И они, схватившись за руки, сбежали с горки, под ревнивым взглядом Дениса, и, разгоряченные и одновременно умиротворенные, подсели к печке и с аппетитом приступили к трапезе.
12. Бандитизм среди белого дня
На следующий день все, кроме Фёдора, ушли в маршрут. Подходя к лагерю, Женя достала из рюкзака фальшфейер: срок их годности давно прошёл, а новые институт не закупал, вот она и истребляла их потихоньку. Возвращаясь из маршрута, Женя бросала его в воду, радуя морскую душу Фёдора. Оба любовались этой странной картиной: белый огонь прыгал по течению, то погружаясь на глубину, то энергично взлетая, и казался сначала красным, а потом зелёным. Конечно, такие серьёзные люди, как Денис и Николай, ворчали на них за это детское развлечение, но они не обращали внимания, радуясь зрелищу и возбуждённо покрикивая друг другу: «Смотри, ой, смотри!». Но на этот раз она не успела им воспользоваться, услышав темпераментную ругань, сопровождаемую такими выразительными тирадами, что не только у Жени, но и у всех остальных округлились глаза и открылись рты от удивления. Шерсть на спине Бренди поднялась дыбом, и Жене пришлось одной рукой крепко ухватить его за загривок, а другой поглаживать по спине, сунув фальшфейер под мышку. Они переглянулись и сначала молча прибавили шаг, а потом припустились почти бегом. Едва вступив на небольшую уютную поляну, где раскинулся их лагерь, ребята растерянно остановились и оцепенели от ужаса: они увидели сидящего на дереве Фёдора с белым, как смерть, лицом. Моряк изощрённой бранью пытался отогнать огромного бурого медведя, бесцеремонно разбиравшегося в их консервах. В ответ на это медведь периодически злобно огрызался, то поворачивая гневную морду к моряку и напирая всем телом на низкое тонкое дерево, на котором с трудом примостился Фёдор, то продолжая попытку открыть банку сгущёнки, злясь и при этом всё более расплющивая её своей лапищей. Бренди, спокойный лохматый мешок, почти никогда не лаявший, неожиданно бросился на медведя. Женя ахнула и невольно пустилась вслед за ним, Николай едва успел удержать девушку, вцепившись в неё мёртвой хваткой; заметив, что брючина на штанах Фёдора имеет бордовый от крови цвет, он отпустил Женю, схватил топор и ринулся на помощь Бренди. Медведь с удивлением и любопытством несколько секунд рассматривал собаку – видимо, он не видел ранее такого зверя, а потом стал неторопливо отмахиваться от прыгающего вокруг него навязчивого пса, пытающегося укусить его за лапы. Не успев отделаться от собаки, он переключил своё внимание на Николая: медведь встал на задние лапы, поднялся в полный рост и двинулся на застывшего под его взглядом парня.
Кажется, мы все с детства знаем этих симпатичных, вроде бы, добрейших зверей, которые и в хоккей играют, и на велосипеде разъезжают, и танцуют на арене без клетки. А у какого советского ребенка в детстве не было обожаемого плюшевого мишутки, которого он нежно обнимал по ночам? Но когда видишь перед собой дикого зверя и его тяжёлый взгляд исподлобья, даже опытного охотника охватывает первобытный неуправляемый страх, так что состояние Николая вполне понятно. Наконец, он очнулся и, немного поколебавшись, вновь двинулся навстречу медведю, остальные одновременно, в один голос, закричали: «Стой!», но было уже поздно. Правда, мишка отвлёкся на минуту из-за их истошного вопля и рыкнул сначала на Фёдора, долбанув как следует дерево, на котором тот и так с трудом удерживался, затем на остальных, и только потом, с чувством выполненного долга, вновь развернулся к Николаю, который, после предостерегающего крика товарищей, осознал, что не испугает медведя видом топора, да и сражение будет явно не в его пользу, а с подраненным зверем им точно не справиться.
