Моя навсегда

– Конечно, дорогая, я знаю, чего ты хочешь, – почти нежно ответил он. И добавил: – И что ты такое, я тоже знаю.

Спокойствие его тона меня не обмануло. Я рванулась, пытаясь скинуть врага с себя – тщетные попытки спастись. Даже попав в капкан, будешь дергаться и пытаться вырваться. Даже под водой попытаешься дышать. Инстинкт. Его руки сомкнулись вокруг моей шеи. Ладони были горячими и липкими, по лицу моего врага, когда он душил меня, стекал пот. Я подумала с удивлением: это не может быть всерьез! Невозможно, просто немыслимо, чтобы он сейчас меня убил. Задушил. Это просто смешно! Но нет, его пальцы – как камень, как цемент, и, как я ни пытаюсь, мне не удается сдвинуть их даже на миллиметр. Воздух: двадцать процентов кислорода, семьдесят восемь процентов азота и еще всякого по мелочи – углекислый газ, аргон, гелий, криптон. Такая привычная и незаметная роскошь – дышать. Право, данное каждому, рожденному на планете Земля, отнятое у меня врагом. Я сопротивляюсь, пока могу, но силы покидают меня, я отвожу взгляд в небо, туда, к облакам и звездам. Что случилось с моей жизнью, где я ошиблась, что сделала не так и как попала в этот тупик, в этот лес, полный такого чистого и такого недоступного мне воздуха?

Глава 1

Все мужчины без ума от истеричек

Обратный отсчет. За 2274 дня до этого

Потом он спорил со мной и говорил, что мы уже были знакомы, что тот день никак не мог быть днем номер один, но я, хоть убей, не могла вспомнить ни единого раза, чтобы мы встречались до этого. Каким бы странным это ни кажется, иногда можно разминуться и в кухонном коридоре. Может быть, мы ходили с ним по параллельным вселенным, которые просто не пересекались, так и струились одна через другую. Так или иначе, я отчетливо помню, что впервые я увидела его на кухне. Он сидел на самом краешке старенького облупленного табурета, поставив локти на кухонный стол и спрятав лицо в ладонях. Он в серой спортивной футболке и шортах, и он несчастен. Он уверен, что в квартире никого нет.

Так же, как и я. Иначе бы я не стала выходить из комнаты.

Тогда-то мы впервые и встретились. Был конец мая, тридцатое число, пятница. Он услышал мои шаги и вздрогнул и вынырнул из своего совсем еще свежего, новорожденного горя, глубоко и жадно вдохнул, поднял на меня взгляд. Я помню его глаза в тот момент – обведенные темными кругами, словно он не спал три дня, темно-серые, как грозовые облака, глаза. Он смотрел на меня озадаченно, не понимая, кто я такая и откуда взялась тут, в их с Ларисой коридоре. Потом он вспомнил, кивнул и спросил сухо, если не грубо:

– Ты София, что ли? Почему ты здесь? Разве ты не должна была уже уехать?

– Я собиралась… завтра, – пробормотала я и добавила, помедлив: – А что случилось?

Я совершенно точно знала, что именно случилось.

– Все слышала, значит? – нахмурился он.

Мое сердце застучало, а взгляд забегал по кухне, как у загнанного зайца. Конечно, я все слышала. Думаю, все соседи на этаже слышали. Я сидела в комнате, вздрагивая от каждого крика, ждала, пока кончится шторм и перестанут хлопать двери. Я слышала, как кричала Лариса – кричала на него, обвиняя его во всем сразу. Она кричала: «С тобой совершенно невозможно!», и «Тебе никогда не было интересно, что со мной происходит!», и еще «Ты должен мне верить!» Он же почти не отвечал, только в ответ на это «верить» расхохотался – фальшиво и преувеличенно громко. Лариса кричала, громче и громче от минуты к минуте, что он сам во всем виноват. Неправда, он ни в чем не был виноват. Лариса ему изменила.

