И вот я опаздываю. Он уже большой – сам собрал сумку, сам переоделся, сам настроился… Если бы я была рядом – я бы ему только мешала. Сын вырос. И что-то поскуливает внутри. Тоскливо-тоскливо…
Я влетела в зал. Быстро сориентировалась – все-таки я мама со стажем и как строятся эти чемпионаты, наизусть знаю. Сейчас шел Пашкин возраст – на вечер оставили тех, кто постарше. Девочки уже прошли. Жаль – хотелось посмотреть Зою Разину. Мы с ее мамой дружили. Девочка была младше Паши на два с половиной года, но по результатам уже входила в юниорский состав.
– Вероника!
– Леночка! – Мы обнялись и расцеловались с Зоиной мамой. Зоя переодевалась. Девочка улыбнулась мне очень грустно.
– Ну как вы, Лен? – Мама Зои очень округлилась. Я присмотрелась – этому была вполне объективная причина.
– Да вот… Жду второго – мечтали с мужем о сыне, но будет девочка. Наверное, она будет играть в футбол или хоккей! – Мы рассмеялись.
– Как ваши успехи? Зоя расстроена…
– Она расстроилась – не вышла в финал. Но ей совсем чуть-чуть не хватило. Это все-таки чемпионат Европы, а она же младше всех! Тренер похвалил, так что я считаю – все хорошо. А вот вас я поздравляю! Павел все выиграл! Он просто великолепен! Твой сын что, спит с рапирой?! Сейчас будет финал – пойдем, у меня там место занято. Ты с работы? Голодная? У меня чемодан еды – эта будущая футболистка все время есть хочет!
– Лена! Лен! – сквозь толпу, перекрикивая музыку и объявления, к нам пробирался Борис, муж Елены. – Лен, хватай Зойку и понеслись! Припарковаться там невозможно – все занято! Я машину так бросил – давайте быстрее, пока не случилось чего. – Толстенький Борис пыхтел, вытирая платочком мокрый лоб.
– Вероника, мы тогда пойдем… Жаль, так тебя давно не видела… Ты ведь где-то за границей была? А мы переехали, знаешь?
– Лена! Ну машина же!
– Все, пока! Смотри – это финал! Вон твой – справа, вышел уже… Ну все, победы вам! – И они ушли. Зоя кинула взгляд на Пашу, который уже приветствовал своего соперника. Не нужно быть имперским нюхачом, чтобы понять – Зоя влюблена в него без памяти… Вот отпущу я его в Академию, в империю эту… Тигвердов. Найдет ли он там такой искренний, преданный взгляд?
Приветствие закончилось. Я приготовилась смотреть, переживать, болеть. Секунда – и на табло высвечивается результат – Павел победил. Это продолжалось около получаса. Соперники менялись, результат был один и тот же. Никакой борьбы. Сын делал их как котят. Аплодисменты, писк табло, что-то объявляют.
У меня заложило уши, стучало в висках… Как в замедленной съемке, я смотрела на прекрасно сложенного, красивого молодого человека. Привычный, годами отработанный жест – он снимает маску, пожимает руку сопернику. Глаза… В красивых голубых глазах, обрамленных пушистыми ресницами, была… Там была скука. Ему так же, как его отцу, не хватало драйва. Победа далась слишком легко и не принесла удовлетворения. Я увидела другие глаза, тоже Пашины, но пустые, мутные. И я поняла – его нужно отпускать.
– Я разрешаю тебе вернуться в империю Тигвердов.
Неужели я это сказала? Паша, по-моему, удивился не меньше меня.
– Ма-а-ам? – осторожно сказал он.
– Я все забываю, что ты вырос. Что это твоя жизнь. И…
– Перестань, а?
Я вытерла глаза.
– Ладно, давай собираться, – сказала я.
– Мам, ты с работы? Смотри – там кафе. Может, кофе выпьешь? Там бутерброды есть, песочные корзиночки – твои любимые! Сейчас награждение будет. А потом… ты очень устала?
– Если выпью кофе с пироженкой – протяну еще. А что?
– После нас – старшие девушки. Там Тая в финале. Я ей один прием показал – Ричард научил. Должно сработать. Хочу остаться, посмотреть. Может, меня потом дедушка отвезет?
– Я останусь. Папа на работе сегодня до позднего вечера.
– Я имел в виду императора… – Я подавилась водой из бутылочки.
– Я пошутил!
