Неразрезанные страницы

Машина осталась у забора, заезжать на участок он, разумеется, не стал, несмотря на то, что ворота стояли настежь, и сквозь причудливое чугунное литье ограды Береговому уже был виден ее полированный бок. Там, за забором, фонари горели синим уличным светом.

Сейчас он дошлепает по лужам до этого света, милого своей привычностью, распахнет дверь, плюхнется на сиденье, приемник запоет, двигатель заурчит и…

И тут Береговой споткнулся, ноги разъехались, он бухнулся коленями и животом в лужу, ткнулся лицом. Мокрый снег моментально набился в рукава и даже в рот!

Отплевываясь, он неуклюже пополз, встал на четвереньки, по-собачьи встряхнулся и замер.

Поперек дорожки лежал человек, о которого он и споткнулся. Прямо перед носом Берегового было лицо, синее от света дальнего фонаря, с черными впадинами глаз и висков.

Человек был абсолютно, непоправимо мертв.

Медленно, словно во сне Береговой дотронулся пальцами до ледяной щеки и отдернул руку.

Какой-то посторонний, монотонный звук протыкал сознание:

– А-а-а… А-а-а…

Звук был отвратительный настолько, что Береговой понял: его немедленно вырвет, если он не прекратится сейчас же, и тут только сообразил, что звук издает его собственное горло. Это он сам тихо и страшно воет на одной ноте:

– А-а-а…

Тут он вскочил, попятился, с ужасом глядя на тело, повернулся и бегом, скользя и чуть не падая, бросился к воротам, к чугунным завитушкам забора, к спасительному свету.

Быстрей, быстрей!.. Бежать, спасаться, как можно быстрее!..

Он добежал почти до ворот и остановился.

Нагнулся, зачерпнул немного грязного снега и поел. Зачерпнул еще и вытер лицо. Щеки моментально заледенели.

Нужно вернуться.

Вернуться и посмотреть… что там.

Посмотреть и как-то помочь.

Береговой и так знал, «что там» и что помочь ничем нельзя, но он должен был вернуться.

Он постоял, изо всех сил стараясь дышать. Ему казалось, что, если дышать ровно, тошнота, залепившая горло, отступит.

Он оглянулся через плечо – тело лежало поперек дорожки темной горкой – и перевел взгляд на свою машину, совсем рядом.

Бежать и спасаться нельзя. Уже поздно бежать и спасаться.

Он повернул назад.

И вся жизнь Владимира Берегового повернула невесть куда в эту самую секунду, но он еще не знал об этом.

Он шел сначала медленно, потом заспешил, подбежал, присел на корточки.

– Как вам помочь? – шепотом спросил он у трупа. – Вы живы?..

И потянул за рукав.

Следом за его движением тело подалось, голова перекатилась – Береговой отпрянул, потерял равновесие и снова плюхнулся в лужу.

Длинные волосы, казавшиеся голубыми, шевельнулись как-то сами по себе. Черная неровная дорожка разделяла их, словно пробор.

Это не черная дорожка, медленно подумал Береговой. Это красная кровь. Она течет из головы, и волосы намокли от крови.

Лицо совсем молодое, безмятежное, как будто довольное чем-то. Разве у трупов бывают… довольные лица?!

– Помогите, – проскулил Владимир Береговой, начальник IT-отдела издательства «Алфавит», заехавший по просьбе друга Дэна Столетова в незнакомый дом, чтобы передать журналы, и оказавшийся один на один с трупом молодой женщины. – Помогите…

Помочь было некому.

И он решил, что тело нужно непременно перенести в дом.

Перенести в дом, вызвать ментов и «Скорую», – и может быть, может быть, еще как-то удастся ее спасти?!

Несколько раз примерившись, он кое-как взгромоздил на руки тело девушки, очень тяжелое и очень холодное. Голова откинулась, свесились голубые волосы, залитые черной кровью, открылась неожиданно тонкая шейка, и Береговому показалось, что голова сейчас оторвется. Он перехватил тело и понес, очень медленно и осторожно, то и дело сглатывая тошноту и стараясь не смотреть.

Однажды в Завидове он нашел под крыльцом мертвую лягушку. Тогда он совсем маленький был. Лягушка лежала на спине, растопырив мертвые лапки, и у нее было точно такое же белое отвратительно вытянутое горло.

Он взобрался на крыльцо и ударил ногой в дверь.

– Эй! Откройте! Помогите мне!

Никто не отозвался, и он ударил еще раз, а потом еще, и потом уже стал колотить не переставая.

Он колотил и точно знал, что никто не откроет. В доме с рогами и картинами, на которых были мертвые кролики и куропатки, никого нет.

Береговой повернулся боком, нашаривая ручку. Голова трупа глухо стукнулась в дверь, перевалилась на другую сторону, уткнулась в его куртку, и он чуть не уронил свою ношу.

Кое-как извернувшись, он надавил локтем, ударил ногой, дверь распахнулась, и Владимир втащил тело в прихожую, где давеча оставил журналы, и приткнул его на светлый диван. Голова свесилась, и он поправил ее, изо всех сил стараясь не смотреть.

– Помогите, – очень тихо попросил он неизвестно кого. – Помогите мне!

Нужно вызвать врачей и этих… которые занимаются такими вещами. Он позабыл, как их называют.

Надо как-то получше устроить тело на диване – вдруг оно еще живое?.. Шансов почти нет, но все-таки вдруг?.. Доктор Николай Давыдович, лечивший мать, говорил, что убить человека не так-то просто! Может, и эта девушка… еще пока не умерла?!

Береговой шарил по своим карманам, выворачивая и почти раздирая подкладку, искал телефон.

Аптечка. Нужно принести из машины аптечку и перевязать его… ее. Он взглянул мельком, продолжая ожесточенно шарить по карманам. Никаких ран не увидел, но волосы были в крови, ему показалось, что крови стало больше.

Телефон все никак не находился.

– Я сейчас, – сказал Береговой трупу. – Я только до машины и обратно. Ты… потерпи немножко.