Рыцарь, Совершивший Проступок

Ланселот взглянул на благородную даму, потом на дерево. Потом вздохнул и, как сообщает Мэлори, произнес:

– Что ж, прекрасная дама, раз уж вы знаете мое имя и взываете к моему рыцарскому долгу, я сделаю что могу, чтобы достать вам этого сокола. Но видит Бог, я не мастер лазать, да и дерево уж очень высокое, и мало на нем суков, по которым можно было бы взбираться.

Детство свое он провел, готовясь к тому, чтобы стать бойцом, так что времени лазить по птичьим гнездам, в отличие от других мальчишек, у него не осталось. И просьба дамы, не затруднившая бы тех, кто рос подобно Артуру или Гавейну, его поставила в тяжелое положение.

Печально снимал Ланселот доспехи, косо поглядывая время от времени на дурацкое дерево, снимал, пока не остался в одних штанах и рубахе. Затем он мужественно устремился на штурм нижних ветвей, а благородная дама бегала внизу и все тараторила что-то о соколах, о мужьях и о том, какая хорошая нынче погода.

– Конечно, – повторял Ланселот; глаза его были полны мелкого древесного сора, а лицо кривила уродливая гримаса. – Конечно. Конечно.

На верхушке дерева сокол уже совершенно запутался в поводке, обмотавшем ему, как это обычно случается, горло и крылья, и поскольку соколу казалось, что поводок напал на него, пытаясь убить, Ланселоту пришлось для спокойствия птицы протянуть ей в качестве подставки голую руку. Сокол вцепился в руку с истерической яростью, но Ланселот терпеливо разматывал поводок, словно не замечая режущей боли. Соколятники редко жалуются, когда сокол причиняет им боль. Они для этого слишком увлечены.

Отпутав наконец-то сокола от ветвей, Ланселот сообразил, что слезть с помощью одной только руки ему не удастся. Он крикнул даме, казавшейся совсем маленькой у подножия дерева:

– Послушайте, я собираюсь привязать к опутенкам тяжелую ветку, если мне удастся ее отломать, и сбросить птицу на землю. Я выберу не слишком тяжелую, они будут падать плавно, и я отброшу их в сторону, чтобы сучья им не мешали.

– Ах, только поосторожней! – крикнула дама.

Поступив по сказанному, Ланселот принялся неуверенно спускаться. Путь оказался трудным, попадались места, где ему приходилось полагаться лишь на свое умение удерживать равновесие. До земли оставалось футов двадцать, когда прискакал галопом толстый рыцарь в полном вооружении.

– А, сэр Ланселот! Вот ты мне и попался! – заорал рыцарь.

Дама подобрала сокола и пошла было восвояси.

– Госпожа! – сказал Ланселот, дивясь, как это все здесь знают его по имени.

Толстяк аж завизжал:

– Оставь ее в покое, вероломный убийца! Это моя жена, понял? Она сделала лишь то, что я ей приказал. Мы тебя провели. Ха-ха! Теперь ты попался мне без твоих знаменитых доспехов, и убить тебя не труднее, чем утопить котенка!

– Не очень-то это по-рыцарски, – с гримасой сказал Ланселот. – Ты мог бы, по крайности, дать мне мой меч, и мы бы честно сразились.

– Дать тебе меч, щенок! За кого ты меня принимаешь? Мне вся эта новомодная чушь ни к чему. Когда я ловлю человека, питающегося жареными младенцами, я убиваю его, как гадину, потому как он гадина и есть.

– Но послушай…

– Слезай, слезай! Не целый же день мне тебя дожидаться. Слезай и получи свое, как подобает мужчине, ежели ты мужчина.

– Уверяю тебя, что я жареных младенцев не ем.

Лицо у толстяка стало совершенно лиловое, и он завопил:

– Лжец! Лжец! Слезай сию же минуту!

Ланселот сидел на ветке, болтая ногами и покусывая ноготь.

– Так ты хочешь сказать, – спросил он, – что намеренно выпустил сокола с поводком, чтобы заполучить возможность убить меня раздетого?

– Слезай!

