– Это еще зачем? Нет, Коля, так не пойдет. Не хочу я ни на каком поезде кататься, что за ерунда? Пойдем лучше к нам, мама как раз щи сварила. Расскажешь все, она будет рада тебя повидать.
Коля вмиг погрустнел. Кажется, надежда была напрасной – чертополохового чуда не случилось.
– Лида, ты меня совсем не помнишь?
Она засмеялась – и звонкая рябь прошлась по ушам. Приятно даже.
– Как не помнить? Ты Колька, мой друг Колька. Портфель мой носил в школе. Я же сама к тебе подошла, ты чего?
– А это… всё? Школа, портфель, и всё? И про чертополох не помнишь? Мы тогда в кино пошли, а у меня денег не оказалось, и…
– Да что с тобой такое? Ты заболел, может?
– Да мы с тобой женаты! Пойдем к поезду, пожалуйста, просто поверь! – Коля подошел слишком близко к Лиде и попытался взять ее за плечи.
Ну все, сейчас все дело загубит. Демьян, до того наблюдавший их разговор в сторонке, ухватил парня за локоть. «А ну, прекрати, отпугнешь», – тихо прорычал он ему в самое ухо.
– Послушай, Коля, никуда я с тобой не пойду. И знаешь что: на обед к нам тоже не приходи, пожалуйста. Не понимаю, что с тобой творится, но ведешь ты себя безобразно. Мне пора.
И она ушла прочь, не оборачиваясь, на ходу выбросив подаренный букет. Распростершиеся на брусчатке цветки сейчас больше всего напоминали кучку выполотых сорняков. Коля было дернулся вперед, но Демьян по-прежнему крепко держал его за локоть.
– Да стой ты! Не нужно так давить.
Парень со злой обидой вырвался из рук проводника: пусти, не побегу уж.
– Не понимаю я. Все, что она помнит, – до моей армии. А «потом» как будто и нету. А там целая жизнь, Демьян! Целая жизнь!
Колю пришлось почти силой увести с площади и усадить на лавочку в ближайшем дворе. Он беспомощно уронил голову на руки. Вокруг никого не было, только голуби курлыкали, спрашивая друг друга о какой-нибудь голубиной ерунде.
– Я говорил, она может тебя не помнить.
– А чего тогда поле с чертополохами здесь было? Это же ее память!
– Это пространство живет своей жизнью. Мы здесь гости, но ты можешь немного влиять на происходящее. Представь, что мы в пластилиновом мире. Всё здесь – модель ее жизни, но что-то простое ты можешь слепить и сам. Ты думал про чертополох – увидел поле. Она может вообще про него не знать.
– Это все слишком уж сложно.
Демьян поморщился. Ну да, сложно, а чего он ждал? «Пришел, увидел, победил» здесь не работает. Надо бы что-то придумать.
– Засада, – помолчав, Коля решительно хлопнул себя по коленке. – Ну не помнит она нашей жизни, и ладно. Плавали, знаем, не родились же мы женатыми, в самом деле. Приглашу ее в кино! Она ведь как-то меня полюбила тогда. И сейчас полюбит.
– Нет. Долго.
– А мы торопимся?
– Сердце завоевывать нам точно некогда. Когда у времени нет сроков, как здесь, ему остаются только две формы: «сейчас» или «вечность». Вот вечности у нас нет.
Коля фыркнул и помотал головой, чем напомнил взбрыкнувшего коня. Он поднялся, стал оглядываться, прикидывая что-то в уме – озарило, что ли? Перешел дорогу, потоптался, выбирая направление. Демьян продолжал сидеть на лавочке, вальяжно развалившись и наблюдая за его метаниями. Туда-сюда, туда-сюда. Давай уже, папаша, соображай. Наконец, тот сориентировался и уверенно зашагал куда-то – пришлось догонять.
Оказалось, Коля искал хозяйственный магазин. Он остановился под невзрачной вывеской и принялся разглядывать витрину и всякую ерунду за ней: лампочки, инструменты, мотки веревок. Они зашли – дверь громко проскрипела. Внутри было мало света и много хлама; на полках лежало столько добра, и все сплошь ненужное, как в дедовском сарае. За прилавком никого не было.
– Нам нужен продавец?
Демьян осмотрелся и неуверенно покачал головой:
– Не знаю. Наверное, нет. Думаю, здесь как с тем полем – просто бери то, что тебе нужно, оно тут должно найтись.
