Глава 2. Счастливое детство
Папа не приехал ни на годовщину революции, ни на Новый год. Он пропустил приём Верочки в пионеры и Сашин день рождения. О том, где он, узнавали только по названиям незнакомых деревень в Поволжье на конвертах редких писем. О себе отец не рассказывал, больше справлялся, как дела у родных и писал, что очень скучает. Верочка понимала, что причиной его немногословности была военная тайна.
Постепенно живой образ отца выцвел до потускневшей фотографии в гостиной. На ней папа улыбался напряжёнными губами и смотрел куда-то в сторону, будто виновато отводил взгляд. Верочке больше нравились снимки, которые хранились в альбоме у бабушки, в квартире на Васильевском. Точнее, в комнате, что оставили Елизавете Денисовне от роскошных апартаментов Шуваловых. Но то была уже семейная тайна, говорить о ней с чужими запрещалось строго-настрого. Как и о бабушкиных альбомах. Их доставали, когда дверь комнаты запирали на ключ. В одном из них бабушка хранила папино детство. На самых первых снимках отец был походил на девочку со светлыми кудряшками и в платье. После платьице сменила матроска, матроску – форма гимназиста, а ту – юнкерская. На последней фотографии молодой офицер Русской императорской армии старался казаться серьёзным, прятал улыбку в тонких усиках, но глаза искрились смехом. Снимок был сделан перед уходом отца на фронт Первой мировой. Вернулся он в Петроград уже красным комиссаром.
Был ещё один, самый секретный альбом. Его бабушка показывала редко. В нем скрывалось прошлое самой Елизаветы Денисовны, когда-то очень давно, ещё до рождения отца, служившей фрейлиной в свите императрицы Марии Фёдоровны. Бабушка вспоминала о своём звании с гордостью и иногда доставала из глубин шкафа бальное платье, пропахшее нафталином.
Верочка хранила семейную тайну, но никакого сожаления по прошлому не испытывала. Она ведь жила в лучшей на свете стране, на страже которой стоял её папа. Вместо апартаментов на Васильевском комитет выделил семье Шуваловых просторную квартиру на Мойке. В ней бы и бабушке место нашлось, но Елизавета Денисовна ни в какую не соглашалась покинуть свою комнату. Верочка догадывалась, что причиной тому был укрытый портьерами угол с иконами. У себя в доме отец не потерпел бы предметов религиозного культа.
Наступила весна, а отец так ни разу не проведал семью. Даже не написал, когда приедет. Мама украдкой плакала, у бабушки горела лампадка перед иконами, и Верочка понимала, что всё это из-за папы. Впрочем, ни разлука с отцом, ни слёзы матери не могли огорчить её надолго. У пионерки девяти лет столько дел в школе! А ещё балет. И подружки. И новый фильм в кинотеатре.
Закончился учебный год. Шуваловы, как повелось из лета в лето, ехали на дачу под Ялтой. Верочка, собирая вещи, положила на дно чемодана павлинье перо. За весь год ей ни разу не пришлось испробовать кокон, ведь в Ленинграде не водилось козлов и мальчишки были не такие противные.
В первое же дачное утро она взяла пёрышко и отправилась к морю по тропе в зарослях. Верочка долго ждала козла, но он так и не вышел.
Вместо вредных мальчишек в песке возились малыши не старше семи лет. Верочка подошла к ним:
– Мальчики, вы знаете козла, который прошлым летом тропу сторожил?
Мальчишки прервали игру и обернулись к Вере.
– Знаем. Это Митькиного деда козёл был.
Чумазый Митька улыбнулся, показав зазор вместо двух передних зубов:
– Издох он.
– Как издох? Когда? – удивилась Верочка.
– А тем летом ещё жрать перестал и к осени издох, – радостно сообщил Митька.
Верочка отошла в сторону, провела кончиком пера по руке, задумалась. Неужели козёл умер от страха? Что же с мальчишками, которые обзывали её буржуйкой? Она вернулась к малышам:
– А где старшие ребята, которые здесь были всегда?
– Их председатель на работы отправил.
– Кого на рыбу, кого на виноградники.
– А нас не взял, сказал, что малы ещё, – загалдели мальчишки.
Верочка успокоилась. Если обидчики живы-здоровы, значит, кокон не убивает, по крайней мере, людей. Она искупалась и вернулась на дачу. Перо за ненадобностью заложила между страниц книжки.
Обвалившийся потолок в столовой заделали. Стол вернулся на прежнее место. Только вечерами без папы было тихо. Даже Фаня как-то особенно осторожно гремела кастрюлями. Мама то вязала, то читала. Бабушка раскладывала пасьянсы. Верочке казалось, они специально не играют на пианино, не поют и не разговаривают, всё вслушиваются в тишину и пытаются уловить в ней шаги отца. А от него с мая не пришло ни одного письма.