– Если я слезу, я постараюсь тебя убить.

– Шут гороховый! – рявкнул толстый рыцарь.

– Ладно, – сказал Ланселот, – ты сам виноват. Не надо было тебе разыгрывать грязных трюков. В последний раз спрашиваю: ты позволишь мне вооружиться, как подобает джентльмену?

– Будь уверен, не позволю.

Ланселот обломил подгнивший сук и спрыгнул на землю так, что конь его оказался между ним и рыцарем. Толстый рыцарь поскакал на него и попытался, перегнувшись через коня, снести Ланселоту голову, но Ланселот отбил удар суком, и меч рыцаря завяз в древесине. Затем Ланселот отнял меч у его владельца и перерубил владельцу шею.

– Уходи, – сказал Ланселот благородной даме. – И перестань завывать. Муж у тебя был дурак, а на тебя мне смотреть противно. Я ничуть не жалею о том, что прикончил его.

Впрочем, он об этом жалел.

* * *

Последнее приключение также было связано с предательством и с дамой. Молодой человек печально ехал через низинные земли, в те дни еще не осушенные и остававшиеся, возможно, самой дикой частью Англии. Тайные тропы, известные только жившим в болотах саксам, побежденным Утером Пендрагоном, во всех направлениях прорезали болота, и всю эту пахнущую морем, придавленную низким небом равнину заполняло утиное кряканье. Бухали выпи, плавно скользили над камышами болотные луни и миллионы свиязей, крякв и нырков пересекали небо разнообразными клиньями, походя на бутылки из-под шампанского, уравновешенные с помощью нимба из крыльев. По соленым болотам прогуливались, кормясь, прилетевшие со Шпицбергена гуси, изгибая причудливыми петлями шеи, и низинные люди ловили их в сети или в силки. Животы у низинных людей были в крапинку, ноги же лапчатые – так, во всяком случае, верили во всей остальной Англии. Чужаков они, как правило, убивали.

Ланселот скакал по прямой дороге, ведущей, казалось, в никуда, и вдруг увидел, что навстречу ему опрометью несутся два всадника. Приблизясь, они оказались рыцарем и дамой. Впереди мчалась сломя голову дама, а рыцарь гнался за ней. Меч его блестел на фоне тусклого неба.

– Эй! Эй! – закричал Ланселот, подлетая к ним.

– Помоги! – крикнула дама. – О, спаси меня! Он хочет отрубить мне голову!

– Оставь ее! Убирайся! – орал рыцарь. – Это моя жена, и она повинна в прелюбодействе.

– Я невиновна, – возопила дама. – О сэр, спасите меня от него. Это жестокое, омерзительное животное. Я лишь ласково обошлась с моим кузеном-германцем, а он меня приревновал. Почему я не могу приласкать моего кузена-германца?

– Блудница! – гаркнул рыцарь и попытался достать ее мечом.

Ланселот направил коня между ними и сказал:

– Достойно ли так нападать на женщину? Мне все равно, кто из вас виноват, но женщин убивать не дозволено.

– С каких это пор?

– С тех пор, как в Англии правит Король Артур.

– Она мне жена, – сказал рыцарь. – А тебе до нее нет никакого дела. И она изменница, что бы она ни болтала.

– О нет, я совсем не такая, – сказала дама. – А ты бандит. Да еще и пьяный.

– А почему я пью, а? И коли на то пошло, пьяница ничем не хуже прелюбодейки.

– Угомонитесь, – сказал Ланселот, – вы, оба. Вот еще не было печали! Я поскачу между вами, пока вы не поостынете. Насколько я понимаю, сэр, вы не станете сражаться со мной ради того, чтобы убивать эту даму?

– Да уж, конечно, не стану, – сказал рыцарь. – Я понял, что вы Ланселот, едва увидев серебро на щите и червленую перевязь; я не дурак, чтобы драться с вами, особенно из-за такой сучки, как эта. Какого дьявола вы лезете не в свое дело?

– Я вас оставлю, – сказал Ланселот, – как только вы дадите мне рыцарское слово никогда не убивать женщин.