, он может занять многие месяцы. Дайте мне знать о вашем решении, – сказал Лоренцо, закрывая жесткие диски.

Провожая меня к выходу, он настолько расслабился, что позволил себе реплику на постороннюю тему:

– Я три года занимался японским, дьявольски трудный язык. Как вы его выучили?

– «Сёгун» помог, – лаконично ответил я и, когда Бэттлбо справился с изумлением, поблагодарил его за то, что он уделил мне время и оказал нам добровольную бескорыстную помощь.

– Ага, добровольную и бескорыстную! – Он искренне, от души расхохотался, услышав такое заявление. Гора плоти колыхалась, глаза искрились, а смех звучал так заразительно, что я внезапно понял, что нашла в нем Рэйчел. – Ну конечно, охотно потратил на вас целых шесть часов! – сказал Лоренцо, вытирая слезы. – Да уж, попробовал бы я отказаться!

Как известно, совместное веселье сближает, и, когда я надевал ботинки, он спросил:

– А чем конкретно вы занимаетесь в ФБР?

– Я… как бы это объяснить… Ну так, ничего особенного, можно сказать, выполняю чисто техническую работу.

– Вы и есть Скотт Мердок?

Я вновь рассмеялся:

– Неужели вы думаете, что, имея такую квалификацию, я сидел бы тут и точил с вами лясы?

Я выбрал нужный иронический тон: когда надо, могу убедительно соврать.

– Кто бы вы ни были, у вас, наверное, тесные отношения с двадцать третьим этажом?