Коротыши

Повар

– И вуаля! Прекрасное блюдо уже на вашем столе!

– Стоп! Снято! Что это за хрень ты приготовил?!

– Жаркое! По рецепту моей бабушки!

– Вызовите полицию! Живее! Отберите у него нож! Уберите со стола голову, Бога ради, кто-нибудь!

Свидетель

– Вы принимаете «что-либо»?

– Это вы о чём?

– Какие-либо лекарства? Медикаменты? Психотропные вещества?

– Вы считаете, что я не в себе?

– Нет, это необходимо для протокола.

– Но вы мне верите? Вы же сами видели эту штуку в небе!

– Тише и спокойнее. Мне нужно, чтобы вы сказали, что принимали что-либо до этого момента. Это для вашей безопасности, поверьте мне.

Переезд

– Как часто мы будем продолжать переезжать?

– Покуда это всё не прекратится.

– Может попытаемся этому помешать случиться? Мы ведь никогда не пробовали даже!

– Твой отец пробовал однажды, забыл? А теперь собирай вещи! Чем быстрее уедим из дома, тем больше времени «это» не будет происходить на новом месте!

Железные птицы

Они летели в небесах так высоко, что не было видно, как они машут крыльями. Такие гордые и незримые, оставляли лишь тени на землях. А ещё ямы, множество ям. И огонь, сотни огоньков повсюду. И крики, прекрасное пение сотни людей. Камни, пыль, щебень, всё летит, как в сказке. А птицы наверху. И с каждым днём их всё больше. Они меня заберут. Они отведут меня домой. Они дадут мне своего пламени, и я запою. А они улетят.

Гном

Они заперли меня здесь. Я обшарил все туннели – выхода нет. Деваться было некуда: нужно было подготовиться ко встрече с ними, когда они решат сюда пробраться вновь. Я нашёл кладовую с запасами еды. Ещё сокрытую под обвалившейся комнатой шахтёрскую утварь и оружие, а также листы бумаги и карандаш. Он один, значит очень ценный. Когда он закончится, мне будет нечем делать записи.

Довольно скоро я почти всё исписал. Они за мной так и не вернулись. Я прокопал туннели к другим отделам шахты, но они ведут только вниз, откуда я со своим народом бежал от самого страшного ужаса. Выбора нет, придётся искать выход там. Снаряжения и еды хватает сполна. Если что, то вернусь. Желаю удачи тому, кто окажется здесь. Места не такие заброшенные, какими могут показаться. Жуткие твари прячутся в тишине; если не слышите, то не значит, что их нет. Я их уже описывал ранее, можете перечитать. Будьте бдительны. И найдите меня, если сможете. Уж я-то точно не пропал без вести. Я где-то внизу.

Тьма искусства

– …поговаривают, что он живёт глубоко под землёй в пещере. Был один чудак, который утверждал, что видел его однажды, и что тот живёт в склепе своей собственной родни. Где бы он не жил, этот тип настолько странный и даже жуткий, что обставил там всё как в театрах: навесил везде шторы, искривлённые гримасы, самодельные плакаты с несуществующими спектаклями, костюмы, что были подвешены к самому потолку. По ночам там играет музыка и слышны смех и крики радости, как во время представления, но никто никогда к нему не ходил. Говорят, что любовь к театру у него от дедушки, мол тот был артистом, но умер нелепо: то ли поскользнулся на нарочно пролитой банке с краской и сломал себе спину, то ли какой-то художник принёс настолько устрашающую картину в качестве подарка за шоу, что у того остановилось сердце, то ли ещё что, уже не помню. Столько разных версий выдумали – перевыдумали. В любом случае это было связанно как-то с живописью. Узнав о трагических обстоятельствах смерти своего любимого деда, он начал рисовать день и ночь, пытаясь создать самую жуткую картину для убийцы, чтобы у него не просто остановилось сердце, а глаза налились кровью!

– Значит всё-таки причинной была картина.

– Не факт. Можно начать рисовать и из-за банки с краской, и из-за того, что его деда проткнули насквозь кисточкой. Да, есть и такая версия. Он с ума ведь сошёл. Кто знает, как у него устроена логика.

– Бредня. И что с ним стало? Также рисует?

– Да, судя по всему. Раз в месяц на берегу пляжа находят ужасающие картины, выброшенные на берег. Моряки продают их на блошином рынке, а затем приходят сюда, чтобы напиться. Одни уверенны, что это неудачные его работы, а другие, что так он пытается найти убийцу. А когда тот взглянет на одну из них, то сразу умрёт!

– Не кричи, напился уже. Сказки это всё.

– Можешь сам спросить. Вон те двое моряков сегодня нашли одну из картин, хотят продать бармену за кружку пива. Иди, взгляни. Я их перевидал с пол десяток.

– Что, правда?

– Да.

– И ничего? Ни крови, ни слёз?

– Холодок проходит по телу после каждой. Чтобы так рисовать – нужны годы практики и шизофрения. Ну так что, спросишь у них? Редкий шанс убедиться в правдивости местной байки.

– Нет. Не думаю, что хочу.

– Да брось. Эй, мужики! Поднимите картину вверх, пусть все убедятся, что мрачный художник ещё существует!

– О…о Господи, какой кошмар! Это нельзя рисовать!

– Жуть, правда, но красиво. Особенно облако из крови, завораживает. Знаешь, раньше он… Т… твои… глаза.

– Что? Что такое?

– Они красные. Тебе не… Господи, они кровоточат!

Замкнуты

Помнится, дети часто любили играть недалеко от театра. Прятки, догонялки, города и прочие развлечения проходили у них под классическую музыку, исходящую из вентиляционных вытяжек дома искусства. Но чем старше они становились, тем меньше придавались играм. С каждым годом в них росло любопытство. Им хотелось узнать, что скрыто за металлической дверью, ведущей в подвал. Сколько они себя помнили, никто и никогда не открывал её. И вот однажды самый старший из них украл у местного сторожа ключи. Подобрав нужный, замочная скважина щёлкнула и дверь медленно с леденящим и громким скрипом распахнулась. По полу медленно начал расползаться пыльный туман. Всё было в плёнке. Странные кресла, картины, торшеры, искусственное оружие, манекены, парики. Вот, что случается с вещами, которые перестают использоваться в спектаклях. Для детей же это был рай. Заперев за собою дверь, они начали играть: примерять костюмы, строить из себя капитанов кораблей, захватчиков земель и других героев из разных сказок и историй, пока кто-то из них не выбил ножку старого, давно прогнившего шифоньера. Они успели лишь громко закричать перед тем, как гигантский шкаф не раздавил их всех. Одного мальчика и две девочки. Он был настолько тяжёлым, что буквально размазал их.