Кира Михайловна Ятт – вот наградил бог фамилией! – тридцати пяти лет, разведенная, незамужняя, сын Тимофей Сергеевич Литвинов, тринадцати лет. Родилась – капитан вздохнул протяжно – в городе Лондоне.
…Знаете такой город, капитан Гальцев? Говорят, неплохое место для жизни!..
Почему она там родилась, да еще тридцать пять лет назад? Какой это у нас год-то был? Шестьдесят седьмой? Восьмой? В открытый космос вышли, поля засеяли кукурузой, Венгрию давно приструнили, Чехословакию только что за «железный занавес» подергали, проверяя прочность – ничего, прочный, висит! – до Афганистана далеко, до Солженицына в списках – близко. Как в это время можно было родиться в Лондоне?
– Вы зовете его Костик, он ваш… друг?
– Он мой начальник, – объяснила она, не дрогнув. Ловко подняла турку, так, чтобы ни капли кофе не пролилось мимо крохотной чашечки, и стала наливать во вторую. Капитан покосился на чашечку – он любил пить кофе из больших толстых кружек. Полную кружку и сахару побольше. Как пить кофе из этого , он не знал.
– Начальник и друг, – настаивал капитан, – или любовник?
Она приткнула турку на край плиты и обеспокоенно взглянула на дверь. Там, за дверью, был ее сын, но закрывать ее Кира Ятт не стала.
– Он никогда не был моим любовником, – отчеканила она, слегка понизив голос, – мы… вместе начинали работать, когда «Ист-Вест холдинг» принял решение о создании этого журнала.
– Когда это было?
– Пять лет назад. Главный редактор был другой, Володя Николаев, он сейчас в Америке живет. Он дружил с Костиком, взял его на работу, стал двигать, а потом уехал, а Костик его заменил.
– А вас кто двигал?
Она пожала плечами под домашним свитером из разноцветной шерсти. У свитера был обширный вырез, и в этом вырезе виднелось много матово посверкивающего чистой кожей тела, и капитану это мешало.
– Меня никто не двигал. Я двигалась сама. Собственно, я особенно никуда и не продвинулась. Я второй заместитель главного редактора. Это весьма… посредственная должность.
– Какая? – переспросил капитан.
– Посредственная, – повторила она сухо, – для моего возраста, конечно. Сейчас все по-другому. Сейчас девочки и мальчики после факультета журналистики приходят, кому двадцать два, кому двадцать три, им уже давно куплены должности. Примерно такие, как моя. Есть еще более привлекательные, например, заместитель коммерческого директора или директора по рекламе. Совсем ничего не нужно делать, все делает директор. Сиди себе и учись, если мозги есть. А если нет, просто денежки получай.
– Ваш… Костик из этой же серии?
– Нет. – Она улыбнулась. Зубы были безупречными, как и плечи. – С чего вы взяли? Я же говорю – его двигал Володя, а они с Володей сто лет назад начинали в ТАСС или в РИА, я точно не помню. Это… профессионалы, а не мальчики, Андрей…
– Степанович, – подсказал капитан. – А у вас есть мальчики, которые хотели бы купить должность главного?
– Должность главного покупать не рекомендуется. Все-таки ведь кто-то должен делать журнал! Это не так просто, как кажется на первый взгляд. Костик очень хороший журналист, – сказала она решительно, словно специально отказываясь добавить «был», – пишет отлично, в политике разбирается, связи у него везде.
– Что значит – связи?
Кира Ятт закурила сигарету и остановилась прямо перед капитаном, который все страдал над своей наперсточной чашкой. Опять он услышал ее запах, что за наказанье такое! И ее матовая кожа мешала думать.
– Андрей Степанович! Чтобы делать журнал, надо иметь доступ к информации. Что такое информация? То, что приходит по линии информационных агентств, – ерунда, вы понимаете, вчерашний день, это никому не нужно. Необходимо первыми узнавать то, что может стать сенсацией или даже просто событием. Нужно добиваться, чтобы эти события комментировали те, кто в этом хоть что-то понимает. Можете себе представить, что необходимо преодолеть, чтобы получить согласие на интервью, например, от главы администрации президента?
– Нет, – признался капитан Гальцев, который никогда не пытался интервьюировать главу администрации.
