Байкал. Книга 7

Аяя вздрогнув, склонилась к нему и прошептала, но слышали мы все, несмотря на шум катастрофы вокруг.

– Эрик! – заплакала она, обнимая его. – Эри-ик… Ты же… ты умрёшь, если… Помоги ему, исцелишься и ты…

– Н-нет… не хочу… не хочу я…. – разбитыми губами, произнёс Эрбин, глядя на неё одним глазом, второй был сильно подбит и совершенно заплыл. – Ты… не любишь меня… ты… его… его любишь… чего мне… жить… без… во-оздуха?.. я не… не хочу…

– Ты что ж мелешь, Эрбин… – проговорила Басыр, отшатнувшись, бледнея.

– Что ты?! Ты что говоришь?! Как мне не любить тебя, ты… милый мой! Милый, ну… не надо… – Аяя зарыдала громко, прижимая его к себе, обливая слезами его раздувшееся окровавленное лицо.

Эрбин поднял руку с разбитыми костяшками, сгрёб в ладонь волосы Аяи на затылке и оттянул её от себя, держа так, смотрел в её лицо.

– Ска-жи… скажи мне… скажи, что… выбираешь меня… Аяя…

– Да! Да, Эр! – слёзы с её лица капали ему на лицо, на губы.

– Не-ет, скажи… скажи… мы умрём… оба… Или я… или никого не бу-удет…

На его губах выступила розовая пена, а за ней алая кровь струйкой потекла на щёку и оттуда закапала на траву, ускоряясь, чуть-чуть и будет кровавый ручеёк, он умирал…

– Скажи!.. что… выбираешь меня… меня… скажи!

– Тебя! Да-да! Выбираю тебя! Тебя!

– И ему… скажи… как… очнётся! Ему скажи! Как только… он… пусть знает… что…

– Да-да!

– Женой мне будешь? Как… была…

– Да, Эрик!

Он выдохнул, усмехаясь, отпуская её, и струя крови стала толще, кровь не капала, уже текла из его рта на траву.

– Яя… Ради него… ради него говоришь… о-обещаешь… Э-эх… ради… него… всё… ради него… Яя… Яя… – её имя он произносил с такой нежностью, что всем нам стало страшно, столько тысяч лет мы все знаем Эрбина, но никогда не слышали такого его голоса, словно растворявшегося в имени Аяи. От этого стало ещё страшнее…

– Па-адними… подними меня… и… дай мне… его руку… – он отпустил волосы Аяи, вытягивая шею, силясь поднять плечи, и будто сосредотачиваясь, но стало заметно как ему больно, он очень побледнел, и черты совсем заострились.

Аяя с помощью Рыбы, и с моей, выполнили всё, что он требовал, держали его теперь, почти сидя, хотя от этого ему было больно так, что он скрежетал зубами, задерживая вдыхание, чтобы не стонать. А далее стало происходить то, чего я раньше не видел никогда, то есть ничего нам видно не было, кроме того, что Арий из сизо-бледного и почти мертвого стал светлеть и розоветь лицом. А Эрбин произнёс, повернув голову к нему:

– Ар! А-ари-ик!.. Оч-нись… га-ад!.. Ты… сво-а-лачь… ох, сво-а-лачь… ну же, Ар!.. открой глаза! Щас же!.. ну! Ну!

Арий вздрогнул, дёрнув плечами, и вдруг вдохнул глубоко и со свистом, садясь и оглядываясь по сторонам. Он увидел Аяю, нас с Рыбой и Эрбина, с улыбкой смотревшего на него.

– Живи… живи, братец… п-проклятый… живи… как же… я тебя… ненавижу… Господи… как ненавижу… – и всё же, несмотря на слова, улыбался Эрбин на удивление светло и единственный видный нам глаз засветился, как и всё его лицо, становясь прекрасным как у Бога. У меня никогда не было брата, и в этот момент я почувствовал это особенно остро: что я не знаю, что такое семья, и позавидовал предвечным близнецам, что несмотря ни на что, неразлучны все свои тысячи лет…

И сам Эрбин сразу стал розоветь тоже, оживая вслед за братом, кровь уже не шла у него, как не шла и у Ария. Он выдохнул и позволил себе закрыть глаза.

