Зимние детективные истории

Тетка Анастасии заронила все же ему в душу зерно подозрения, которое за остаток ночи и весь сегодняшний день успешно дало свои всходы. И виной тому была не неожиданная влюбленность в Анастасию, а скорее то, что Ленка отвечать на его вопросы категорически отказалась. Рычала, сквернословила и посылала его по всем мыслимым и немыслимым направлениям. Вообще вела себя как-то странно. Не захочешь – подсядешь на недоверие. И Тимур – тот еще фрукт. Ворвался в кухню, когда они за завтраком общались в обычной своей манере, и как заорет на него:

– Оставь мать в покое, ты – козел! Сам разбирайся со своими шлюхами!

Панкратов даже возмутиться не успел и догнать пацана, чтобы отвесить ему подзатыльник как следует. Как сидел с набитым подгоревшим омлетом ртом, так и окаменел.

– Вон оно как, – только и смог он выдавить, когда за Тимуром с грохотом захлопнулась входная дверь. – Вон вы как, значит…

– Женщина? – Доктор пожал сухощавыми плечами под белым халатом. – Не знаю, может быть, сила ведь у всех разная. Женщины сейчас много времени проводят в тренажерных залах, и удар у некоторых очень хорошо поставлен. Только это должна быть очень высокая женщина.

– Высокая?

– Да, характер нанесенных ранений свидетельствует об этом.

Высокая женщина, высокая женщина…

Ленка не была очень высокой женщиной, она была чуть выше среднего роста. Настя была выше ее. Чтобы нанести под таким углом удар, ей потребовалось бы тогда встать на что-то. Или…

Или стоять в этот момент на ступеньках, ведущих на следующий этаж. Тогда Настя должна была находиться к ней строго спиной, то есть стоять спиной к ступенькам. А зачем ей так было стоять? Незачем, в том-то и дело! Она всегда от лифта проходила прямо к двери и открывала ее, поворачиваясь спиной к квартире напротив. И по лестнице, если она поднималась, когда лифт игнорировала, тоже так же – проходила прямо к двери. Стоять спиной к ступенькам, ведущим на этаж выше, Настя не могла. Значит, и Ленка не могла ее ударить. Почему тогда она ведет себя так странно? Только потому, что он уйти от нее к соседке собрался? Может быть, может быть…

Звонок Вани Воронина прозвучал, как всегда, не вовремя. Панкратов только-только попытался додуматься до чего-то. Только, кажется, что-то блеснуло у него в мешанине разных версий, как этот бестолковый малый позвонил.

– Здорово, Сереж, – приветствие прозвучало на вибрирующих нотках, верный признак того, что есть новости. – Будешь в отделе?

– Вряд ли. Дела есть кое-какие.

– А-а, ну-ну, если так, тогда ладно. А то тут кое-какая информация по нашему общему делу появилась.

– По какому делу?! – Панкратов тут же подумал о Насте, хотя это не было их общим делом, это было только его и ничье больше. – По вчерашнему?

– Да нет. Маньяка так и не поймали, Сереж, – ни черта не понял, как всегда, Воронин. – Я про эту шайку переодетую.

– А-а, про Морозов этих гребаных. Так что ты имеешь мне сообщить, Иван Алексеевич?

– Они ведь вчера в твоем районе шастали, прикинь! Успели обчистить четыре квартиры, а на пятой спалились.

– Взяли их, что ли? Не тяни ты резину, Иван!

– Не взяли, а спугнули. Выскочили они из подъезда – и в разные стороны. Кто куда! Один, по словам очевидцев, в сторону твоего дома побежал, Сереж. Поспрашивал бы соседей. С тобой-то они будут более разговорчивы, сосед все-таки…

Не один, а два, болван, чуть было не оскорбил верного соратника Панкратов.

Два переодетых Дедами Морозами бандита рванули в сторону его дома. Двое их было!!! И один – как раз высокий! И бедная Настя, видимо, нарвалась на них, вернувшись домой.

Так, что же тогда выходит?

Она вернулась почему-то поздно. Это еще предстоит выяснить, где ее черти носили, когда ее намечающийся будущий муж доблестно нес вахту, стоя на страже и ее покоя тоже. Ладно, это все лирика, об этом потом. Так, значит, она возвращается. Подходит к своей квартире, и тут сзади ей наносят удар.

Не выходит! Зачем ее было бить, если она ничего и никого не видела?

Так увидела, значит! Увидела и забила тревогу, проявив бдительность, к которой призывал граждан автор статьи. Она же ее внимательно прочла днем и даже тетке своей показывала.

Что получается теперь? Она увидела переодетых бандитов, хотела поднять тревогу, и ей не дали, ударив по голове. Взяли из рук ключи от квартиры, открыли дверь и втащили бесчувственное тело туда. Тут, правда, могли быть варианты. Настя сама могла перед этим открыть дверь и не успеть войти. Ее же ударили.

Опять что-то не клеится.

