– Так кем вам приходилась Лизавета Григорьевна? Тетушкой? Или все-таки бабушкой?
– Она никем мне не приходилась. – И опять молчание.
– Послушайте, Маша, – произнес Архипов как можно значительнее, – мне нужно с вами поговорить, а вы почему-то упираетесь. У вас есть полчаса. Пойдемте ко мне, я сварю кофе, и мы поговорим. Пойдемте, это недалеко.
– Я не хочу кофе.
– Тогда чай.
– Чаю я тоже не хочу.
– Квасу? Спирту? Соленых огурцов?
Тут она улыбнулась – наконец-то.
– Огурцы тоже есть?
– Сколько угодно.
Улыбка пропала, как будто ее и не было. Снова заснеженная равнина, унылая и однообразная до крайности.
Архипов начал раздражаться – какого черта он уж так-то старается?! Ну, не хочет она с ним разговаривать, пусть не разговаривает, ему-то что?! Он сделал попытку – попытка провалилась, и хватит сидеть, изображать дружеское участие и сочувствие!
Всему его участию вместе с сочувствием цена – грош, потому что он предлагал их исключительно из-за того, что у нее оказались длинные ноги и крепкая грудь.
– Ну что? Не станем кофе пить и есть огурцы?
– Нет.
– Отлично.
Архипов поднялся, чувствуя себя идиотом. Все из-за Лизаветы, поставившей его в такое дурацкое положение!
– Что за люди приходят к вам в квартиру?
Заснеженная равнина вдруг ожила, как будто от первого дыхания надвигающегося урагана.
– Какие люди?
– Не знаю, – сказал Архипов резко, – я у вас хочу спросить. На площадке толчется народ, который валит в вашу квартиру. Соседи слышали какие-то песнопения, хотели милицию вызывать. Что это за народ?
Ураган улегся так же внезапно, как и поднялся.
– Это… мои друзья.
– Сколько их?
– Что?
Архипов вздохнул:
– Я спрашиваю, сколько их. В штуках. Сколько?
Мария Викторовна Тюрина уставилась ему в лицо. Глаза были орехового цвета, пожалуй, с примесью янтаря.
Народная мудрость номер четыре гласила – никогда первым не отводи глаз. Тот, кто дольше смотрит, сильнее. Тот вожак.
Архипов рассматривал ее глаза со старательным равнодушием – как будто он только и делал целыми днями, что рассматривал женские глаза, и она дрогнула первой.
Все-таки вожак – он, Архипов.
– Зачем вы меня об этом спрашиваете?
Вот тут он сплоховал. Пока изображал равнодушие, забыл, о чем именно спрашивал. Но Мария Викторовна ничего не знала о существовании народной мудрости номер пять, которая гласила, что никогда не нужно бросать собеседнику спасательный круг. Он или выплывет, или утонет сам, без посторонней помощи.
Мария Викторовна круг бросила:
– Какое вам дело… сколько их? Зачем вам?
– Нам затем, что мы здесь живем, и нам никакие последователи культа Вуду не нужны. Или это адвентисты седьмого дня?
Тут Мария Викторовна Тюрина так перепугалась, что глаза у нее увеличились и как будто поплыли на побледневшем лице. Нос заострился, и оказалось, что он слегка обрызган веснушками. Архипов умилился.
Не хотел, а умилился.
Надо же, веснушки у нее, как у маленькой!..
– Я не знаю, о ком вы говорите, – пробормотала она. – Ко мне приходят только друзья.
– Из больницы номер пятнадцать? Врачи и сестры? Это они поют так, что все соседи слышат и пугаются? – Никто не поет.
– Неправда.
– Владимир Петрович, мне нужно… уходить.
– Неправда. Вам уходить нужно через двадцать минут.
Она по-прежнему не смотрела на него, но его собственное имя, которое она бойко произнесла, странным образом его… задело. Как будто в том, как она его выговорила, было что-то очень интимное, личное.
– Ну так как, Мария Викторовна?
Она молчала только секунду.
– Никак. – Она решительно поднялась и распахнула двустворчатую дверь в кромешную тьму коридора. – До свидания.
Архипов ничего не ответил, большими шагами прошагал до входной двери, распахнул ее и через мгновение был у себя дома. Он уже вошел, когда услышал, как бахнула, закрываясь, соседская дверь, заскрежетал замок и на площадке все стихло.
В дальнем конце просторного холла показался величественный Тинто Брасс. Он посмотрел на Архипова и вопросительно мотнул башкой.