Мир Гаора. 4 книга. Фрегор Ардин

– Выродки, – как со стороны услышал Гаор чей-то голос, даже не поняв, что это его собственный.

Преодолевая боль – он уже понял, что ранен, но не понял, куда – Гаор наклонился, поднял растерзанное тело мальчика и пошёл к выходу. Он уже всё сообразил и вспомнил, и уходил, зная, что если задержится на этом поле хоть на мгновение, то пойдёт в ложу и будет убивать этих… зрителей, как до этого убивал собак. Он уже видел калитку, когда на поле выбежал плачущий мужчина в камуфляже, с ходу, оттолкнув Гаора, упал на колени перед одной из собак и стал её теребить, целовать в окровавленную морду.

– Король, Король, – звал он собаку. – Очнись, Король.

Перед Гаором раскрылась низенькая дверь, и он шагнул в неё, пригибаясь и разворачиваясь боком, чтобы не задеть о косяк телом мёртвого мальчика, и сразу оказавшись среди кричащих мечущихся людей.

– Сволочь, мразь, ублюдок! – бушевал Фрегор, осыпая пощёчинами стоявшего перед ним навытяжку Мажордома. – Запорю! Ты, сын рабыни! Не смей! Запорю! Здесь, сейчас, раздевайся, ты…

Мажордом прыгающими, распухающими на глазах губами пытался что-то сказать, но Фрегор, визжа, брызгая слюной и руганью, ничего не слушал, требуя сейчас, здесь, немедленно…

– Рыжий мой раб, мой! – орал Фрегор, дёргаясь от невозможности выкрикнуть сразу всё вместе, слова у него путались, наползая один на другое. – Пороть… мой раб, не смей!

Кто-то – Гаор не понял даже кто – властно забрал у него тело мальчика. И краем глаза Гаор поймал, что у трупа чёрные короткие волосы и острый носик.

– Ты, – тыкал пальцем Фрегор в попадавшихся ему на глаза рабов, – ты, ты, порите его, где плети? Плети сюда! Рыжий, ты! Твой удар первый!

«Мне пороть Мажордома? – равнодушно подумал Гаор, и тут же пришло ясное решение – не буду, не хочу, я не палач».

Но сказать он ничего не успел. Сильная рука плотно, но не жёстко взяла его за руку повыше локтя, и голос Рарга сказал:

– Я им займусь.

– А?

Фрегор удивлённо, как внезапно проснувшись, посмотрел на окровавленного Гаора и крепко держащего его за руку Рарга, такого спокойного и даже невозмутимого. За Раргом, как всегда, пятеро его парней, тоже со спокойными, хотя и мрачными лицами.

– А, да, – кивнул Фрегор, – конечно, Рарг.

И отвернулся, мгновенно забыв о них, занятый готовящейся большой поркой. Мажордом уже снял пиджак и расстёгивал брюки, и Фрегору стало не до своего шофера.

Кто и куда его ведёт, Гаор понял не сразу. А поняв, дёрнулся, высвобождая руку, и услышал спокойное:

– Не дергайся.

Гаор попытался что-то сказать – он вдруг вспомнил, что его куртка осталась там, на поле – и получил новый приказ.

– Молчи.

Через один из боковых подъездов они вошли в дом, и, зная, что входы на вторую половину есть под каждой лестницей, Гаор попробовал свернуть туда, но его удержали. И он подчинился. Онемевшие поначалу раны от собачьих зубов и когтей болели всё чувствительнее, весь ужас произошедшего медленно, но уверенно доходил до сознания. Мажордом здорово подставил его. Как специально… или специально? Отомстил. За что? Не было у него с ним ничего такого после того укорота. Вот сволочь злопамятная, это получается, почти сезон сволочуга ждал, чтобы его вот так… а мальчишка, разорванный собаками… похож на Щупика. И Милка… родовой. Как сказала тогда Первушка? «Бывает, и родовым показывают. Тебе ещё покажут». Так она вот об этом говорила? Что затравят? Ну…

Додумать Гаор не успел. Небрежно стукнув костяшками пальцев по косяку, Рарг толкнул дверь, и они вошли в медицинский кабинет. Вставший им навстречу из-за стола гладко выбритый мужчина в белом халате с эмблемой Ведомства Крови на нагрудном кармане и такой же кокардой на белой круглой шапочке негромко присвистнул.

– Во-во, – кивнул Рарг. – Займись им, док.

Помедлив с мгновение, врач кивнул и сказал Гаору:

– Иди сюда.

Рарг разжал пальцы, и Гаор шагнул вперёд, встав на указанное место.

– Раздевайся, – последовал новый приказ.

Снимать пришлось только ботинки и носки. Остальное превратилось в лохмотья, и Гаор буквально содрал с себя и бросил на пол окровавленные остатки рубашки, брюк и белья.

– Побыстрее, но побольнее, или с анестезией, но подольше? – спросил врач.

– Побыстрее, док, – ответил Рарг, – разлёживаться ему не дадут.

Болело всё сильнее, тошнило, и Гаор последним усилием удерживался от обморока, не давая себе упасть.

Потом его осматривали, промывая, прижигая и зашивая раны и царапины. От боли всё плавало в тумане, остатки сил уходили на то, чтобы молчать, не застонать, не заорать от боли, и издалека, как через стену, доносились голоса Рарга и врача и, как со стороны, его ответы.

– Повернись…

– Рыжий, ты где на фронте был?

– Вергер… Алзон…

– Стой спокойно, не дёргайся…

– Вапса…

– Руку выше…

– Малое Поле… Чёрное Ущелье…

– Теперь сядь…

– В каком звании демобилизован?

– Старший сержант…

– Голову поверни…

– Чего так мало?

– Я бастард…

– Прижми и держи так…

– Награды есть?

– Да…

– Перечисли…

Гаор стал перечислять свои медали, значки и нашивки. Временами сознание уплывало, и тогда в нос бил резкий характерный запах, от которого выступали на глазах слёзы и ненадолго рассеивался затягивавший окружающее туман.