Хризолитовый огонь

– Дай подумать.

– Подумать? – усмехается Герман, любуясь струйкой дыма, поднимающейся от кончика сигареты. – Хорошее дело.

– Кажется, ты ревнуешь, Ленечка, – роняет Нора, стараясь не смотреть в его сторону.

На самом деле ей ничего не кажется. Она точно знает, что его рвет на части от самого этого факта – факта наличия у Германа и Александра общего интереса. Даже без отягчающих обстоятельств в виде взаимной симпатии. Но какого черта он демонстрирует это сейчас? Чего добивается?

– Обязательно было говорить это вслух? – с тем же нарочитым спокойствием, наводящим на мысли о крышке кастрюли, под которой уже все бурлит и клокочет, спрашивает Леонид.

– Да. Потому что своей идиотской ревностью ты уже всех достал.

Уловив, что Нора тоже закипает, Герман садится прямо. На лице его все то же выражение безмерной усталости, но когда он начинает говорить, в голосе звенит металл:

– Да, мне нравится заниматься расследованием. На пару с нашей, как ты выразился, ищейкой. Александр не дурак и не трус. И ты отлично это знаешь. – Подавшись чуть вперед, он не спускает глаз с лица Леонида, который тяжело дышит и вообще выглядит так, будто из последних сил борется с желанием наброситься на него и растерзать. – Я занимаюсь расследованием этого дела вместе с Александром, но спуститься под землю и пройти по каналам второй системы хочу вместе с тобой.

– Почему? – тихо, почти беззвучно, спрашивает Леонид.

– Потому что ты мой друг.

– А он?

– Он просто хороший парень.

– А я не хороший парень?

– Нет. – Теперь голос Германа звучит глуховато. Но он по-прежнему смотрит на Леонида в упор. – Ты не хороший парень, совсем не хороший. Но ты мой друг.

– Как же так получилось? Что твоим другом стал именно я.

Герман пожимает плечами.

– Все мы имеем таких друзей, каких заслуживаем.

Большие глаза Марго раскрываются от удивления и становятся еще больше.

– Ты серьезно?

– Абсолютно.

– Друзей. – Она окидывает сидящего рядом Леонида задумчивым взглядом. – Друзей…

– И возлюбленных тоже, – подсказывает Нора.

Реакция девушки развеселила ее и отчасти примирила с абсурдом происходящего.

– Я – то, чего ты заслуживаешь, – с важностью объясняет Леонид на случай, если она сама не догадалась. – А ты – то, чего заслуживаю я.

– Аминь, – с легкой иронией произносит Герман. И поворачивается к Норе. – Ты выяснила, в какой из ближайших дней наш добрый доктор будет занят в больнице?

Когда дела на ферме шли своим чередом и в постоянном присутствии доктора Шадрина не было необходимости, он дважды в неделю вел прием в поселковой больнице и периодически оставался на ночное дежурство. Таким образом можно было получить в свое распоряжение приличный отрезок времени, свободный от докторского надзора и контроля. Аркадий и раньше считал, что за Германом нужно присматривать, а после всех событий этого лета стал близок к тому, чтобы посадить его на цепь. И только обязательства перед Александром, как подозревала Нора, вынуждали этого замечательного человека сдерживать замашки деспота, во всяком случае до определенных пределов. Сам он, разумеется, величал свой деспотизм заботой. Невозможно же спокойно смотреть на то, как молодежь занимается саморазрушением! К счастью, Герман обладал способностью обращать внимание лишь на то, что могло реально повлиять на его планы, все прочее же игнорировать или ловко, без лишнего шума, обходить. Собственно с этой целью он и поручил Норе как бы между прочим выведать у сестры что там с докторским графиком – дабы избежать конфликта. Точнее, передвинуть его с «до того» на «после того».

– Послезавтра, – отвечает Нора мрачно.

Она, конечно, все выяснила, но сама затея ей не нравится. Попробовать склонить на свою сторону Марго и сообща организовать какое-нибудь Непреодолимое Препятствие? Надежды мало. Девочка смотрит на своего прекрасного блондина, как на икону, и вряд ли решится сказать хоть слово поперек.

– Отлично. Как бы еще выбрать время, чтобы не столкнуться там с бандой археологов…

– Не думаю, что археологи будут торчать там круглосуточно, – подумав, говорит Леонид. – Скорее всего, спустятся на пару часов после завтрака, а потом разойдутся по домам.

– Может, не на пару часов. Может, часа на три-четыре.

– В любом случае, если мы прибудем часам к шести вечера, то ни с кем уже не столкнемся.

– К шести? – восклицает Марго, в голосе ее звучит легкий ужас. – Так поздно!

– Ну и что?

– Бродить по подземелью среди ночи… брр…

– Там, внизу, все время темно, – успокаивает ее Леонид. – И днем, и ночью.

– Подумай, – перебивает Герман, – что нам может понадобиться? Резиновые сапоги, фонари, ножи, веревка…

– Топор.

– Топор?

– Ага.

– Смартфоны, – подсказывает Нора.

– Да не будут они работать под землей!

– Позвоните, когда подниметесь наверх.

– Кому? – удивляется Герман.

– Мне, дурак! – В сердцах Нора хватает с дивана маленькую диванную подушечку, обтянутую гобеленовой тканью, и запускает ему в голову. – Мне! Чтобы я не волновалась!

То есть метит она в голову, но попадает в кисть руки и ломает подушкой недокуренную сигарету.

– Ты, человек-катастрофа! – взрывается Герман. – Думай что делаешь! Пожара нам здесь только не хватает.

В гневе он чертовски хорош. Сверкает глазищами, рычит. Не мужчина, а загляденье просто!

Марго, судя по ее реакции, думает о том же. Прикрыв лицо сложенными уголком ладонями, но при этом чуть раздвинув средний и указательный пальцы, она подглядывает в щелку и тихонько хихикает.

– Воу! Воу! – вопит во все горло Леонид, притопывая ногой. – Каждой феминистке по доминантному самцу! Давай, объясни ей все про эту жизнь, мой брат Говорящий-с-Богами!