Подходил к концу июль. Верочка загорела, вытянулась, завела дружбу с такими же приехавшими на каникулы девчонками. В компании подружек не было ни скучно, ни страшно. В то лето всех обуяла страсть к собирательству ракушек. Вера раскапывала песок в их поисках, когда её окликнули.
Она не сразу узнала отца в позвавшем её мужчине. За год он осунулся, над переносицей и в уголках рта залегли складки, делающие раньше весёлое лицо угрюмым. Он улыбнулся так же натянуто, как на фотографии в гостиной, и виновато отвёл взгляд. Верочка не решалась подойти и обнять этого чужого человека, стояла как вкопанная, пока брат Сашка не выскочил из волн с криком: «Папка-а!» и не побежал, окатывая загорающих водой и песком, взметавшимся из-под босых ног. Вслед ему неслись брань и угрозы, но Сашка их не слышал. Он уже висел на шее отца. Тогда Верочка ожила и прижалась к папе.
А после все вместе пошли купаться. Папа учил Веру плавать, поддерживая в воде крепкими руками. Верочка смеялась, молотила пятками по волнам, и в искрящихся солёных брызгах отец снова стал родным.
Вечером наконец подняли крышку с клавиш пианино, отец с бабушкой пели дуэтом «Утро туманное». Потом папа исполнял куплеты Вертинского под собственный аккомпанемент, а Вера с Сашей смеялись. Мама впервые за лето не занимала рук вязанием. Она не сводила счастливых глаз с отца. Когда же бабушка предложила ей спеть, мама отказалась:
– Елизавета Денисовна, у меня голос дрожит от волнения. Боюсь, расплачусь.
Верочке вспомнился музыкальный вечер прошлым летом, когда дядя Игорь в шутку сказал, что женится на ней.
– Папа, а Былин к нам приедет? – спросила она.
– Кто? – удивился отец.
– Твой командир, Былин, дядя Игорь.
Отец в недоумении посмотрел на Веру, на Сашу, на маму с бабушкой:
– Верочка, у меня никогда не было такого командира.
– Как же не было? Он приезжал… ой, прилетал к нам прошлым летом из Москвы. Такой с усами, как у Чапая, и в шляпе. И перо, перо было! – Она побежала к себе, достала из книжки пёрышко и вернулась с ним в гостиную. – Вот же! Неужели не помните? Мне его Былин подарил.
Все качали головами, только Сашка хлопнул себя по коленкам и хохотнул:
– Вот врушка! Она это перо в ботаническом саду подобрала и спрятала под платье, чтобы не заставили вернуть.
– Что ты придумываешь?! Завидно? – возмутилась Верочка. – Тогда потолок в столовой обрушился, и мы с дядей Игорем на пляж пошли. Или про потолок я тоже вру?
Про потолок все помнили, а вот про Былина нет. Только бабушка неуверенно проговорила:
– А ведь кто-то гостил. Мне почему-то кажется, что это был товарищ Алёши, ещё по кадетскому корпусу. – Она разгладила складки скатерти и тихо добавила: – Странно, пытаюсь ухватиться, а оно ускользает, как сон.
– Ох, мама, с тех пор столько всего произошло, что и не вспомнить, что прошлым летом было.
– Так это дядя Игорь и прилетал! – упорствовала Верочка.
– На истребителе? – встрепенулся Сашка, но тут же затряс головой. – Наверное, в кино такое видел.
Верочка досадовала на забывчивость родных и чуть не плакала. Мама обняла её и поцеловала в макушку:
– Какая ты фантазёрка. Это всё от волнения. Столько всего случилось за день. Иди отдыхай.
Верочка отчаялась что-либо доказать, горько вздохнула и ушла к себе. Ей уже и самой виделось, как она нашла перо среди розовых кустов. А как же Былин? Приснился он или придумался? Верочка и правда устала, поэтому не стала гадать, заложила пёрышко в книгу и забралась в постель.
Мама вышла к завтраку с покрасневшими веками. Была рассеянной, отвечала невпопад, а когда взяла у Фани стакан с водой, то чуть не половину расплескала, так дрожали руки. Не съев ни кусочка, она всё теребила бусы и мешала ложечкой кофе, но так и не притронулась к нему. Когда вставали из-за стола, порвалась нитка, и бусины градом посыпались на стол, на пол, зазвенели в чашках и тарелках. Мама вскрикнула и вдруг расплакалась.
«Неужели ей так бусы жалко? Это же пустяк, можно всё собрать заново», – удивилась Верочка и полезла под стол.
Отец неловко утешал маму:
– Лара, ну, что ты, в самом деле… Ну, перестань…