– Опять резонно, – пробормотал по-английски Андрей и встал. – Ладно. Спокойной ночи, Женя.
– Спокойной ночи, Андрюша, – ответила Женя, уже жалея о своей вспышке.
Конечно, Андрей переживает за Эркина, но… но если Эркин что решил, то его уже не своротить. И не скажет ничего, пока сам не решит сказать. Она вздохнула и взялась за посуду.
Когда Андрей вошёл в комнату, Эркин сидел за столом, сосредоточенно разбираясь в упражнения по русскому.
– Не мешаю тебе? – спросил он, не оборачиваясь.
– Учи, я читать буду, – ответил Андрей и подошёл к книжному шкафу.
Пополняется потихоньку – отметил он с удовлетворением – уже и выбор есть. И на той квартире собирается. Что ж, возьмём библиотечную. «Отверженные». Он её уже дважды прослушал. По-английски от Старика и от Вальки-Валета по-русски. Неплохие «романы тискали» в бараках, хотя и дряни, понятно, что, как и везде, хватало. А теперь и почитаем. И посмотри кто, чего и как переврал при пересказе.
Андрей включил торшер и лёг на диван, раскрыл толстую умеренно затрёпанную и оттого пухлую книгу на заложенном месте. Но, читая, думал о своём. Упрям братик, ведь в самом деле поедет. Нет, запрещать – и в голове такого нет, но зачем? Что к профессору, это понятно, но какие-такие дела у Эркина с профессором? И ведь не скажет. И впрямую не спросишь. Сам тогда сказал; «Не спрашивай», – и Эркин не спрашивает, ни о чём. Значит, и ему надо молчать.
Эркин чувствовал напряжённое молчание Андрея, понимал его обиду, ему-то Бурлаков родной, но также уверенно знал, что ничего ни говорить, ни объяснять он не должен. И не может. Вот вернётся, тогда и поговорим. Но это, как у него разговор с Бурлаковым пойдёт. Вот чёрт, сам толком не знает, чего ему добиваться. Обижать Бурлакова не хочется, тот же не виноват, что так сложилось. Но и ему халявного отцовства через силу и презрение не надо. А чего надо? Чтоб Андрей в Загорье остался. Во! Пообещает Бурлаков не забирать Андрея, и всё, и больше ему ничего от профессора и не надо. Это он Бурлакову и объяснит. А вот что ему Бурлаков ответит… это уже совсем другое дело. Но это не ему решать, а, значит, и думать об этом нечего. Эркин перечитал упражнение, закрыл тетрадь и обернулся.
Андрей опустил книгу на грудь, улыбнулся.
– Написать адреса?
– Да, давай сейчас, а то потом недосуг будет.
Андрей легко встал и подошёл к столу. В принципе, адреса и Комитета, и домашний Бурлакова Эркин знал, но он молча смотрел, как Андрей пишет и даже схему рисует.
– А от Комитета к нему домой пешком шли, – Андрей смущённо взъерошил себе волосы на затылке. – Дворами, да ещё темно было, не запомнил. Ничего?
– Ничего, – кивнул Эркин. – До Комитета доберусь, а там уже неважно.
– Домой он тебя сам отведёт, – уверенно заявил Андрей.
Эркин в этом был далеко не уверен, но промолчал. Исписанный Андреем лист он бережно убрал и снова сел за уроки. Андрей посмотрел на его склонённую над книжкой голову и вернулся к дивану.
Так, в сосредоточенном молчании они досидели до полуночи.
Когда Эркин вошёл в спальню, Женя, лёжа в кровати, листала журнал мод. Эркин привычно сбросил халат на пуф и лёг. Женя отложила журнал и повернулась к нему.
– Устал, милый? Спим?
– Д-да, – как-то неуверенно ответил он.
Женя обняла его.
– Всё будет хорошо, Эркин. Ну, что с тобой? Ты замечательно придумал. Конечно, поезжай. Увидишь Царьград… и вообще.
– Мг-м, – согласился Эркин, успокоенный не столько её словами, как тоном, и… раз Женя сказала, что всё правильно, значит, так оно и есть.
Он вздохнул, засыпая и уже во сне мягко прижимаясь к Жене. Тут так тепло, мягко, безопасно, ну, чего его несёт, как говорят, искать приключений на свою задницу. Но ведь надо, надо, надо…
И весь четверг в нём жило то же «надо». Может, поэтому и работа, и школа шли как-то мимо него, хотя он всё видел, слышал и понимал, и ошибок не делал. И даже заметил, что Манефа то и дело поглядывает на Андрея и даже почти улыбается.
И невольно улыбнулся сам. Ловок Андрей, по-мастерски уже работает: вроде ничего такого, а девка оттаивает, глядишь, и в самом деле всё у него получится. Если б только это не на спор было, а всерьёз… Но Андрей взрослый, пусть сам думает.