Вот ведь… стервец… Счастливый сын чмокнул меня в щеку и унесся получать свои медали и кубки. Глаза горели синим огнем – я вздохнула с облегчением. И пошла пить кофе. Пирожные действительно были мои любимые – с малиной в желе. Надо будет попробовать сотворить такое из лимарры, вот только с песочным тестом возни…
Я жмурилась от удовольствия, маленькими глотками отхлебывая капучино с пышной пенкой, когда почувствовала его. Взгляд упал на салфетку: «Ты сделала правильно. Я позабочусь о нем».
Я пожала плечами. Конечно, позаботишься. Куда ты денешься… Я допила кофе. Пирожное исчезло… А был еще кусочек – я помню! На салфетке появилась еще одна надпись: «Вкусно…»
– С тебя точно такое же пирожное! – громко сказала я, переборщив, пожалуй, с эмоциями – на меня с интересом поглядывали посетители…
Я пошла к Пашке. Он помахал мне рукой, и я стала пробираться к нему между рядами амфитеатра. Жестом показала ему, что сяду поближе – лучше видно. Мне и правда хотелось посмотреть. А то Пашин финал – там смотреть было не на что. Каа и бандерлоги… Или еще песня есть у Миронова: «Вжик-вжик-вжик – уноси готовенького…»
– Таисия Лукьяненко, Россия… – объявил диктор.
Девушка была уже в маске, из-под которой выбивались темные крупные кудри. Невысокая, очень стройная. Гибкая, грациозная… Пантера! Соперница была и телосложением крупнее, и двигалась тяжеловато, но по технике и скорости не уступала. Тут действительно нужно было чем-то брать. И вдруг Тая сделала то же самое, что сделал Павел тогда, на дуэли. Резкий молниеносный выпад. Пик-пик-пик – все! И никакого лекаря звать не надо – никакого риска для здоровья. Все-таки у нас безопаснее, тяжело вздохнула я про себя…
А девушку уже объявляли победительницей. Изящная рука, затянутая в белоснежную перчатку, потянулась к подбородку и невероятно грациозно сняла защитную маску. Взмах головой – и тяжелые черные с синим отливом блестящие кудри рассыпались по плечам. Длина волос доходила до спины. Чуть раскосые, но большие ярко-зеленые глаза выделялись на смуглой коже. Я вздрогнула – это она, девушка, которая потеряла тетрадку. Автор стихов, которые так и крутились в голове:
На самом кончике рапиры…
Так вот оно что – фехтование! Значит, рапира – не просто художественный образ, а жизненный опыт. А лимарра?
Я подождала, пока ребята попрощаются. Не стала подходить и смущать. Хотя было видно, что отношения между ними исключительно дружеские – слишком большая разница в возрасте. Девушка очень красивая. И очень грустная…
На следующее утро встали рано, позавтракали быстро, но плотно.
– Я – в Академию, – вскочил сын. – Надо еще успеть заявку подать. На соревнования. Рэм спрашивал. Мам, представляешь, там есть бои в парах. Мы с ним всех просто порвем. И… ты точно скучать без нас не будешь?
– Буду, – нахмурилась. – Поэтому на выходных – домой. А это уже послезавтра.
– Все. Побежал. Дел невпроворот.
Я улыбнулась – и вышла на улицу. Всю ночь мел снег, и я приготовила лопатку, чтобы откапывать «пыжика». Вышла – и удивилась. Моя машина единственная не изображала из себя сугроб.
– Спасибо, – громко сказала я, понимая, что виновник этого чуда где-то рядом. – Только я могу попросить не присутствовать при наших посиделках с Луизой? Мы будем сплетничать.
Услышала, как хмыкнул кто-то неподалеку. Расценила это как согласие и отправилась на работу. На столе в аудитории меня ждал листок бумаги.
«Ты любишь апельсиновый сок и лимарру. Относишься к своей машинке как к живому существу. Очень любишь книги – но я это и так знал. Удивлен, что на работу ты ходишь в серых костюмах. Думал, что ты здесь, как и дома – в синем. Хотел написать про длину юбок… Про то, что брюки тебя недопустимо облегают… Понял, что мы поругаемся. Хочу спросить: а какие цветы ты любишь?»
Засмеялась – пассаж про брюки-юбки повеселил. Цветы… Задумалась. Любимых цветов, честно говоря, не было. Как-то любые цветы – красиво и приятно. Поэтому решила сказочному принцу дать вполне себе сказочное задание. Он маг? Принц? Вот пусть и придумает что-нибудь. Взяла ручку и ответила: «Подснежники».
Ричард, продолжая оставаться невидимым, придвинул к себе листочек и быстро вывел: «А драгоценности?»
Фыркнула и написала ответ: «Спроси о трагической судьбе императорских жемчугов».
«Это в которых ты была на приеме? Любимые жемчуга покойной императрицы, жены Фредерика? И что с ними сталось?»