Невроз

Возникла пауза. Рита сделала маленький глоток и поставила чашку на подоконник.

– Как вас называть?

– Как хотите.

– Можно Грэм?

– Пожалуйста, – отозвался он равнодушно.

В одной из статей, размещенных на сайте издательства Tatran, рассказывалось о том, как близкий друг Грэма Мастерса, художник (Рита забыла его фамилию), принадлежащий к культуре андеграунда, однажды написал его портрет, который был признан шедевром, выставлялся в нескольких модных галереях, а затем перекочевал в частную коллекцию какого-то греческого судовладельца.

– Вы не скучаете по своему прежнему имени?

Он немного подумал, как будто ответ на этот вопрос требовал совершения в уме сложных арифметических действий.

– Почему я должен скучать? Мы не расставались. Мои друзья из числа русских эмигрантов до сих пор зовут меня Гришкой. Меня это забавляет... иногда. А иногда пугает. Какая все-таки странная штука – имя! Вы не задумывались об этом?

– Задумывалась, конечно. Тем более что мне никогда не нравилось мое имя. Маргарита... Спасибо, что не Вероника и не Олимпиада. – Она улыбнулась в расчете на ответную улыбку, но он был начеку. – Так, значит, вам нравится время от времени чувствовать себя Гришкой?

– В общем, да. Думаю, это полезно – в некотором смысле. Но то, как я себя при этом ощущаю... поймите, это тоже маска. Это не есть «я».

– Меню – это не пища. Карта – это не территория. Все так. Однако человек нуждается в каких-то точках отсчета.

– Вы имеете в виду символический центр Мира? Священную гору, откуда можно попасть на Небеса, под Землю и в Преисподнюю? Пуп земли, место Творения... – Он говорил тихим, низким голосом, вынуждая собеседника поневоле напрягать слух. Нехитрый и безотказный способ завладеть чьим-то вниманием. – Если пойти дальше, можно договориться до того, что личная история человека начинается с его рождения и наречения его Сергеем или Робертом, но, боюсь, при ближайшем рассмотрении эта теория окажется полной ерундой. Фокус в том, доктор, что человек, как правило, не считает своим имя, данное ему родителями. Я знал многих, кто всякий раз удивлялся, слыша это вроде бы привычное Серега или Боб. И сам никогда не отождествлял себя со своим именем.

Это насмешливое «доктор» кольнуло ее больнее, чем можно было ожидать.

– А с чем отождествляли? Есть ли хоть что-то, что вы могли бы назвать синонимом вашего подлинного «я»?

Он долго молчал, разглядывая ее с холодным, беспристрастным интересом, как диковинное насекомое.

– Мне обязательно обсуждать это с вами?

Рита вернулась на свое место. Теперь их разделял стол и еще два метра пустого пространства. Он почувствовал необходимость изменить дистанцию, она не собиралась препятствовать ему. Пока не собиралась.

– Нет, не обязательно. Мы можем закончить разговор прямо сейчас. Вы вернетесь домой и скажете родственникам, что отказываетесь от лечения, поскольку не считаете меня компетентным специалистом. Вам даже не придется оплачивать сегодняшнюю консультацию. Мы не берем денег с пациента, который после первого же сеанса приходит к выводу, что его обращение к нам было ошибкой.

– Да, меня предупреждали. – Он чуть прищурился, как будто от Риты внезапно начал исходить свет, режущий глаза. – Так вы не хотите работать со мной? Боитесь, что орешек окажется не по зубам?

– Нет, просто вы не нуждаетесь в анализе. Вы свыклись с вашими неврозами, предпочитая рассматривать их не как заболевание, а как знак собственной избранности, и до тех пор, пока вы будете тешить себя этой иллюзией, мы не сдвинемся с места. У меня слишком плотный график, Грэм, и слишком много действительно больных людей ждут моей помощи. Я не могу позволить себе тратить время на приятные, но абсолютно бесплодные беседы с влюбленным в себя интеллектуалом.

– Никто не говорил со мной так, как вы, – произнес он с видимым удовольствием. – Ни один врач. Пожалуйста, продолжайте.

– Продолжать должны вы, а не я.

– О’кей. – Он спокойно встретил ее взгляд. – Что вы хотите услышать?

– Расскажите, что привело вас сюда.

– Моя сестра.

– Я не об этом.

– Ах да... Бессонница, мигрени, приступы раздражительности, депрессия, пьянство – этого достаточно?

– Давайте остановимся на мигренях. Как часто это случается?

– Раз в месяц. Или раз в неделю. По-всякому.

– Вы не обращались к невропатологу?

– Нет.

– Почему?

На лице его появилось скучающее выражение. Он явно не считал себя больным, но это было, строго говоря, совсем не плохо.

– Вам никогда не ставили диагноз артериальная гипертензия?

– Повышенное давление? – догадался он. – Не помню, когда я последний раз его измерял.

– У вас не бывает ощущения прилива крови к голове? Головокружений? Потери ориентации?

– Ну, вообще-то, – признался он с ухмылкой, точно рассказывал анекдот, – основная моя проблема – это метро, лифты и самолеты. И если поездку в лифте еще можно как-то пережить... минута, две, три... то самолеты – матерь божья! Мне приходится всякий раз надираться до бесчувствия, что создает определенные трудности при прохождении паспортного контроля и получении багажа.

– Что пугает вас в метро? Духота? Сознание того, что вы находитесь под землей?

– Боязнь быть проглоченным Страшной Матерью, да... Я слышал, многие мужчины подвержены таким страхам. Но в моем случае дело не в этом.

– А в чем же?

– Люди. – Глаза его слегка расширились. – Слишком много людей.

– Но в лифте...

– Знаю, знаю. В лифте я один, и все равно меня мутит от страха. Проклятие! Стал бы я делиться этим с вами, если бы мог до всего дойти своим умом!

Перехватив беглый взгляд, брошенный им на пепельницу, Рита приготовилась к тому, что сейчас он попросит разрешения закурить. Разумеется, он курит! Такого мужчину невозможно представить без сигареты. Однако он устоял.

Она продолжала исподволь наблюдать за ним. Немного занервничал. Что ж, бывает. Пальцы левой руки, лежащей на подлокотнике кресла, сжались в кулак, но почти сразу разжались. Старается сохранять контроль.

– Мне не нравится ваша худоба, – возобновила Рита прерванный разговор. – В чем причина?

Грэм растерянно пожал плечами:

– Быть может, в том, что я не ем пирожных?

– А сегодня вы ели что-нибудь?