После школы Андрей пошёл к себе, Тим был в другой смене, и Эркин шёл домой один. Под бурками скрипел снег, мелкие редкие снежинки кружились в воздухе, и слегка пощипывало холодом щёки. Но Эркин то ли уже привык, то ли помнил, каково бывает в настоящие холода, и ему даже нравилось. А самое хорошее – это то, что Хэллоуин прошёл, никто и не заметил. Сам сообразил, только увидев на календаре дату: первое ноября. Сообразил и промолчал. Раз Женя забыла, то не ему напоминать. И если бы не Бурлаков, всё было бы хорошо и даже отлично. Но ничего. Съездит, уладит… чем бы не кончилось, всё лучше этой неопределённости. Ну, какой он Бурлакову сын? Грузчик, индеец, раб, да ещё и спальник. Только позорит. Так что, всё он решил правильно и теперь только надо сделать как решено.
А в пятницу снегопад усилился, рабочий двор не успевали чистить, контейнеры застревали в быстро растущих сугробах, а эти чёртовы дурынды опять не тряхни, не толкни и под снегом не держи. К обеду все вымотались, охрипли от ругани и на обед шли злые как никогда. И когда Ряха чего-то там вякнул, его заткнули с небывалой яростью. Так что Эркин про себя порадовался, что успел договориться с бригадиром раньше, сегодня могли бы и не отпустить.
После обеда продолжалась та же «непруха», но Эркин то ли привык, то ли думал уже о другом и уже ни на что не обращал внимания. Да и… хуже приходилось, чего уж там.
Когда затрещал звонок, Медведев устало кивнул: «Шабашим, мужики». Эркин всё-таки докатил и впихнул в вагон свой контейнер, где его взялась крепить уже другая бригада, и пошёл в бытовку.
Он решил не обтираться: лучше дома вымоется в душе, и, быстро переодевшись, ушёл. Остальные ещё уже вяло, без прежнего запала, переругиваясь, собирали вещи, а Эркин уже попрощался и дверь за собой закрыл. Его проводили шутками и подначками насчёт цареградской гульбы со столичными «щучками».
Снегопад прекратился, но небо затягивали низкие тёмно-серые тучи, и Эркин, проверяя себя, посмотрел на часы. Нет, всё правильно, он успевает, просто темнеет теперь рано, зима уже.
Дома он быстро вымылся и переоделся. Андрей ему столько раз рассказывал о своей поездке, что Эркин хорошо, как ему казалось, представлял, что понадобится в поезде и в Царьграде. Женя выложила всё необходимое на кровать, и Эркин уложил в портфель спортивный костюм, три смены трусов, пакетик с мылом и полотенцем. Женя, оказывается, мыльницу ему купила, специальную дорожную, коробочкой. Ещё носки. Стирать негде и некогда будет, так что тоже три пары. Всё, пожалуй.
Закрыв портфель, он вынес его в прихожую и поставил у вешалки. Теперь пообедать.
Ел он быстро и сосредоточенно, особенно не вдаваясь во вкус. Не до того. Поев, вымыл и убрал посуду, взял и заложил в портфель приготовленный Женей свёрток с едой в дорогу, оделся и, уже стоя в дверях, огляделся, будто прощаясь. Глупости, конечно, он вернётся, и всё пойдёт по-прежнему… нет, не всё. Но он должен это сделать. Значит, сделает.
Андрею хотелось проводить Эркина, но – как назло – под самый конец смены подвалила работа, и, если сегодня не сделать, то придётся выходить в субботу. Ну и… всё ясно-понятно, и не трепыхнёшься. Чертыхнувшись, Андрей побежал в инструменталку.
– В темпе давай, – крикнул ему в спину Василий.
А уж если Василий подгонять стал, значит, дело серьёзней некуда. Так что проводы накрылись медным тазом. И за Алиской он, похоже, тоже не успеет. Вот непруха-невезуха! Но о чём же Эркин собрался с профессором разговаривать? Какие-такие дела у них? Брат у него с характером, пока сам не скажет, ни хрена ты из него не вытащишь. Пробовали, знаем. Так ведь и отец… тоже помним. Вот кремень с кремнем и столкнутся, ох, и полетят искры во все стороны. Ругаться-то им, вроде, не из-за чего, он тогда отцу всё объяснил, должен был понять, профессор всё-таки. И на свадьбе всё прошло лучше и не надо. Чтобы Эркин решил чего-то попросить… так это и в письме можно, или до Святок подождать, нет ничего срочного.
Все эти мысли и рассуждения не мешали ему работать, внимательно наблюдая за Василием и другими мастерами. Учёба вприглядку – тоже учёба.
Закончили поздно. Чуть ли не двойную смену отпахали.
– Старшой, сверхурочные будут?
– Будут, когда сделаем.
– Так сделали же уже.
– Дурак, пока наряд не закрыли, не считается.
– А ч-чёрт! Андрюха, держи.
– Митроха, мать твою, не мельтеши!
Усталость уже ощутимо давала себя знать, но Андрей пока держался. Даже побалагурил в бытовке, пока переодевались. А на улице понял, что до дома он ещё добредёт, а на разговор сил не хватит. А завтра школа, хорошо, что уроки сделаны, или нет? Чёрт, в голове всё путается.
Он ещё думал, а ноги, как сами по себе, несли его по нужному маршруту. Перед школой он ночует у Эркина. И никак иначе.
– Здравствуй, – сказал ему кто-то.