Всю опасность положения прочувствовали и остальные. Совещаться было некогда, время шло буквально на секунды, каждый из них, как всегда сильные люди в экстремальной ситуации, принял своё, единственно возможное для него в данном случае решение. Как только косолапый неторопливо, вразвалочку двинулся к Николаю, который резко, с силой, подбросил топор таким образом, чтобы тот со звоном упал на каменную глыбу, ранить зверя он не решился, зная, как это опасно. Одновременно Фёдор, который не мог более изображать из себя птичку на ветке – нога кровоточила, ствол прогнулся чуть ли не до земли, да и друга нужно было выручать – с диким воинствующим криком вождя краснокожих бросился вниз. Женя выдернула шнурок фальшфейера, направила его вверх, чуть выше головы мишки, и двинулась к нему навстречу – в этот раз «игрушка» действительно пригодилась. Правда, огонь-то был фальшивый, и медведь мог бы их обман легко «разоблачить», не почувствовав тепла и боли, но выбирать не приходилось. А Денис в это время заметил слабо тлеющий костёр, схватил головёшку из него, ярко вспыхнувшую от резкого движения, и тоже шагнул навстречу к медведю.
Как говорится, долго сказка сказывается, да быстро дело делается. Все эти события произошли буквально за секунду. Медведь растерялся от такого напора со всех сторон и не понял, откуда же исходит главная опасность, да и пламени побаивался. Не долго раздумывая, он на всякий случай вмазал как следует Николаю, ударив его лапой с размаху так, что тот отлетел в противоположную сторону, а затем опустился на четвереньки и, не оглядываясь более на огненных смутьянов, побежал, ворчливо бурча, в тундру.
Женя подошла к Фёдору и повела его к реке, а Денис бросился к Николаю, помогая ему подняться, обоим требовалась срочная медицинская помощь. Ребята с грустью осмотрели поле битвы: всё вокруг было перевёрнуто вверх дном, их ужин распростёрся на земле рядом с опрокинутым котелком, банки со сгущёнкой и тушёнкой частично подавлены, кухонная палатка безвольно обвисла, раздавленная труба от печки валялась в стороне. Хорошо ещё, что в этот раз Фёдор готовил на костре, а не на печке, а то бы сгорел в миг вместе с палаткой.
Открытых ран у Николая не оказалось, но ушиб был серьёзным, и боль строго фиксировала каждое его движение. С Фёдором дело обстояло ещё хуже: у него на ноге зияла глубокая кровоточащая рана, не считая царапин и ушибов на локтях и коленях. Самым трудным оказалось снять с моряка штаны: разрезать их он категорически отказался – как дальше жить без них? Ведь штормовые брюки спасают от комаров и от ветра, от холода и от жары. Однако рана стала уже прилипать к ним, нога распухла, и даже пострадавшему Николаю, превозмогая боль, пришлось им помогать. После мучительного избавления от ценных штанов, Женя первым делом промыла его раны марганцовкой, которая раньше была в каждой аптечке, обработала их края зелёнкой, а потом началось самое сложное. С помощью мелких кусочков пластыря, которые нарезал Денис, пришлось «зашивать» рваную рану на ноге с двух сторон, стягивая её концы, и только после этого нога была перебинтована. Фёдор очень переживал, что геологи пришли из маршрута голодные, а он не смог уберечь их ужин, но ребята давно и думать-то про него забыли. Они успокоили раненного товарища, уложили его поверх одеяла и, несмотря на страшное возмущение, оттащили в кухонную палатку, где соорудили Феде что-то вроде горки для ноги, чтобы приподнять её и замедлить кровотечение. У Николая боль всё усиливалась, он практически не мог помогать ребятам. Вероятно, медведь сломал ему как минимум два ребра, что достаточно болезненно и очень неприятно в полевых условиях, пришлось наложить Коле «мягкий гипс», то есть, сделать тугую марлевую повязку, немного облегчившую ему жизнь. Хорошо, что не шею сломал, и скальп на месте, так что, можно считать, повезло.
Денис с небольшой помощью стонущего Николая поправил дырявую кухонную палатку, слегка разогнул скрючившуюся трубу и развёл печь – иначе бы их съели комары. Никакая иная палатка и не сгодилась бы для этого, кроме солдатской, ещё советского образца. Женя приволокла дрова и воду, и работа закипела. Пока Денис готовил ужин и разбирался в лагере, она простирнула штаны Фёдора, достала шприц и осторожно сделала ему укол от бешенства, затем навела порядок в палатке и поудобнее обустроила ложе раненого. Наконец, когда всё было готово, и они с удовольствием поедали Денискину стряпню, Женя достала из своего стратегического запаса бутылку кагора.
