– Володины родители пригласили меня на бранч. Это такое прекрасное и очень модное времяпрепровождение в ресторане.
– Я знаю, что такое бранч. Я не всю жизнь сижу на кордоне среди леса.
Тут она вдруг поняла, что обижает его и он обижается – всерьёз! Она бросила ложку, подошла и взяла его за щеки, как он давеча брал раненого Вика. Щеки оказались горячими и колючими.
– Павел, не сердись на меня. Всё это случилось совсем недавно, и я до последней минуты надеялась, что обойдётся. Я очень старалась, я предпринимала всякие шаги, металась по разным кабинетам! И у меня ничего не вышло. Я проиграла. Мне еще пока трудно об этом говорить.
Он потрогал её руки у себя на щеках. Алла сразу же отступила и вернулась к медной кастрюле и воронке из красного вина – струсила.
… С неё пока достаточно поражений. Больше не нужно. Она не справится.
– Так вот, его родители пригласили меня на бранч. Я так понимаю, Володя как раз объявил им, что идёт на Приполярный Урал и собирает группу. Его мама перепугалась. Я бы на её месте тоже испугалась. Он совершенно не подготовлен.
– Это точно.
– Они угощали меня шампанским и были очень любезны. – Алла стиснула деревянную ложку. При воспоминании о бранче с шампанским в глазах у неё поплыло, и в горле стало тесно и горько. – Его мать прекрасно знает, что я в молодости ходила в походы и вообще на лыжах катаюсь… неплохо. Они поставили мне условие, так сказать, сделали любезность. Я сопровождаю их сына в поход и привожу в Москву живым, здоровым и самоутверждённым. Они за это отпускают меня с миром и без всяких санкций. Даже с некоторым почетом, как пенсионера!..
– А тебе угрожали какие-то санкции?
– Павел, я боролась за свой завод! Я боролась, как могла. Я Володиному папаши крови много попортила, правда. Но он всё равно победил и может сделать со мной всё что угодно. Ты же понимаешь, если начать целенаправленно копать, можно накопать всё что угодно, начиная от незаконно выигранного тендера и заканчивая пожарной безопасностью. Кстати, первые заказы я получала совершенно криминальными способами! Я давала взятки, искала чиновников-казнокрадов, подарки раздаривала налево и направо! Посулы и подкупы.
– Понятно.
– А здесь – услуга за услугу. Отправить с Володей своих охранников на бронепоезде или на военном вертолете отец никак не мог. Это помешало бы плану самоутверждения сына! А они готовы предоставить мальчику все возможности.
– То есть ты ведешь группу…
– Сергей Васильевич охраняет, – подхватила Алла. – Марина лечит. Марину они нашли сами, без меня. Ей, по-моему, заплатили. Или пообещали поговорить с кем-то из её начальства, чтобы она по возвращении получила новую должность. Точно я не знаю. Она на самом деле хороший врач.
– Это я видел.
– Володя ни о чем не должен догадаться. Если у него возникнут сомнения в его собственном статусе командира группы, договоренности аннулируются. Мама очень беспокоится, и папаше тоже неохота, чтобы сынок стал самоутверждаться еще каким-то способом и по секрету от них.
– Беда, – произнес Павел задумчиво.
Алла разыскала половник и разлила глинтвейн в две большие глиняные кружки.
– А остальные?
Алла подула на своё вино – горячо! – и пожала плечами.
– Остальные из Интернета. Их набирал сам Володя. Нас он тоже набирал как бы сам, но от нас отвязаться было никак невозможно, не набрать нас он не мог, я сделала для этого всё. Про Женьку ты знаешь лучше меня. Про остальных, насколько я понимаю, мы оба ничего не знаем.
– Диман, Петя и Степан, – Павел хлебнул из кружки. – Степан распорол ногу остатками ампулы. На Петю стеллаж рухнул, а Диман никому не дает в руки свой рюкзак.
– Какими… остатками ампулы? Там же просто стекляшки какие-то были, – не поняла Алла.
– У нас из шкафа медицинского ампулу утащили. Там снотворное, ветеринарный препарат. Мы иногда этими ампулами ружья заряжаем, зимой и ранней весной, когда на шатуна можно в лесу нарваться. Шатун – медведь, который в спячку не залег. Стрелять их мы не стреляем, а в тайге лучше с ними не встречаться. Страхуемся.
