15 августа 1992 г.
Книга увяданий
Я открываю книгу увяданий,
Читаю осени печальное письмо,
Чернила золотом прощальным
И листья букв стучат в окно.
Размыты строчки в лужах бледных —
Разбросанных осколках дня,
И исчезают запятые в кругах
Нелепого дождя.
Письмо горит листвою рваной,
И кисть рябины мажет холст,
И сладкий сок из раны драной
Пьет запоздалый пьяный дрозд.
Письмо не требует ответа
Ни у тебя, ни у меня,
То – эпитафия для Лета
И реквием для Октября.
Размоет дождь сургуч дорожный.
Последний свет мелькнет средь туч,
И по тропинкам осторожно
Скользнет зимы хрустальный луч.
1991 г.
«Когда я пойму себя в себе…»
Когда я пойму себя в себе,
Тогда я найду тебя в тебе.
Когда я останусь с самим собой,
Ты будешь во мне, а я стану тобой.
Я обращаюсь к тебе во мне
И вижу себя, идущим во мгле,
А впереди на воздушных волнах
Мальчик с нервущейся нитью в руках.
О, бледный отрок, ты тоже во мне,
Тобой я иду в проснувшемся сне,
Я слышу твой шаг, я вижу твой вздох,
И слезы неслышно падают в мох…
Искал и нашел,
терял, но не смог,
НЕ ПОМНЮ…
Но было порой золотой —
Бежал от себя, а вернулся
собой…
ноябрь, 1992 г.
Уход в себя
Каждый вечер, подойдя к окну,
я вижу свою звезду.
Каждое утро, выходя из дома,
я смотрю на то место,
Где была моя звезда.
Каждый день
я вспоминаю ее свет,
Каждую ночь
я забываю свою жизнь.
декабрь, 1992 г.
«Закончились болезни лета…»
Закончились болезни лета
для беспризорников-поэтов,
И осень вялою рукой
червонным золотом сорит,
И дождь звенящей бахромой
с утра ко мне в окно стучит.
В кленовом шелке утопая,
Вновь старый парк зовет меня,
И ветер вдруг с дрожащих веток
Срывает бусинки дождя.
октябрь, 1992 г.
Эпитафия
На смерть философа Курганова Михаила…
Мой добрый учитель, мой строгий судья
Унес свой огонь в хрусталь января,
Распятый при жизни он остался собой,
Совести рыцарь, гонимый толпой.
Избранник судьбы, он отдал себя боли,
Он выполнил долг тем, что просто не лгал,
И взял от жизни горбушку и соли,
Хранил, сколько мог, а потом все раздал.