– Ничего себе! Вот это да! Прямо волшебство какое-то! Сегодня ты моя Фрези Грант, спасибо, начальник, золотые у тебя ручки, так всё осторожно и ласково делаешь, ни с каким доктором не сравнить!
– У медиков-то поток больных, а ты у меня единственный, да ещё такой сотрудник, что дай Бог каждому, – бледный измученный болью Фёдор расплылся в довольной улыбке. – А за бутылку кагора будешь моего папу в Москве благодарить, это он мне её сунул, а я всячески отнекивалась. Сказал, что настанет момент, когда она нам очень пригодится: как в воду глядел.
– Ну, хватит вам рассыпаться в комплиментах, лучше расскажите, что это у вас за общая знакомая, которую вы всё время поминаете?
– Фрези Грант? Ты что, Грина не читал?
– Нет, почему же, кажется, кое-что читал. Ну, нельзя же все на свете книжки помнить! Я, например, про оружия, знаете, сколько книг проглотил? Вам и не снилось! Это тебе, Фёдор, в море делать нечего, вот ты и поглощаешь всё подряд.
– Дурак ты, Николай, не в обиду будет сказано. Не суди о том, чего не знаешь. Посадить бы тебя в машинное отделение на полгода, где под 40 градусов жара, по-другому запел бы. Правильно Женя говорит, не те книжки ты в детстве читал. Фрези Грант – это бегущая по волнам, что спасает моряков в трудную минуту.
– Коля, кончай придуриваться, никогда не поверю, что «Бегущую…» не читал! Какое-то дурацкое пижонство, Холмса из себя изображаешь? Только не все, кто ничего не читает, кроме специальной литературы, гении в своём деле. Всё чаще наоборот.
Николай насупился и ничего не ответил Жене: он действительно не читал Грина и был воспитан прагматиком, считая это своим преимущество перед ребятами, а они почему-то его жалеют… Может, и впрямь оказалось, что что-то самое главное он упустил? Видно, литература недаром существует, и не случайно иногда воспринимается властями чуть ли ни как теракт, если она заставляет думать неординарно, в разрез с навязываемыми сверху догмами. Не поэтому ли ему так тяжко в науке – не развито воображение, видно, рациональный ум в естественных науках не работает. Он тяжело вздохнул, обиженно глядя в сторону, Женя заметила это и переменила тему:
– Коленька, как только тебе в голову пришло – броситься на медведя!? Ну, ты даёшь, прямо Илья Муромец! А говоришь, сказок не читаешь и не веришь в них…
Все согласились с Женей, наперебой восхищаясь им.
– Да ладно вам, мужики, не травите, как Федя говорит… Если честно, это я от страха: смотрю, у Федьки кровь из ноги хлещет, ты, Женя, рвёшься своего пса спасать, вот и психанул.
– Не скромничай, Колян, ты и впрямь настоящий мужик, – скупо добавил Федя, пожав ему руку.
И впервые Николай пожалел, что не умеет быть таким искренним, как ребята. Может, в чём-то он ошибается? Чем больше старается для себя, тем больше теряет, вот и семья не получилась, выбирал не жену, а её родителей. А теперь дома, как в аду, и боится ей не угодить. С другой стороны, иные шагают по трупам, и живут припеваючи. Женька считает, что ещё вопрос, кто в конечном итоге счастливее – пройдоха с регалиями или настоящий учёный, увлечённый своим делом. А скольких из этих фанатов затравили коллеги, лишив их и этой, не для всех понятной радости? Каждый человек строит себе какой-то жизненный кодекс, и всегда он в чём-то слаб. Может быть, нужно жить как птичка, сегодняшним днём? Вон, хоть Денис, млеет от своей бесперспективной любви к Женьке, и вполне доволен жизнью. Николай сам себя мысленно оборвал, устыдившись собственной желчности. А может быть, дружба и есть самая ценная вещь в мире, и они правы!? Только почему-то в Москве, в погоне за мнимыми достижениями, в это слабо верится. Ну, здесь, в поле, эти чудаки-мечтатели на месте, а там всё иначе: деньги и успех – вот что ныне ценится, только не дай Бог с подобными успешными делягами хлеб с солью здесь делить… Страшно об этом и подумать! Хорошие они люди, да только время их в нашем мире закончилось. Не хочется об этом думать… Он наклонился к Жене и немножко виновато сказал:
– Может, вы завтра с Денисом сходите в маршрут, раз уж так вышло?
