Детектив & Любовь

– О! – И приставил ладони к голове, имитируя большие оттопыренные уши.

А Петя сказал:

– У! – И приложил палец к губам. – Тс-с-с-с!

Я вняла предупреждению и сменила тему:

– Ребята, а вчера вы Максима не видели?

– Боже, сколько можно! – Петя вздохнул. – Ну, не видели мы Максима! Ни вчера, ни сегодня! Я вообще его уже неделю не видел – в отпуске был, сегодня первый день вышел.

– Нет, вчера Максим в студии был, – вмешался Коля. – Четко с девяти до шести, как порядочный.

Из дальнейшего повествования выяснилось, что этой четкостью вся Максова порядочность и ограничилась, ибо явился он на работу в состоянии, которое никак не соответствовало устоявшимся требованиям к трудовой дисциплине.

– Голос сиплый, морда опухшая, серая, как у покойника, под глазами мешки, – часто хмыкая, рассказал Коля. – И амбре такое, словно он «Баллантайн» не внутренне принимал, а наружно – в виде утреннего душа!

Я удивленно покрутила головой. Мне, как и всем другим знакомым Смеловского, было известно, что он не употребляет никакого спиртного, кроме виски марки «Баллантайн», но обычно Макс выпивает весьма умеренно.

– Приплелся он, шатаясь, как зомби, точнехонько к девяти, но ничегошеньки за весь день не сделал, – продолжал Коля, откровенно потешаясь. – Завалился на диване в редакторской, укрылся своим любимым немецким пиджаком и продрых до самого вечера.

Глубоко похмельный интеллигент и пижон Смеловский, спящий под вельветовым пиджаком с замшевыми накладками, точно полумертвая лошадь под маломерной попонкой, – это было весьма необычное зрелище, и весь студийный народ не преминул им насладиться. Для репутации Макса это было плохо, а вот для алиби – очень хорошо. Если Маргарита Андреевна заявит в милицию, у Максима будет куча свидетелей, готовых присягнуть, что мошенническую раздачу слонов и подарков на Зеленой производил не он. Хотя я лично в этом и так не сомневалась – в смысле денежных расчетов Максим Смеловский честнейший человек.

«Извини, дорогая, но ты и в его светлой любви не сомневалась, – справедливо уязвил меня внутренний голос. – А Макс, похоже, пошло кутил с кем-то ночь напролет!»

Настроение у меня испортилось, болтать с ребятами расхотелось. Дождавшись, пока Казанский с его штабс-бандой угнездятся в студии, я выскользнула из телекомпании. И только села в троллейбус, как зазвонил мой мобильный.

– Ин, привет! – затарахтела трубка голосом Дашки Крякиной, бывшей нашей институтской старосты. – Ты не знаешь, как найти Максима Смеловского?

Я подавила рычание, но не смогла скрыть раздражения:

– Ну, тебе-то он на кой черт сдался?! Восемь лет спустя после выпуска!

– То-то и оно, что это касается всего нашего курса! – не дрогнула бронебойная Дашка. – Я всех обзваниваю, только вам с Максом еще не сообщила. Жуткая новость! Ты Витьку Гасовского помнишь?

– Гасовский, Гасовский… – забубнила я. – Нет, не помню! А что?

– А то, что его ночью машина задавила, насмерть! Ты на похороны пойдешь? Я так думаю, мы все должны скинуться на венок. На ленте напишем: «Вите от однокурсников. Мы тебя никогда не забудем!» Правильно?

С учетом того, что лично я однокурсника Витю уже давно и прочно забыла, идти на похороны не имело особого смысла, но от финансового участия в траурном мероприятии я, конечно, не отказалась. Крякина, как всегда осведомленная лучше всех, запоздало поведала о послеинститутской жизни Гасовского:

– Жил бестолково, выпивал, с женой развелся. По специальности ни дня не работал, вел в какой-то артели инвалидов кружок художественной самодеятельности – ну, ты помнишь, он и в институте больше в КВН играл, чем учился.

Я вспомнила, что какой-то Витька в нашей институтской команде действительно был, но не смогла конкретизировать его смутный образ, в чем напористой Дашке не призналась, пообещав непременно передать печальную весть Максиму, как только он объявится. Едва закончив разговор, я вырубила телефон: вдруг еще кого-нибудь из однокурсников посетит оригинальная мысль попытаться разыскать Макса через меня. А я чувствовала, что просто озверею, если еще хоть раз услышу: «Ты не знаешь, где Максим Смеловский?»

