Из пепла возродится

Сегодня Зара была никчёмной помощницей. Посуда выскальзывала у неё из рук, нож норовил рубануть по пальцам, да в довесок едва не посолила дважды похлёбку.

– Да что с тобой? – Радуга успела перехватить занесённый над горшком черпак с солью. – Ты из-за Яблоньки такая смятённая? Не слушай её – сестрица только и ждёт, как бы кого уязвить.

Зара кивнула, но тревожили её не слова Яблоньки, а собственные мысли. Она ведь пожалела блудницу и обрадовалась её спасению. Уж не ведьма ли порчу навела, голову затуманила, что не отличить теперь грешного от праведного? Надо будет обратиться к Тринии, чтоб наставила и вразумила.

Вечером Яблонька, не зайдя в дом, побежала на площадь разузнать новости. Вернулась запыхавшаяся, затараторила с порога:

– Ой, что было-то, Свет-заступник. Ведьма-то к кузнецу ходила! Прямо в дом ввалилась, бесстыжая! А кричали-то как, кузнец бранился, выгнал её. Тогда она к родителям Капели пошла, – а им уж и ворота навозом вымазали – но и оттуда ни с чем спровадили. Так и придётся ей блуживую колдунству учить.

Пламень жадно слушал, даже сглотнул так, что кадык вниз-вверх скакнул. Буран глаз с сына не сводил:

– Не помышляй даже! Нам с Радугой утром на откол ехать за подводами. А вы с Паводком на мельницах остаётесь товар готовить.

На Поклонение Зара встала к Тринии. Яблонька хихикнула и хотела что-то колючее сказать, да отец цыкнул на неё. Молитву в тот вечер закончили быстро, все разошлись по комнатам, а Зара до глубокой ночи вопрошала мудрую, только просветление никак не наступало: Капель было по-прежнему жаль.

Утром провожали хозяина и Радугу с детьми. Напоследок она шепнула Заре:

– Буран у батюшки долго гостить не станет, как подводы соберут, так сразу назад, за пару дней обернёмся. Только не перечь матушке!

Дом без невестки и ребятишек будто выстудился, жалобно скрипел половицами и тоскливо завывал сквозняками. Заре чудилось, будто по пустым комнатам кто-то ходит. Обед она готовила, стараясь не шуметь и не стучать посудой, бесконечно прислушиваясь и повторяя по кругу: «Свет-заслони-и-защити». Когда от страха стало совсем невмоготу, ей подумалось, отчего бы не сбегать к матушке, хотя бы только увидеть и обнять её. Но побоялась, что соседи заметят и скажут свекрови. Наконец у ворот зазвенели бубенцы и снег захрустел под полозьями саней Стужи. Зара и подумать не могла, что обрадуется её возвращению.

Среди ночи муж тронул Зару за плечо. Она едва не вскрикнула, но вспомнила наказания Брюквы не противиться. Однако Пламень разбудил не за тем:

– Тише, не бойся, не обижу. Матушка двери заперла, а ключ при себе оставила. Я в окно в кухне вылезу, там не законопачено, а ты прикрой за мной, чтоб не выстудило. Если матушка спросит, говори, что знать ничего не знаешь, спала. А следы к утру занесёт.

Впотьмах прокрались в кухню, стараясь не наступить на скрипучие половицы. Зара и не помышляла ослушаться мужа, но в висках стучало от сомнений: «Что же я делаю! Греху потворствую! А как быть-то? Закричать, свекровь разбудить? Да она проснуться не успеет, как он меня с тем криком удушит». Так ни на что не отважившись, она дошла до окна вслед за Пламенем, не помешала ему выбраться, тихо закрыла створки и вернулась в постель.

Наутро Стужа бранилась и кляла ведьму за чары, наложенные на дом, и Зару за крепкий сон. К счастью, Пламень вернулся до молитвы, чем успокоил мать.

К вечеру мимо ворот к мельницам прокатили подводы обоза. Замыкавшие вереницу сани Бурана остановились у дома, из них выбралась Радуга. Обняла выбежавшую навстречу Зару и шепнула:

– Что-то тревожно мне, гнетёт всё. Упросила батюшку побыстрее подводы снарядить и вернуться. Детей у родителей оставила погостить.

Перед долгой дорогой в столицу мужчины отправились спать пораньше. Радуга последовала в опочивальню за Паводком.

– А ты с мужем даже прощаться не желаешь? – Стужа собиралась на мельницы следить за погрузкой. Говорила в сторону, не глядя на Зару: – Ну? Чего стоишь столбом? С тобой и охочий помрёт с тоски. Баба лаской брать должна. Прижмись к нему, обними. Много ли парню надо?