Больше того, он был искренне уверен, что этот глава на самом деле никому не интересен и получать у него согласие на интервью ни за каким чертом не надо! Ну, не хочет он интервью, значит, пусть будет интервью с группой «Блестящие». Ничуть не хуже, а может, даже и лучше!
– Костик знал нужных людей везде – и в Думе, и в администрации, и в правительстве, и в МВД, и в МЧС. Ему почти никогда не отказывали, и у нас всегда была возможность подтвердить или опровергнуть информацию. Или получить доступ к каким-нибудь закрытым материалам. У нас же нет первой поправки! Прессе никто ничего показывать не обязан!
– Ясно, ясно, – пробормотал капитан, глядя в свою записную книжку. В книжке были прочерчены линейки и написано «пон», «втр», «срд».
Ни «пон», ни «втр», ни «срд» ничего не добавляли к общей картине.
В Зоологическом музее, куда капитан Гальцев любил наведываться во времена пионерского детства, была композиция – «Глухари на токовище». Чучела облезлых глухарей, пыльная искусственная трава, пыльные искусственные кусты, на заднем плане – нарисованное озеро и березы. Красота.
«Глухарь» был налицо, а вместо нарисованных берез с озером – модерновая кухня и глоток аристократического кофе.
Все-таки, наверное, он был ее любовником. И она пристрелила его на площадке между четвертым и пятым этажом, когда он приехал к ней, чтобы выяснить отношения. Может, он хотел завести отношения с кем-то еще, а она, эта блестящая Кира, ему мешала. Ревновала, скандалила или что там еще.
Капитан зевнул, не разжимая челюстей. Хорошо бы так и было. Несмотря на свежий и дорогой запах, два браслета и матовую кожу.
– И вы не знаете, зачем именно сегодня он хотел вас видеть? – продолжая скорее свои мысли, чем разговор с ней, спросил он.
– Нет. Они сильно поссорились днем с первым замом, Гришей Батуриным. Я вошла, когда они орали друг на друга. Потом Гришка ушел, вернее, я их разогнала…
– Как – разогнали? – перебил насторожившийся, как овчарка, капитан.
– Да никак, – ответила она нетерпеливо, – велела, чтобы прекратили. Всю редакцию оповестили, что у них опять скандал! Они скандалят всегда… очень громко. Гриша ушел…
– Подождите, – остановил капитан, – как его зовут?
– Кого? – не поняла Кира.
– Того, с кем поскандалил ваш главный.
– Григорий Алексеевич Батурин. Первый заместитель главного редактора, – продиктовала она почти по слогам, как будто капитан был второгодник.
– Он себе тоже должность… прикупил?
– Нет, он пришел к нам два года назад…
Кира вздохнула. Он был как-то непонятно прямолинеен, этот капитан Гальцев, хотя вовсе не производил впечатление дурака.
Чем-то я его раздражаю, поняла Кира и даже незаметно оглядела себя, все ли в порядке. Все было в порядке.
Ей нужно, чтобы он поскорее убрался вон. Она должна дать Тиму «Новопассит», чай и два бутерброда с сыром, уложить его спать, а потом подумать.
Подумать и поплакать над бедолагой Костиком.
Что, черт побери, могло произойти в ее подъезде – «охраняемом», как писали в объявлениях о жилье! – не таким уж поздним вечером, в тихом и спокойном центре старой Москвы! Кто стоял на площадке между четвертым и пятым этажом, поджидая лифт, кто выстрелил ему в сердце, и он упал, нелепо взмахнув руками, и портфель отлетел к стене, и подвернулась нога, и рука как-то странно вывернулась, но для Костика это уже не имело никакого значения. Рука ему больше не понадобится никогда.
Правая, медленно подумала Кира. Правой он писал. Нет, он всегда печатал на компьютере, это она все не могла себя приучить, все ручкой на бумажке строчила, а он печатал.
У него были милые пожилые родители где-то под Москвой и сестра, лет на пятнадцать его младше, которой он постоянно давал деньги, и дорогая машина, и неослабевающий боевой задор в отношении «девчонок».
– Простите меня, – выдавила она и взялась за горло, – одну минуту, простите, пожалуйста.
И выскочила из кухни.