Коля кивнул и тут же начал шарить по полкам. Вот он раздобыл три длинных одинаковых зеркальца, куски картона, пластмассовые крышечки. Он долго копался в ящиках, и, наконец, нашел горстку цветных полупрозрачных бусинок, пуговиц, бисеринок. Но это его не устроило. Коля побродил еще и нашел три пустые бутылки – зеленую, синюю, красную. Он завернул их в плотную тряпицу и разбил молотком на мелкие кусочки: отлично, сойдет.
Вооружившись ножницами и клеем, он стал мастерить. Сложил треугольничком зеркала отражениями внутрь, склеил так, что вышла труба. Сделал из картонки еще одну трубку, круглую, вставил треугольную в нее. С одного конца закрепил прозрачное стеклышко, насыпал туда бусины и цветные осколки, сверху закрыл круглым же куском полупрозрачной пластмасски. С другого конца калейдоскопа он вклеил плотный кружок картона, проделав в нем отверстие – чтобы смотреть.
– Готово! – провозгласил Коля, показывая Демьяну свою работу. Да у этого парня талант лепить страшненькие калейдоскопы – такой же неаккуратный, как и тот, что в серванте. Обнять и плакать. Ну что ж, с другой стороны, это может сработать.
Они вышли из магазина и снова отправились к автомату с газировкой. Вариантов не было: Лида могла прийти только туда, на ту полную людей и машин площадь. Коля держал калейдоскоп перед собой, как будто тот был хрупким новорожденным. Отчасти так и было – вместе с ним родилась слабенькая надежда на то, что Лида его вспомнит.
Демьян почувствовал, что воздух вокруг как будто нагрелся и уплотнился, стал тяжелее проходить в легкие – плохой знак. Скоро придет пора уезжать, с Лидой или без.
Но на этот раз долго ждать не пришлось, девушка появилась практически сразу.
– Что ты тут делаешь опять? – сказала она сердито, как будто этот автомат был ее личным пространством. Впрочем, таковым был весь этот мир.
– Не сердись, – Коля на сей раз держался на расстоянии, – я тебе вот что смастерил. Посмотри.
Он протянул ей калейдоскоп. Она осторожно взяла его в руки, подняла на свет и заглянула внутрь: когда она вертела трубку, стекляшки внутри задорно побрякивали. Лида сперва заулыбалась, а потом и вовсе рассмеялась – простила, пожалуй. Давай, барышня, вспоминай.
– Да, это и правда забавно. Такие узоры, и как будто весь день разукрашивают. Ты это сам сделал, Коля?
– Сам… Лида, а ты ничего не вспомнила? Про меня, про нашу жизнь?
Девушка отняла калейдоскоп от лица и внимательно посмотрела на Колю. Она не вспомнила, хотя именно в этот миг, кажется, очень пыталась.
– Пойдешь со мной на поезд? – сделал отчаянную попытку Коля, – Я, конечно, не настаиваю, но мне бы этого очень хотелось.
Лида улыбнулась – тихо и снисходительно. Так готовятся отказать в лакомстве капризному ребенку.
– Я не хочу отсюда никуда уезжать. Спасибо за подарок. Я не знаю, куда ты меня зовешь, но мне туда не нужно. Береги себя, Коля. И не надо мне больше ничего приносить.
И она снова ушла, хотя и оставила калейдоскоп себе. Она шагала так плавно, словно плыла по воздуху, – что ж, в этом мире все возможно. Демьяну показалось, что она вот-вот растворится дымкой и канет в небытие, но она просто свернула за угол.
На Колю было жалко смотреть. На него как будто вылили ведро грязной болотной воды, только вот мокрым он не был. Зато все чувствовал.
– Остается только связать и затащить силой, – беспомощно развел он руками и сел на ступеньку то ли музея, то ли театра. Рядом по дороге проезжали машины, всё ехали, ехали, ехали… И куда только в этом мире можно торопиться? Это у них есть лишь «сейчас», у всех остальных-то «вечность»…
Демьян сел рядом с Колей. Нахмурился, отбил пальцами какой-то ритм по безразличному граниту. Должно быть что-то еще. Должно быть.
– Все не то, – сказал он, – чертополох твой, калейдоскоп этот, на коленке слепленный, – это не работает. Вспоминай другое. Сильное, яркое.
Коля вздохнул и в задумчивости пощипал себя за ухо. Другое…