Свеча на ветру

– Хорошо, – сказала она, – кто заставил нас полюбить друг друга?

– Дженни, я не знаю, что делать.

– Ну и не делай ничего. Иди ко мне, поцелуй меня по-доброму, и Бог о нас позаботится.

– Милая!

На этот раз к ним поднялся по лестнице паж, громко топая, как оно водится у пажей, и неся с собой свечи. О свечах распорядился Артур.

Вокруг поспешно отпрянувших друг от друга любовников засветилась своими красками комната. По мере того как мальчик зажигал свечи, из темноты проступало великолепие ее драпировок. Со всех четырех стен, струясь, стекали пестрящие цветами луга и полные птиц рощи Арраса. Дверная завеса снова приподнялась, и в комнату вошел Король.

Он выглядел старым, старше их обоих. Но то была благородная старость, исполненная уважения к себе. Даже и в наши дни можно порой повстречать человека шестидесяти или более лет, черноволосого и прямого, словно тростник. К этому разряду принадлежали и наши герои. Ланселот, теперь мы можем его как следует разглядеть, казался прямым олицетворением лучшего, что есть в людской природе, – человеком, у которого чувство ответственности стало почти фанатическим. Гвиневера – и это могло бы, пожалуй, удивить тех, кто знавал ее в пору, когда в душе ее бушевала буря, – выглядела мягкой и миловидной. Она едва ли не вызывала желание встать на ее защиту. Но из этих троих более всех трогал сердце Артур. Он был так просто одет, так мягок, так терпелив в обхождении со своими скромными принадлежностями. Часто, когда Королева развлекала избранное общество в освещенной факелами Главной зале, Ланселот находил Артура в маленькой комнатке, где тот сидел в одиночестве, штопая собственные чулки. Ныне он – в синей домашней мантии, синей, поскольку эта краска была в те дни весьма дорогой и предназначалась для королей, либо святых, либо ангелов на картинах, – ныне он, улыбаясь, стоял на пороге мерцающей комнаты.

– Привет, Ланс. Привет, Гвен.

Гвиневера, у которой еще не выровнялось дыхание, ответила на приветствие:

– Привет, Артур. Ты застал нас врасплох.

– Прости. Я только-только вернулся.

– Как там Гавейны? – спросил Ланселот тоном, который давно уже стал привычным и который ему так и не удалось сделать естественным.

– Когда я вошел, они дрались.

– Это на них похоже! – воскликнули Ланселот с Гвиневерой. – И что же ты сделал? Из-за чего они передрались?