– Конечно, без проблем, всё сделаем в лучшем виде, как будто ты сам там побывал, и в Москве тебя не выдадим, не волнуйся. Ты, главное, выздоравливай, нам ещё нужно добраться до вертолёта.
Женя с грустью развернула свою палатку, разорванную мишкой.
– Спасибо, Женечка. Брось, не возись с ней, я её завтра зашью и заклею так, что лучше новой будет. Ложитесь с Денисом в нашу, а мы с Фёдором устроимся здесь, в кухонной палатке, а то боюсь, не дадим вам отдохнуть перед маршрутом, всё болит… Тем более, ты чутко спишь, от каждого шороха просыпаешься…
Действительно, она плохо засыпала во время белых ночей. Женя задумалась на минуту, вынула коробочку с лекарствами и, немножко порывшись в ней, достала необходимые из них:
– Это для желудка, Николай, проглоти его сейчас, запив небольшим количеством воды, а затем, минут через 30, выпей диклофенак, он болеутоляющий, но очень агрессивный для слизистой оболочки, ну, а это снотворное на ночь, и Фёдора угости. В случае чего, зовите, не стесняйтесь, а мы сейчас подтопим печку, и наутро дров приготовим. Федя, тебе лучше не вставать, и всё время старайся держать ногу повыше. Утром я её перевяжу по новой.
Пока они разговаривали, Денис принёс матрас и спальник Николаю, и расстелил ему. Тот с благодарностью посмотрел на него: только что с ужасом думал, как будет делать это сам, каждое движение становилось всё болезненнее:
– Да не волнуйся ты так, Женечка, я и сам смогу ему помочь, отдыхай, спасибо вам за всё, ребята. Спокойной ночи.
– Спокойной, гроза медведей. Сидеть, Бренди! Оставайся сегодня с ребятами! В случае чего, пошлёте его за нами.
Бренди уже было встал, чтобы идти за Женей, ласково трепавшей его по спине, но вновь, немножко растерянно оглядываясь, уселся рядом с Фёдором и пристроил ему морду на живот. Фёдор, бледный и измученный, с удовольствием положил руку на спину собаки и сказал:
– Спасибо, Женечка. У тебя, ой, то есть у нас, очень хорошая собака. Знаешь, если бы не он, неизвестно, чем бы закончился наш бой. А почему вы меня не расспрашиваете, что произошло до вашего возвращения?
– Ну, если захочешь, сам расскажешь, – тихо сказал Денис, – Лучше выпей ещё кагору: вон сколько крови потерял. Наверное, пока воспоминание не из приятных, а вот в Москве – другое дело.
– Есть такое, но я всё-таки расскажу. Так вот. Готовил я ужин, и вдруг чувствую, что кто-то сопит рядом со мною…, я сначала машинально, не оборачиваясь, протянул руку и стал трепать – думал, Бренди прибежал, да что-то чувствую, шкурка жёсткая, оборачиваюсь, и вижу медвежью морду! Глаза такие… ну, прямо звериные. Жуть! Вот мы с ним так, кажется, целую вечность друг на друга пялились, а я его всё продолжаю гладить, представляете? И вдруг, как прыгну на дерево, будто взлетел, ей Богу – вжисть не смог бы повторить! А он влез в горячий котелок, сволочь, и давай реветь! Вроде бы, это я виноват, а он не при чём. Я от страха стал орать, как бешеный: «Ты зачем ужин испортил, зараза? Сейчас тебе мой начальник покажет, паразит ты эдакий!» Ведь он же не знает, что мой начальник – хрупкая девчонка! Долго я так ругался, а он в ответ гневно ревел, дальше ничего не помню, как будто всё во сне было. Спасибо тебе, Николка, здорово ты меня выручил, знаешь, на море за такую секундочку вечным должником становишься, а я в этот момент как бы очнулся, испугавшись за тебя, да и вы, ребята, молодцы, и Бренди тоже… Прям, как будто всю жизнь медведей загоняли.
