– Князьям передай, царь Ногай в гости их дожидается, так истосковался, что вон провожатых прислал, – черниговский расхохотался своей шутке.
– Ну, может вам Ногай и царь, а у нас Телебуга в царях ходит, уж вперед вас в гости зазвал, к нему и едем. Так, что темнику твоему подождать придется.
– Как по суставам тебя резать начнут, боярин, так и меня царем признаешь, – черниговский опять задорно рассмеялся.
– Что ж ты, как в степь из дома уезжал, крест снял? – Демьян зло сверкнул очами.
– Отчего ж снял, вот он на мне, – здоровяк вытянул шнурок, на котором покачивалось почерневшее серебряное распятие.
– Почаще доставай, может про Бога вспомнишь, – презрительно проронил Демьян.
– А вы как ночью в Ахматову слободу лезли людей резать, видать тоже Бога беспрестанно вспоминали? – рассердился черниговский.
– То честный бой был! – Демьян почувствовал, как к щекам приливает кровь.
– Ночью? Знаешь, что, сынок, мы тут все замазаны, всем кресты грудь жгут. Время нынче такое, – черниговский вой бережно убрал за пазуху распятье. – Не отбиться вам, сам видишь. Добром сдавайтесь, жизнь сохраните, грехи успеете замолить.
Демьян беспокойно обернулся на своих.
– То не мне решать, князья пусть думают, сдаваться али нет.
– А есть ли там, кому решать? – переговорщик хитро прищурился, проследив взгляд ольговского боярина. – Сдается мне, они уж по льду Донца копытами стучат.
Демьян угрюмо молчал.
– Так что? Помирать будете, али сдаваться?
– Помирать, – выдохнул молодой боярин.
– Жаль, ну, как знаете, – развел руками здоровяк.
– В спину стрельнете? – спросил Демьян, разворачивая жеребца.
– А кто ж их знает, – повернул голову переговорщик уже в сторону своих.
Ольговский боярин начал подниматься назад на восточный склон.
– Эй, Демьянка, ты ли?! – услышал он знакомый звонкий голос. Демьян резко развернулся.
Воин в блестящем шлеме спускался в овраг.
– Я, Айдар! – взволнованно ответил Олексич. – Признал?
– По коню признал? Жив еще мой подарочек?
– Берегу, добрый конь, – Демьян ласково погладил мохнатую шею.
– Как назвал?
– Ветерок.
– Хорошее имя.
Всадник снял позолоченный шишак, морозный ветер кинулся играть с черными как смоль волосами. Демьян тоже скинул шлем в знак мира. Они подъехали друг к другу и обнялись.
– Что, брат, погибать за князя велели? – в карих глазах плясали насмешливые огоньки.
– Сам вызвался.
– Бог твой милостив к тебе. Воздай ему хвалу, поживешь еще.
Демьян перекрестился.
– Что ж вы биться с нами не станете? – напрягся он. – Мы вас к нашим князьям не пропустим, уж не обессудь.
Молодое красивое лицо степного воина бороздил старый глубокий шрам, рассекая лоб, переносицу и левую щеку.
– Видишь, – сказал Айдар, сдвигая брови, – память угорская со мной всегда.
Он крикнул одного из своих нукеров[15 - Нукер – воин-дружинник.]. Тот спешно подъехал, почтительно кланяясь. Они оживленно заговорили.
Демьян плохо говорил на степных языках, но смысл уловить мог. Айдар приказал разбивать лагерь в овраге, заявив, что рыльские и липовецкие дружины ушли в ночь, и догнать их уже невозможно. Воин мягко, но настойчиво доказывал, кивая в сторону Демьяна, что русичи лгут, следы от полозьев свежие, далеко ускакать курские князья не могли. Айдар гневно одернул нукера: «Делай, как велю!». Воин сразу прекратил пререкания и с поклоном отъехал.
– Попадет тебе из-за меня, – растерянно проговорил Демьян.
– Отец рать на вас привел, обойдется, – беспечно махнул побратим. – Погостишь у меня, спешить тебе уж не к чему?
– Прошлый раз как загостился, без невесты остался, – усмехнулся Олексич.
– Как это?
– Решили, раз долго из степи не возвращаюсь, значит – убит, а невесте уж семнадцать было. Родня побоялась, что перестаркой станет, так за другого спешно и выдали.
Побратим задорно расхохотался.
– Ох, Демьянка, да как я рад повидаться с тобой!
5
Демьян стал побратимом степного батыра пять лет назад. Ногай собрал в тот год большую рать, чтобы идти на угров. Европейские земли манили беклярбека. Зорко единственным глазом хитрый правитель следил за политическими интригами восточноевропейских монархов, чтобы в удобный момент нанести удар. И этот момент настал, затравленный своими магнатами, с детства измученный клановой рознью, венгерский король Ласло IV стремительно терял власть и интерес к жизни. Половец по матери, он откочевал с куманами[16 - Куманы – половцы.] на вольные степные просторы, оставив столицу и государственные дела. Ногай решил действовать, в поход он сманил ордынского хана Туда-Менгу. Над Венгрией сгущались тучи.
Огромная многоязычная армия просочилась через Карпатские перевалы, быстро продвигаясь к Пешту. В спину венгерскому королю понеслись обвинения в предательстве, что это он якобы из мести магнатам навел ордынцев. Ласло, очнувшись, бросился собирать войска, показывая готовность защищать страну. Мадьярские кланы, временно забыв раздоры, выступили против восточной рати. Закипела великая битва.
В бою русичи держались отдельно от «поганых», прикрывая только друг друга. Так же вели себя и иные народы. Вроде бы войско единое, а глянешь, каждый сам по себе. С ненавистью и презрением кидают взгляды соседние полки: кипчаки на булгар, булгары на алан, аланы на черкесов. Да, и у самих славян не было единства: галицкие драли нос пред брянскими, брянские перед курянами. Зажмут в бою недруги, помощь может и не прийти. Всяк сам вертись.
Семнадцатилетний Демьян это знал, и все же когда увидел, совсем юного татарина, сбитого с коня в окружении врагов, не смог проехать мимо. Молодой нукер не в золоченом (как сейчас), а в самом простом доспехе отчаянно отбивался от трех всадников, круживших над ним как стая ворон. Удар клинка снес с него шишак и рассек лицо. Кровь, густо струившаяся из раны, заливала правый глаз. И все же худенький и верткий мальчишка продолжал уворачиваться от сыпавшихся на него ударов. Видевший глаз блестел лихорадочным светом.
Демьян ринулся на помощь, не раздумывая. Он не был еще опытен в бою, да и рука не так крепка как у бывалых ратников, но Олексич как будто заразился безудержной отвагой от раненого воя. Подскочив к сражавшимся, он заслонил, теряющего вместе с кровью силы, нукера и принял удары угорских мечей. Мадьяры легко разделались бы с юнцом, но тут на помощь уже ему подоспел вездесущий Горшеня. Вместе они зарубили двоих угорских воев, а третьего обратили в бегство. Подъехавший вскоре татарин забрал раненого мальчишку в седло, унося прочь от кипевшей еще сечи.