– Подожди, при чем здесь снотворное, ветеринарный препарат?
– При том, что я в ту ночь, когда Игорька прикончили, всё проспал. И я-то ладно, главное, Зоя Петровна проспала!.. А она в большом доме ночует. Каждый скрип слышит, каждый шорох!..
– Ты хочешь сказать, что вам дали снотворное?! Ветеринарное?!
– Да какая разница, какое!.. Всё от дозы зависит.
– Павел, кто мог дать вам снотворное?!
– Вот и я всё думаю – кто.
Алла подошла к печке и стала трогать теплые изразцы.
– Давай рассуждать. Петька – просто мальчишка! Он на твой стеллаж знаешь, зачем полез? Чтобы выкинуть мышеловки! Гнусно, мол, когда мыши погибают такой страшной смертью. Он видел, что там у тебя много мышеловок, как раз на верхней полке рядом с черной банкой. Он потянулся за ними, и стеллаж упал. Кто вывинтил болты? Сам Петька? Быть такого не может.
– Тут главный вопрос не кто, а зачем, – поправил Павел. – Узнаем, зачем вывинтили, поймём кто. И крышки с банок зачем-то поотвинчивали. Вроде понятно, зачем, но…
– Кого-то хотели убить? Еще кого-то? Тебя? Ты в комнате со снаряжением бываешь чаще всех! Ты вообще грозился её запереть, когда мы там Димана застали.
– Вот и надо было запереть, – сердито сказал Павел. – Слушай, как ты вкусно эту штуку варганишь! – И он сделал большой глоток.
– Из-за чего вы поссорились с Виноградовым? В ту ночь?
Он махнул большой красной рукой.
– Да ну. Какая разница? Он всё равно теперь мертвый лежит, и ни я, ни Марк его точно не убивали.
– Павел, из-за чего вы поссорились? Говори правду.
Говорить – тем более правду! – ему не хотелось. Правда, на его взгляд, была слишком мерзкой. Ему казалось, что если об этой самой правде никогда не вспоминать и не рассказывать, то станет так, как будто ничего и не было никогда!.. Был человек по имени Игорь Виноградов, не плохой и не хороший, мужик как мужик. Богатый, успешный и вообще большая шишка в спорте. Потом приключилась беда и его убили. Теперь нужно понять, кто и за что убил. Какое кому дело… до той самой правды?
Алла смотрела на него очень внимательно, и он вдруг подумал, что должен сказать ей. Она поймёт, совершенно точно поймёт и… разделит это с ним. Только ей одной и нужно рассказать.
– Он прилетел к нам… с предложением. – Тут Павел весь вдруг вспотел от неловкости. Алла продолжала смотреть очень серьёзно, просто глаз не отводила. – Суть предложения в том, что мы… ну, он так считал, что мы можем… за деньги, конечно, не просто так… Фу ты, черт!..
– Паша, ты что?
– Он предложил нам деньги за то, чтобы мы с этого года стали выступать за Германию, – выпалил Павел. – У немцев весь биатлон развалился, и команда сейчас слабая, надежд на медали нет. А впереди Игры. Мы соглашаемся, моментально получаем гражданство и много миллионов. Переезжаем в Германию, там нам создают все условия для тренировок. Всем хорошо.
Алла взяла его за руку. Он аккуратно вытащил руку, попил из кружки вина, как воды, присел на корточки и стал подкладывать в печку поленья. Огонь весело затрещал.
– А… такая практика существует? – осторожно спросила Алла, глядя в бритый затылок, выражавший море всяких чувств. – Спортсменов перекупают?
– Ну, ясный пень, перекупают. В футболе и хоккее – вообще запросто. Торги устраивают. Но там другое! Там это называется – легионеры, никто никакое гражданство не получает и политического убежища не просит!
– А вы должны были политическое убежище попросить?!
– Ну, что-то в этом роде. Он сказал, что у него уже всё продумано. Мы улетаем во Франкфурт, вроде на тренировку, и не возвращаемся. Немцы моментально дают нам гражданство, и в Сочи Ледогоров выступает уже как истинный немец. Какая, говорим, вам разница, если вы с командой всё равно никогда не тренируетесь, на сборы раз в году летаете, да и то только на те, которые пропустить уж никак нельзя! Там, в Германии, даже лучше. Денег больше.