Если она сама открыла дверь, а потом увидела бандитов, то какого черта ей нужно было поворачиваться к ним спиной? Что-то не то…

– Надо разговорить соседей, – пробормотал Панкратов, смоля сигарету за сигаретой в собственном дворе, сидя за рулем давно остывшего автомобиля. – Завтра… Завтра с утра и начну…

Домой идти не хотелось. Да и можно ли считать теперь домом то место, откуда он вчера собрался уйти? Дом – это ведь нечто большее, чем просто стены, окно, мебель и спальное место. Дом – это…

Его должны были ждать там всегда. Ждать злого, уставшего, пьяного. Ждать, любить, надеяться на него. Этого давно уже не было в жизни Панкратова, очень давно. Единственное, на что он еще пока годился для своей жены, – это быть объектом скандала. Персоной, для которой приходилось готовить завтраки и ужины – обедал он дома крайне редко. Ну и еще, быть может, для того он еще там требовался, чтобы поменять прокладку в смесителе в ванной. Починить поломанный выключатель и вынести мусор поздним вечером, если жена и сын не сделали этого заблаговременно. Вечером они выходить из дома боялись. Вечером должен был тащиться с мусорными пакетами к ящикам за углом сам Панкратов.

– Тебе делать нечего! – всегда со злобным фырканьем парировала Ленка, когда он пытался возмутиться, вернувшись с работы измотанным и злым. – Хоть мусор-то вынеси, если ни на что более не способен…

Сегодняшний вечер не стал исключением. У Панкратова просто челюсти свело, когда он открыл дверцу шкафа под раковиной, чтобы выбросить шкурки от сосисок, и снова обнаружил там переполненное мусорное ведро.

– Эй, у вас что, совести нет, да?! – привычно рявкнул он, позабыв на время, что вроде уже собрался отсюда съезжать. – Вчера до полуночи тусовались, сегодня еще не спят, а мусора – полна кибитка!

Ленка отреагировала, не в пример себе, удивительно миролюбиво. Материализовалась в дверном кухонном проеме с крепко сжатыми кулаками в карманах домашнего халата. Поглядела на него как-то непривычно. Ах да, он же ей все успел сказать вчера, все он забывает… И тут же обронила, пожав плечами:

– Извини, Сережа. Вчера как-то не до этого было. А сегодня… А сегодня мы с Тимкой уже перед тобой как бы не подотчетны. Хотим – выносим мусор, не хотим – не выносим. Это теперь только наша печаль, не твоя, это уж точно. Никто тебя не заставляет. Кстати, ты уже съехал или нет?

Панкратов лишь досадливо крякнул, присел на корточки и полез за ведром. Утрамбовал мусор, завязал углы темного полиэтилена, выдернул мешок из ведра и без лишних слов пошел в прихожую. Хорошо еще, что переодеться не успел в домашнее, только куртку с ботинками накинуть и придется.

– Так ты ушел или нет, Сережа? – Ленка шла за ним следом.

– Ушел я, ушел! – огрызнулся Панкратов, с третьей попытки попав в рукава куртки.

– Так съезжай из квартиры, чего тогда!..

– Когда надо будет, тогда и съеду! – снова огрызнулся он и поспешил за дверь.

Ему вот только теперь подобного рода разборок и не хватает, черт возьми! В тот момент, когда дорогой ему человек валяется на больничной койке с черепно-мозговой травмой, ему только и дела, что вступать в подобные дебаты. Именно сейчас, когда мысли заняты строительством новых версий, ему с Ленкой только отношения выяснять! Противная все же она баба! Правильно он сделал, что собрался уходить. И если не к Насте, то все равно куда-нибудь он уйдет. Хоть в общагу милицейскую, хоть на съемную квартиру, но уйдет.

Он вошел в лифт, дождался, пока дверцы с лязгом захлопнутся, нажал кнопку первого этажа и с раздражением швырнул мусорный пакет на пол. Швырнул – и тут же уставился на него с недоумением. Пакет шлепнулся на пол со странным звуком. С тяжелым бряцанием, которое может произвести только что-то металлическое. Интересно, от чего Ленка решила избавиться? Ложки его любимые с вилками, что ли, собрала и выбросила? А что! Запросто в сердцах могла. Она же знает, что Панкратов дорожил своими столовыми приборами, притащив их аж из родительского дома.

Ох, как он разозлился! Как взбесился, кто бы знал!

Эти ложки и пару вилок – для второго и для рыбы – ему мать еще в детстве покупала, и тронуть их никто не смел, кроме него, ни в детстве далеком, ни в этом доме. А она теперь решила выбросить? Вот сука, а!

Панкратов присел, перевернул мусорный пакет, поморщился из-за крохотной лужицы, натекшей из него на пол лифта, и с брезгливой миной принялся ощупывать низ пакета. Нащупал! Нащупал – и изумился вторично. То, что бряцнуло об пол, не было ложками и вилками: это была связка ключей. Интересно, чьих? Его были при нем, в кармане. Он даже для верности полез туда, достал и проверил – те или нет. Все правильно, его ключи при нем. Тогда чьи ключи улетели в мусор? Не увидишь – не узнаешь! Пришлось надрывать крепкий полиэтилен, рыться в яичной скорлупе и колбасных шкурках, доставать эту чертову осклизлую связку и нести ее потом через весь двор двумя пальцами, чтобы не выпачкаться.

Выбросив пакет с мусором, Панкратов захватил пригоршню снега и начал оттирать свою находку. Потом обсушил ключи полой куртки, вошел в подъезд, подошел поближе к лампочке над входом и стал рассматривать.

Ключей было немного, точнее, три. Один – предположительно от какого-то стола или тумбочки, а два – точно от дверных замков. Ни один из них никак не подходил к его двери. Тогда чьи они, черт побери?! Чьи и почему оказались на дне мусорного ведра?! Почему его жена или сын постарались от них избавиться? В чем секрет, в чем разгадка?!

Наверх он лифтом не поехал, пошел пешком, с трудом переставляя ноги со ступеньки на ступеньку.