– Вы с Василием жили у него в квартире? Или у вас?
– У него, ядом снимаю, к себе никого не вожу, еще не хватает! Но у него там такой бордельеро! Все какое-то покоцанное, и пылюка! – она так и сказала «пылюка»! – А я так не люблю. Я порядок люблю.
– То есть уборщица не приходила?
– При мне нет. Он поначалу ничего, а потом стал приставать, что я должна хозяйство вести, это значит за ним подтирать! Ну, обычный мужской шовинизм. А когда мне подтирать, у меня карьера. Саш, так что будем делать?
– Что мы будем делать? – повторил Герман. – На Автозаводской сейчас снимается ситком «Букины-4». Я скажу, тебе позвонят, снимешься как гест-стар.
Агафья подумала немного и кивнула:
– Пойдет. Они цифру хорошую дают.
Она снова пришла в прекрасное настроение, принялась резвиться и ерошить Герману волосы, и щекотать, и прикладываться персиковой щекой к джемперу. Тонечке казалось, что щека на синей шерсти оставляет серую пыль.
– Вы для «Букиных» сценарии пишете, девушка? Между прочим, очень неплохо у вас получается. Вы мне хорошо эпизод напишите, договорились? Чтоб было что поиграть, – и она показала кавычки.
Тонечка пообещала написать хорошо.
– Я тебя провожу, – сказал Герман, поднимаясь.
– Саш, ну, ты мне звони, да? Если я вне зоны, в офисе всегда знают, как меня найти. Я Никиту Бойко взяла помощником. Можешь ему тоже звонить, ладненько? Он сказал – буду твоим рабом! А я ему – меня только по имени-отчеству, особенно на людях, ты теперь прислуга, подай, принеси, выйди вон!..
Герман пропустил ее вперед. Тонечка выхватила блокнот и принялась строчить в него с необыкновенной быстротой.
– Девушка, до свидания! – попрощалась Агафья дружелюбно. – Пишите хорошо!
– Стараюсь изо всех сил.
Когда Герман вернулся, она взглянула на него и продолжила строчить.
– Я ничего не понял, – признался Александр Наумович. – О чем ты ее спрашивала?
– Сейчас.
Тонечка писала довольно долго, он пил чай и не мешал ей. Наконец она остановилась и сказала:
– Какая интересная девушка.
Он пожал плечами.
– Типичный представитель, так сказать.
– Не-ет, – перебила Тонечка с жаром. – Новый человек, Саша! Вот он. Литераторы и кинематографисты могут расслабиться, тема закрыта. Новый человек только что был перед нами, пил теплую воду и жевал ягоды годжи!
– Далась она тебе.
– Ты еще не осознал масштабов явления, – сказала Тонечка и опять принялась писать, но быстро остановилась. – А это прямо явление! Смотри. Она вся сделана, и все у нее напоказ – нос, щеки, губы, груди. Много операций! Весь этот апгрейд нужен, чтоб ее хотели мужчины, подлецы и шовинисты. Сексуально озабоченные. У нее карьера, ей дорого время, она ничего не делает бесплатно, о чем нам объявляет совершенно без всякого трепета. Покойный Василий Филиппов, ее любовник, снял ее всего лишь в одной роли, а должен был, допустим, в десяти. И она потеряла время! А у нее все расписано. Брак через семь лет. Заметь, не лет через семь, а конкретно – через семь лет. Она прямо сверхчеловек. Продукт новой эпохи.
– Да ладно.
– Не ладно. Мужчины подлецы, но они должны. Позвал на разговор – давай роль. Захотел утех, сели ее в свою квартиру, у нее нельзя, потому что она любит порядок. Далеко пойдет девушка, вот увидишь.
– Да пусть идет куда хочет, – сказал Герман, которому надоел ее обличительный пафос. – Зачем ты спрашивала, что он ей дарил? Какая тебе разница?
Тонечка перелистала записную книжку.
– Я всегда записываю, – объяснила она, словно извиняясь. – Не от первого до последнего слова, а так, впечатление. Мне так интересней. Я потом могу прочитать и что-то вспомнить или использовать в сценарии.
Он слушал с интересом.
– Вот после разговора с Зоей Евгеньевной я записала… Зоя – жена Василия.
– Я знаю, Тонечка!..
– Мы с ней разговаривали о жизни…
– Отчего-то я не удивлен, – перебил Герман. – У тебя просто виртуозно получается разговаривать о жизни со всеми подряд.
– Зоя рассказывала, как он за ней ухаживал, – продолжала Тонечка, глядя в блокнот. – Тогда, в молодости, когда был в нее влюблен. Обещал мировую славу, жизнь с гением, стать Ларсом фон Триером. Всякие безделушки дарил, про одну рассказывал, что древность и цены ей нет. Понимаешь, из всего списка – мировая слава, Ларс и общая гениальность – только старинная безделушка была материальной. Конкретная деталь! Он обещал ей жизнь с гением и украшение. И Агафье он обещал «помогать», – Тонечка изобразила пальцами кавычки, – и старинное украшение. Зоя сказала, что Василий потом куда-то украшение спрятал, она его больше не видела. Агафья нам только что поведала, что он подарок забрал, потому что он должен оставаться в семье как реликвия. Я тогда, после разговора с Зоей, подумала: а может, он эту штучку дарил всем своим девицам? Сначала дарил, а потом забирал обратно?
Герман подумал.
– Ты хочешь сказать, что в конце концов одна из обиженных его убила, а штучку забрала?
– Хочу, – призналась Тонечка. – Вдруг это на самом деле какая-то редкая драгоценность?
Герман еще немного подумал.
– Или его убила Зоя и не за безделушку, а за квартиру в Песчаном проезде! Как тебе такой вариант?
– Все возможно, – согласилась Тонечка. – На то и расследование! Но непонятно, почему Зоя убила его именно теперь, а не год назад, не два и не когда он от нее ушел? И зачем она платила за него долги?
– А она платила?
Тонечка кивнула.
– И для чего лечила его мать?
– А она лечила?
Тонечка вновь кивнула.
– Может, как раз сейчас ей все это надоело, и она решила закончить лечить и платить. А заодно поиметь неплохую квартиру в центре нашего богоспасаемого и очень дорогого городишки.
– Саша, – сказала Тонечка и спрятала в портфель записную книжку. – Пшенная каша с крабом здесь просто огонь! Спасибо тебе за обед. Поедем к майору Мишакову и спросим у него, вдруг в квартире у Василия нашли клад.
– Нашли, – сказал майор сердито. – А вы откуда знаете, дамочка? Кто вам нашептал?..