– Лилечка, ты умеешь выращивать огурцы?
– Я умею их есть! Битые огурцы, помнишь, в китайском ресторане? Я забыла, как он называется! Вкусно было.
– Слушай, давай ещё на фоне вот этой штуки щёлкнемся!.. Ты выкладываешь?
– Да выкладываю, но здесь вай-фая нет! Только мобильный Интернет, и тот еле шевелится.
Поэтесса большими шагами пошла к выходу – музыкальные феномены задрожали и забренчали ей вслед, – хлопнула дверь.
– Отряд не заметил потери бойца! – провозгласил Николай Иванович. – Екатерина, если желаете, могу вас сфотографировать. Возле окна романтично.
– Нет, спасибо, – отказалась Катя. – Пойдёмте, там Зоя Семёновна одна.
Из музея Илья выходил самым последним. Он долго рассматривал фотографии, запечатлевшие бородатых мужчин в шапках пирожком, коротких пальто и сапогах и женщин в длинных юбках и блузках с широкими рукавами. Рядом с женщинами, как правило, было несколько перепуганных детей в белых рубахах и улыбчивая такса. Дальше следовали фотографии возов, в которых лежали огурцы – холмами, а потом фотография площади, судя по колокольне, той самой, на которую выходили окна Дома творчества.
Ванечка и Лилечка давно умчались, Николай Иванович проследовал за Катей – на некотором расстоянии, но всё же не отдаляясь, а Илья продолжал рассматривать фотографии. Ноги в музейном тепле как будто размокли, и теперь в кедах хлюпало по-настоящему.
Наконец Зоя Семёновна вышла из двери с табличкой «Служебная» и стала торопливо спускаться по деревянной крашеной лестнице. Локтем она прижимала большую сумку, похожую на кошёлку, а другой рукой заправляла под капюшон волосы.
– Зоя Семённа!
– А! – Она испуганно оглянулась.
– Прошу прощения. Где здесь «Торговля Гороховых»? Мне бы обувь какую-нибудь купить.
Она посмотрела с сомнением:
– Тамошняя обувь вам не подойдёт, – сказала она. – Ну, ступайте за мной, я покажу.
Она придержала перед ним дверь.
День разошёлся, и тучи разошлись, выглянуло солнце, и стало ещё холоднее. Илья пожалел, что он без шапки.
Всё вокруг было залито холодным ярким светом. Колокольня упиралась золотым крестом в одинокое облако с сизым набрякшим дном. Листья, устилавшие траву, были ещё цветными, сочными. На берегу речушки с другой стороны плотины стояла большая задумчивая лошадь с мохнатыми ногами. Какие-то мальчишки прокатили на велосипедах и взвились в горку, как стайка воробьёв.
Зоя Семёновна покачала головой:
– Холод такой, а они на велосипедах. Отчаянные! Хотя им лишь бы в школу не ходить.
Илья хотел было спросить, есть ли у неё дети, но передумал и не стал спрашивать.
– Хорошее у вас село.
– Да всё Олег Палыч! Если б не он, ничего бы тут не было. С него всё началось. И работа появилась, и народ поехал!
«…Ну, это я уже слышал», – подумал Илья.
– В Доме творчества народу, прямо скажем, не очень много.
– Так ведь осень, – Зоя Семёновна на ходу пожала плечами. – Сейчас ни купания, ни ягод-грибов. И не погуляешь особенно.
– А наша повариха Клавдия за грибами ходит.
– Так ведь она знает, куда идти-то! У неё отец до снегов грибы носил, и она умеет. А я даже летом пойду, все с полными корзинами, а у меня три грибочка. Во-он «Торговля Гороховых», видите? Тут у нас всё на виду, рядышком.
– А там что? Часовня какая-то?
– Источник, целебный. Правда, правда! Спуститесь, попейте водички. Повредить точно не повредит, а то и поможет!..
– Зоя Семёновна, а правду говорят, что у вас тут недавно женщину убили?
Она остановилась. Очки сползли, и она неловко поправила их пальцем.
– Да что же это такое, а? – спросила Зоя и раздула ноздри. – Сколько ж это будет продолжаться?! Что вы все ко мне привязались?! Я не виновата, что он её убил! И не знаю, не видела!
Илья не дрогнул.
– Извините меня, – взмолился он и прижал руку к куртке, то есть как бы к сердцу. – Я только что приехал, и… ну, мне рассказали!.. Вы же интеллигентный человек и всё понимаете. Для Сокольничьего это тема номер один на много лет вперёд! Все будут спрашивать!
Упоминание об интеллигентности несколько смягчило Зою Семёновну, и профессор Субботин себя похвалил.
– А мне что делать? Пристают и пристают! Господи, уеду я отсюда, только бы не приставали! Да ещё Витька! Он мухи не обидит, а тут говорят – убил!..
– Так, может, не он убил? Как вы думаете? – осторожно спросил Илья и ошибся!..
Зоя Семёновна стала хватать ртом воздух, замахала на него кошёлкой, замотала головой и стала отступать:
– Что тебе надо?! Что ты ко мне привязался?! Витька убил! Витька убил и сидит! Он, он убил!.. И пусть сидит!
И она бросилась бежать, оставив удивлённого профессора посреди залитой холодным солнцем площади.
– И эту тоже из себя вывел? – спросили рядом. – Или ты просто её укусил?
– Где вы прятались? – осведомился профессор Субботин. – Под кустом? Я вас не заметил.
– Я не пряталась, – объявила поэтесса. – Я просто хотела тебе сказать, что всегда нужно точно знать, с кем имеешь дело! Иначе попадёшь впросак, понял? Вот ты же меня совсем не знаешь!
Раздумывая, что могло так напугать Зою Семёновну, Илья отрицательно покачал головой.
– Не знаешь, – подтвердила поэтесса. – И не узнаешь никогда! А мне, может, просто скучно жить!
…Витька, судя по всему, и есть тот самый алкоголик Петрович, бывший муж экскурсоводши. Почему она закричала – Витька убил и сидит?.. А до этого сказала – он мухи не обидит? Что из этого правда? И почему так важно, что сидит этот самый Витька?
– Я решила, что всем и всегда буду говорить правду. Вот ты часто говоришь правду? Или тебе плевать?
Зоя Семёновна скрылась за углом, пропала из глаз. Илья перевёл взгляд на поэтессу, которая топталась рядом.
– Почему вы называете меня на «ты»? Что за амикошонство? – осведомился профессор Субботин.