Изменяла ему на протяжении последних четырех месяцев, примерно с февраля. Она изменяла ему и тогда, когда они подали заявление в загс. Чуть ли не в тот же самый день.

– Я ничего не слышала, я только что пришла, – соврала я.

Он посмотрел на меня пристально, взгляд – детектор лжи. Затем покачал головой:

– Это неважно. Мне плевать. – И он потер лицо, будто после долгих часов у экрана компьютера.

Затем передернул плечами и тряхнул головой, пытаясь сбросить морок. Несчастье – как бессонная ночь, оно замедляет реакции, не дает сосредоточиться.

– Все кончено в любом случае.

– А как же свадьба? – спросила я. – Может быть, еще помиритесь?

– Помиритесь, – повторил он за мной, словно пробуя слово на вкус, и вкус этот был горький. – Ни с кем я не буду мириться. Ты чего хотела-то? Заходи, делай, чего там тебе надо. Я все равно скоро пойду, наверное.

– Мне чайник поставить, – пробормотала я, хотя на самом деле хотела провалиться сквозь землю.

Скандал – как не застегнутая ширинка на брюках, все отводят взгляд, делают вид, что ничего не видят, но взгляд невольно возвращается снова и снова. Неудобно-то как. Неудобно. Позор какой. И как скажешь-то?

Он кивнул и подвинулся, давая мне проход к кухонной столешнице. Кухня была простой, старенькой, тумбы не соединялись в общую поверхность, каждый шкафчик имел собственную столешницу. Тогда еще далеко не везде были встроенные кухни. Только у «новых русских». Мы были «старыми русскими», просто молодыми. Хотя… он был в тот момент таким взрослым, хотя разница между нами всего три года, даже два с половиной, если точно. Ему было девятнадцать, а мне семнадцать. Но тогда он был намного старше меня, потому что он уже любил и его уже предали, я же еще не любила никогда. Мне кажется, я даже немного завидовала ему, как дети завидуют книжным героям, вернувшимся с войны и просыпающимся ночью от кошмаров. Он был старше меня на одно разбитое сердце.

В тот день я увидела его впервые, я совершенно уверена. До этого, правда, Лара показывала мне его школьную фотографию. Он никогда не был фотогеничен, ни тогда, ни после. На снимках у него всегда получалось такое выражение лица, словно он только что нечаянно съел муху. На фотографиях никогда не было видно, какой он человек. На фотографиях он никогда не смеялся, даже не улыбался – будто бесконечно снимался на паспорт. Просто парень, обычный, каких миллионы. В жизни он был таким же простым, в светлой в клеточку рубашке с короткими рукавами и простых синих джинсах с черным ремешком. Из нагрудного кармана торчал колпачок синей ручки. Простой – но что-то еще, неуловимое, на уровне движений и дыхания. Интересный молодой человек. Главным образом умные, пронзительно-серые, грозовые глаза. Зеркало души.

– Ты его знаешь? – спросил он вдруг ни с того, ни с сего.

– Кого?

– Дурочку не строй, – зло пробормотал он.

Он не смотрел на меня, смотрел в открытое окно на переулок и на облупленную красную стену Донского монастыря в том месте, где древняя башня плавно соединяется с современными гаражами. Я вдруг поймала себя на дикой мысли. Я ведь даже не знаю его имени, только вроде что-то там на «А». Андрей? Алексей? В отдалении прогремел трамвай. Я не знала, что сказать, поэтому молчала – разглядывала ладони. Почему Лариса убежала и оставила меня наедине со своим обманутым парнем? Как всегда, красотка Лариса ускакала веселиться. Впереди было лето, и она не собиралась тратить время на объяснения с… Александром? Артемом?

– Это не мое дело, знаешь ли. Я не хочу ни во что влезать.

– Значит, знаешь, – кивнул он с удовлетворением. – И кто он?