За неработающий телефон я получила нагоняй от Дениса. Мой милый сидел у нас на кухне и в темпе «аллегро модерато» поглощал горячий борщ. Перед ним стояла также тарелка с дымящимся вторым, справа сидел, утвердив подбородки на ладошке и умиленно глядя на едока, мой папуля, а слева громоздились судочки с горячим питанием на вынос. Я поняла, что капитан Кулебякин собирается в ночное, и с досадой спросила:

– У родной милиции опять аврал?

– Угу, – заглатывая еду, кивнул Денис. – Казанский потерял жену. Бессонная ночь гарантирована всему личному составу УВД.

– Который Казанский? – заинтересовалась я. – Который у нас на заборе висел?

– А прямо сейчас он висит у нас в телевизоре, – кивнул папуля. – Пойди послушай!

Я прошла в гостиную, где у новой плазмы, прикупленной нашей маменькой-писательницей с очередного гонорара, устроились с обедом мой братец Зяма и бабуля. Они ели кролика в сырном соусе и внимали телевизионному оратору. Бледный, как смерть, и злой, как пытка, мордатый дядька в глубоком трауре клеймил позором родное ведомство капитана Кулебякина и мамой клялся в случае своего прихода к власти полностью искоренить преступность заодно с бездействием ее штатных искоренителей.

– Серьезный мужчина! – обсасывая косточку, одобрительно сказала бабуля. – Вижу, у него харизма!

– Да, харизма у Казанского – будь здоров! – крикнул из кухни обиженный Денис. – В три дня не обгадишь! Вы его больше слушайте – как же, преступность он искоренит! Сам бандит первостатейный, а еще в мэры лезет!

– Побольше уважения к несчастному вдовцу! – ответил ему Зяма. – Ну, чушь порет мужик, так он же не в себе, что вполне можно понять: каково это – найти любимую женщину в мусорном баке?!

– Погодите, я запуталась, – попросила я. – Так он потерял жену или нашел?

– Ах, Дюша, это кошмарная история! – с завыванием провозгласила из своей комнаты мамуля.

Я пошла на голос: рассказывать кошмарные истории, безусловно, мамулина привилегия – ее ужастиками полстраны зачитывается.

– Жена Казанского вчера после обеда поехала побродить по магазинам, – начала она.

– Ах, ботильоны! – со значением прошептала я.

– Где она там бродила, история умалчивает, но домой дамочка так и не вернулась. Машину нашли в овраге, а ее саму – в мусорном баке, – мамуля сделала огромные глаза. – Голую, мертвую и со следами насилия!

Я содрогнулась.

– По рабочей версии, гражданка Казанская была ограблена, изнасилована и задушена около полуночи, когда возвращалась домой после марафонского шопинга. – Из кухни, вытирая руки полотенчиком, пришел Денис. – Хотя насчет изнасилования есть сомнения. Судмедэксперт полагает, что сексуальный контакт случился существенно раньше, чем убийство.

– То есть Лолочка не только по магазинам ходила? – смекнул Зяма. – Да, есть занятия более увлекательные, чем шопинг. Как говорится, некоторые любят погорячее.

– Ботильоны просят огня, – сострила я.

А мама и бабушка дружно вопросили:

– Лолочка?!

– Спокойно, это был не я! – Зяма поспешно открестился кроличьей ножкой. – Я лично с Лолой Казанской знакомство не водил, хотя и видел ее пару раз на богемных тусовках. Роскошная была мадам – супермодельная блондинка, таких поискать!

– Ну, нам за этим далеко ходить не надо! – сказал Кулебякин, по-хозяйски обняв и чмокнув меня в щеку.

Я не стала благодарить его за добрые слова: это был не комплимент, а простая констатация факта. Я действительно высока, стройна и бела, в смысле белокура (то есть была белокурой до утреннего контакта с красной бурдой). Меня взволновали другие слова Дениса.

– А он правда бандит? – спросила я, кивнув на злую морду в телевизоре.

– Еще какой! Настоящий мафиози, – подтвердил Кулебякин. – И вообще бешеный тип.

– Какой ужас! – всплеснула руками бабуля. – Надеюсь, на выборах победит другой кандидат! Как его? Виталий Голиков?