Досадуя на непонятливость невестки, свекровь подтолкнула её в спину.

Пламень вытянулся на сундуке, отвернувшись к стене. Зара прикрыла за собой дверь, но не смела и пошевелиться. Как же это можно, самой подойти, прижаться и обнять? Свет-заступник, срам-то какой!

Муж обернулся к ней:

– Ты чего?

– Н-ничего… Матушка проститься велела.

– А-а, – отмахнулся он, – обожди немного, она сейчас уедет.

И снова отвернулся к стене. Зара перевела дух. Хоть в том, что Пламень не принуждал к страшному, ей повезло. Вскоре стукнула створка ворот и зацокали копыта по обледеневшей дороге. Можно было вернуться в кухню – собирать снедь в долгий путь.

Ближе к ночи явилась Радуга, румяная, смущённая, с тихой улыбкой на губах. Огладила юбки и принялась помогать раскладывать припасы по мешочкам, порой неловко просыпала сухие дольки яблок и тихо посмеивалась над собой. Зара украдкой наблюдала за ней: «А сестрице, кажись, вовсе не страшно и не больно было. Как бы расспросить? Только стыдно говорить о таком. Позже как-нибудь, когда Пламень вернётся, а пока нет нужды в том».

Утром наскоро помолились, накормили мужчин и проводили в Приморье, пожелав не встречать в пути лихих людей, в торговле – скупых покупателей, а болезни и бездорожье чтоб стороной обходили. Вслед за обозом уехали на мельницы и в сыроварню Стужа с дочерью. Невестки остались одни в доме.

Радуга поставила на стол ржаные сухари, орехи и кувшин с водой:

– Дел у нас с тобой три дня никаких: чтоб беду в дороге не накликать, ни пола, ни печи касаться нельзя. А потому, как поедим, за шитьё возьмёмся. Ребята у меня обносились уже, да всё недосуг им рубахи раскроить. А ты, слыхала, вышивальщица искусная.

Зара зарделась, но отпираться не стала.

После завтрака Радуга принесла резной ларь. Хоть мастерицей она была не очень умелой, инструментом для рукоделия владела отменным. Зара любовно перебирала тонкие и блестящие стальные иглы, острые ножницы, медные напёрстки, гладкие пяльцы. Настоящие сокровища!

Едва успели разложить полотно под раскрой, как с улицы донёсся вопль.

– Ох, Свет-заступник, что за напасть опять? – Радуга отбросила ножницы и побежала во двор, на ходу крикнув Заре: – Идём, посмотрим, что стряслось!

Кричали в кузне. Со всех дворов уже выскакивали соседи и спешили на шум.

Перед кузней собралась толпа. Заре недоставало роста, чтобы из-за спин увидеть, что случилось. Радуга пробралась вперёд и вскоре вернулась:

– Вот беда так беда! Кузнец сыну руку молотом раздробил.

Подкатили сани. Народ расступился, давая дорогу. Заре открылся двор, залитый кровью. Кузнец с женой тащили покалеченного парня к саням. Вместо кисти от запястья свисало месиво из костей и мяса.

– В Перепутье к лекарю собрались, – проговорил кто-то рядом.

– Довезут ли?

Кузнец вдруг оставил сына на жену и выскочил за ворота. По улице неторопливо шла Горлинка.

– Всем Светлым заклинаю, помоги! Какой из парня работник без руки? – взмолился кузнец.

– Ты от горя умом повредился. Разве ж травами новые руки можно отрастить? Ищи помощи у лекаря, – насмешливо ответила ведьма.

– Чего ты хочешь? – Кузнец опустился перед ней на колени. – Чтобы он Капель в жёны взял? Спаси только, я сам их на опаление отправлю!

– К чему Капели муж калека?

– Гадина! – взревел кузнец. – Ты же и навела порчу на молот! Гореть тебе в Бездне!

– Замолчи, пока новой беды не выпросил! – заголосила его жена. – Не теряй времени, едем скорее!

– Слушай жену, кузнец, она поумнее тебя будет, хоть и женщина, – проговорила ведьма с ласковой издёвкой и пошла прочь от кузни.

Как сани скрылись за вратами Трихолмки, народ разбрёлся по своим делам. Зара с Радугой тоже вернулись в дом и принялись за шитьё, но думалось совсем не о рубахах.

– Рада, почему ведьма не вылечила руку парню? Отец же согласился опалить сына с Капелью.