– А разве это хоть что-то изменит? – огрызнулась я. – Допустим, я скажу тебе, что он красив и богат и что приезжал за ней на глазастом шестисотом «мерсе»? Тебе станет лучше или хуже? А если я скажу, что он страшный и старый? Препод из института с животиком и артритом?

– Такому бы она не послала свои голые фотографии. Хотя… В качестве реферата, что ли? – процедил он. Я покраснела и прикусила губу. – Ты их видела? Хочешь, покажу? – он говорил нарочито спокойно, словно ему было все равно. – Раз уж она прислала их мне, значит, они теперь мои. Могу делать что хочу. Могу в Интернете выложить, почему нет? Могу – тоже случайно – послать ее родителям. Или вообще распечатать и на ее кафедре повесить. А что, пусть весь факультет радуется, наслаждается такой красотой. Вот какие у нас студентки-второкурсницы! Ты, кстати, тоже второкурсница, да? Ах да, ты же первый курс окончила.

– Еще не окончила, – с вызовом бросила я. – Еще реферат недописала.

– Помочь дописать? – с таким же вызовом спросил он.

Мы смотрели друг на друга, злые, чужие, случайные соседи в этой съемной квартире. А затем я не сдержалась и прыснула.

– Реферат дописать! – процедила я сквозь смех. – По математическому анализу!

– По матану? Серьезно? – переспросил он и тоже прыснул.

Чайник на плите зашипел, натужился и испустил длинный жалобный свист. Мы смеялись по-разному. Он – как смеются на грани нервного срыва перед тем, как начать орать и бить тарелки. Потом он как-то в один момент замолчал и посерьезнел. Сказал «извини».

– За что? – удивилась я.

– Ты-то тут при чем? На тебя-то я чего сорвался? Просто знаешь, София, трудно все-таки сдерживаться, когда женщина, на которой планировал жениться через две недели, присылает тебе… веселые картинки, назовем их так. С другой стороны, чего я мог ждать?

Он замолчал и долго разглядывал свои ладони, словно пытался вычислить, какая из линий привела его в эту точку его жизни.

– Лариса еще пожалеет, еще прибежит, – тихо сказала я, чувствуя, что надо что-то сказать.

Я не думала, что Лариса прибежит. Я сказала это из чистой вежливости, а еще потому, что мне было не по себе, стыдно и как-то нехорошо. Вся эта ситуация была неприятной, и меньше всего я планировала оказаться в ее центре. Но факт есть факт, я сижу и сочувственно смотрю на… Анисия? Артура?… который таращится на свои ладони, а Ларисы и след простыл. Она уже, наверное, с тем, с другим, с которым – веселые картинки. Мне это казалось совершенно невозможным, вот так, запросто дать кому-то сфотографировать себя нагишом, но для Ларисы не было ничего невозможного. Стрекоза. Красивая, большеглазая, с тоненькими ножками. Скромняшка, но это только с виду. За этот год, с сентября по май, я узнала ее так хорошо, как можно узнать человека, с которым делишь одну съемную квартиру на двоих. Пуд соли мы, конечно, не съели, но килограммы растворимого кофе употребили. Лариса была, наверное, неплохим человеком, но бывают такие девушки, от которых всегда и у всех проблемы. Даже если они этого не хотят. Как вирусы, воздушно-капельным путем, через поцелуи передаются и проблемы. Лариса была слишком хороша собой, и красота мешала ей жить, создавала соблазны, против которых Лара даже не пыталась устоять.

– Ты правда так думаешь? – спросил он.

– Ну…

– Ага, прибежит. Как же, нужен я ей. Как прошлогодний снег. – Он встал, подошел к раковине и принялся пить воду прямо из-под крана. – Да даже если и прибежит, плевать.

– Что, не примешь обратно? – удивилась я.

В конце концов, в какой-то степени он был прав. Простые парни в клетчатых рубашечках всегда и все прощают таким, как Лариса.

Плохо же я тогда его знала.