– Надо перенесть их… – проговорила Рыба. – Яй, что оторопела-от, перенесть надо! На траве што ль лежать будут всю ночь? Теперь на поправку, теперь всё ладно буит.

– Н-не… не опасно в дом-то, а если повторятся толчки? – сказал Викол, поросший к месту, как и все остальные, кто наблюдал свершившееся чудо.

– Нет ужо… Ужо не дерутся, ничего не буит, тихо буит теперича, – без сомнений сказала Рыба. – Дамэ, Агори, пособите!

Мы подняли Ария, не несли, он сам шёл, опираясь на нас, ещё плохо владея телом, Аяя тоже поднялась на ноги, качнувшись, пока Агори и я наклонились над Арием, она подняла Эрбина.

– Яя… – он снова приоткрыл глаза. – В постель… со мной ляжешь… сейчас…

– Ладно-ладно… как скажешь.

– П-противен тебе?

– Нет, Эр… ты что?

– Ну… может… – прошептал он и вытер губы от крови. – Тьфу… вот… мерзость… эта ваша смерть… Яя… Он… Ар… должен быть рядом… где-то рядом… Слышишь? Всю ночь, чтобы… Сила из меня… текла в него….

Аяя не шла с Эрбином, идти она не смогла бы, я видел, что ноги не держали ее. Она перелетела, держа его, через улицу к его дому, потому что дом Ария не выглядел благонадёжно, по брёвнам пошли трещины, фундамент треснул и покосился, а крыша была похожа на съехавшую шапку.

– Дом не мог треснуть от землетрясения, – сказал Агори, оглядывая его.

– А он и не от землетрясения, драться-то, небось, в дому начали, вот и разнесли… – сказала Рыба. – Само трясение из-за них.

Мы повели Ария к дому Эрбина.

– Я это только в книгах о битвах байкальских братьев читал, не видел никогда… – тихо проговорил Викол.

– Ну и молись, чтобы никогда больше не увидеть, – заметила Рыба. – Сколько погибло от энтой драки… ещё сосчитать придётся.

– Так всё это по земле из-за того, что они подрались? – воскликнула Басыр.

Викол посмотрел на неё, на Рыбу, та пожала плечами.

– По всей земле? – Викол не понимал, о чём речь.

И Басыр тоже не знала, никто не смотрел новостей, мы все здесь редко смотрим телевизор, особенно летом…

Тогда сказала Рыба.

– Передали в новостях, что по всему миру прокатилось три сотни этих… э…

– Цунами, – продолжил я. – Не может это быть из-за них. Сейчас…

Мы довели Ария в спальню, Аяя уже положила Эрбина на постель, Ария положили рядом. Аяя осталась с ними, а мы все вышли во двор, в небе ещё раз громыхнуло, но уже где-то далеко. Продолжался плеск внизу от разгулявшегося Моря, да гул ещё отражался между скал в ущельях с другой стороны.

– Идёмте ко мне, – сказал Викол. – Спать, думаю, сейчас никто не способен. И новости посмотрим как раз. Про ваши цунами.

– Там новости весь день, ничего другого кроме новостей, – сказал я.

Мы вошли к Виколу, он включил чайник, а Басыр хорошо знала, где посуда, чашки, достала и печенье, и мармелад, все Рыбиного изготовления, и портвейн, и коньяк из буфета. Мы все сели на диваны и кресла и под шум чайника смотрели на экран телевизора несколько минут молча, завоженные картинами того же, что происходило здесь, у нас. Викол налил всем портвейна в миниатюрные рюмки, кто ему натирает их до такого блеска? Сам, поди…