– А ты сомневался!? И всё-таки, следующий раз не гладь незнакомых медведей, и на меня не ссылайся: боюсь, я для них не авторитет. Другое дело, Коля, они его теперь надолго запомнят! – добавила Женя, вытирая глаза от смеха. Видимо, сказалось бешеное напряжение во время их рандеву с Михаилом Потаповичем, и сейчас наступила необходимая разрядка: они безудержно хохотали, буквально заливаясь слезами от смеха. Фёдор посмотрел на них и, поняв их состояние, добавил:
– Золотые вы ребята! Нет, правда, всё так слаженно у вас вышло, как у…, даже не знаю, с кем сравнить
– С цианобактериальным сообществом, – продолжая хохотать, уточнила Женя. А Денис сквозь слёзы сказал:
– Спасибо тебе, Степаныч, дорогой, уморил ты нас своим рассказом! Вот теперь я понимаю, чего нам не хватало – смеха!
Николаю стало так легко, хорошо и радостно, как давно уже не бывало, а, может, и вообще никогда, несмотря на усиливающуюся от смеха боль в сломанных рёбрах, и он невольно, со стыдом и брезгливостью, вспомнил историю с Пасикисом. Может, Женя и права, утверждая, что дружба дороже «нужных» людей, при случае готовых подставить ножку?
– Представляете, ребята, как наши предки осваивали все эти необъятные просторы с мишками, комарами, клещами, дождями и холодами? Ни железки, ни самолётов, только год, наверное, добирались сюда. А в Среднюю Азию? Тоже ведь, не на ГАЗ-66 ехали, как мы.
– Да уж, Жень, я тоже об этом не раз думал. У нас 300 кг груза на четверых на лето, но ведь не пешком же мы из Москвы топали…
– А я, мужики, всё западным морякам на уроках географии завидовал – вот, думал, герои! И только потом узнал, кем они на самом деле были. Романтиками, героями!? Отнюдь, жестокими ублюдками, жадными на чужое добро. Ни своих, ни чужих не жалели! Да и по сравнению с нашими, условия их жизни были намного комфортнее, хоть и тоже не санаторий.
– Знаменитые солдаты Киплинга, «рыцари удачи», тоже отменная мразь, – добавил Николай. – Однако из них слепили героев и прославили на весь мир, а кто оценил подвиг русских открывателей? Вот тут, Женя, я не могу с тобой не согласиться.
– Ну, зато мы с вами оценили, испытав всего лишь часть того, что наши предки, – оптимистично заметил Денис.
– Мы – это мало. Обидно, что русские писатели прославили Обломова, а не первопроходцев Земли Русской. И ведь не уничтожали наши предки местное население, а лечили да кормили в ущерб своим, и от воинской повинности освобождали. Если б не Русь Святая, никого бы из них уже давно не было бы на белом свете…
– И кто нам за это спасибо сказал, хотя бы через века!?
– Глупая у нас пропаганда, мы всё больше предпочитаем «разоблачать» Отечество, а не освещать его заслуги. Кстати, вот вы всё за Петра заступались, восхищавшегося великой Западной цивилизацией и осчастливившего нас сифилисом, развратом да куревом. А вот подвига соотечественников, присоединявших к России неведомые земли, он «не заметил». А теперь Запад нагло заявляет, что мы обязаны делиться с ними своими ресурсами. Увидели ли мы благодарность за то, что не превратили их в колонии за попытки уничтожить Россию, защищали и прощали им их подлость и предательство, ложь и коварство!?
– Может, и так, Женя, да только вся наша русская элита до революции, включая писателей да художников, тоже предпочитали жить комфортно на Западе. Значит, что-то не так в нашем доме…
– Заметь, Коля, с русскими золотыми рублями! Белая эмиграция быстро все эти восторги перед Западом похоронила.