Детектив в день рождения

В городе давно ходили невнятные слухи о том, что Артур путается с черными археологами, но Дима не верил. А с другой стороны, на хрен ему металлоискатель? Может, правда? А чего, вокруг города полно древних поселений, курганов, да и река вымывает на берег… взять те же пуговицы! Дима лично подобрал две от вицмундира, с двуглавым орлом. Что это такое, Дима узнал из Интернета: оказывается – это мундир гражданских чиновников. Кстати, собирание пуговиц называется филобутонистика, вот! Целая наука, это вам не кот начихал.

Он с размаху грохнул кулаком в дверь магазина – три раза, потом еще два. Дверь приоткрылась, Артур выглянул и озабоченно повел взглядом туда-сюда вдоль улицы.

– Я без хвоста, – сказал Дима. – Все чисто. Лично проверил.

Артур посторонился, и Дима вошел. Хозяин тут же запер дверь.

– Привет, – сказал Дима. – Весь в трудах? Не думал, что застану. Ты что, клад выкопал?

– Все клады давно выкопаны, – сказал Артур и пошел вперед через торговый зал со всякой пыльной дребеденью вроде помятых самоваров, мельхиоровых шкатулок, кабаньих голов с клыками, мраморных женских головок, фарфоровых ваз и бронзовых подсвечников. Пахло здесь печально – пылью и тленом.

Кабинет Артура на задах магазина представлял собой маленькую комнатку, куда неизвестно каким чином он ухитрился впихнуть большой письменный стол, царское кресло с вензелями и крошечный диванчик с зеркальной полочкой. Над диванчиком висел шкафчик с чашками, рядом на тумбе стояла кофеварка. Артур поместился в кресло, Дима упал на диванчик и вытянул ноги на середину комнаты.

– В парке гулянье, – сообщил он. – Полно народу, вечером концерт.

– Что новенького? – спросил Артур. – Ничего не нарыл? Пуговицы? Фарфор? Бронзу?

Дима дернул плечом, что значило «нет», и спросил:

– Кофейком угостишь?

– Самообслуживание, – сказал Артур. – Мне тоже. Покруче – ночь не спал, просто падаю…

Дима понял, что Артур нарывается на вопрос, чтобы растечься во всех подробностях: почему не спал, где болело да что принимал, а оно не помогало, – но промолчал. Артур трепетно относится к своему здоровью, любит рассматривать в зеркало высунутый язык и десять раз на дню меряет давление. Кроме того, задалбливает всех подробностями своих ощущений.

– А тебе не вредно? – не удержался Дима от шпильки.

– Все вредно, – сказал Артур. – Жить тоже вредно. Две ложки сахару. Есть сухарики, будешь?

Они молча пили кофе. Дима примеривался, как бы упомянуть невзначай о ссуде – главное, не показать, что кранты. Если бы не проклятый зарождающийся где-то циклон…

– Арик, мне нужны деньги, подкинешь? – решился он наконец. – Заказчик обещал, но пока ничего. На недельку, а? Дерево упало, сбило крышу… угол. Венька уперся, деньги, говорит, вперед.

– Сочувствую, – скорбно сказал Артур. – Насчет бабла… Кризис, сам знаешь. Торговля никакая, но могу забрать испанца. По-дружески.

Что и требовалось доказать!

– Не продается, – сказал Дима. – Самому нужен.

– Как знаешь.

В молчании они продолжали пить кофе. Дима хрустел сухариками и соображал, пытаясь нащупать решение, но его не было. Он налил себе вторую чашку и доел последний сухарик. Во рту было противно, сладко и отдавало ванилью.

– Ладно, – сказал он наконец. – Бери. Пятьсот зеленых.

– Двести пятьдесят.

– Ты чего, совсем? Было же пятьсот! – вскричал Дима.

– Было пятьсот, а стало двести пятьдесят. Сам виноват – цены падают каждый день, а я ведь предлагал!

– Скотина! – сказал Дима.

– От скотины слышу, – парировал Артур. – Завтра будет вообще двести. Ну?

– Триста!

– Ладно, уговорил. Испанца вперед.

– Деньги сейчас! – твердо сказал Дима. – Испанца принесу завтра.

– Тогда двести пятьдесят!

– Пошел ты, знаешь куда? – завопил он, вскакивая, и ткнул в сторону Артура дулю. – На, выкуси! Хрен тебе, а не испанца! У меня сегодня день рождения, между прочим!

– Ладно, уговорил, – сказал Артур. – Но имей в виду, что никто не даст тебе больше – времена сам знаешь какие. Поздравляю! Завтра утром заскочу и заберу. Тогда и отдам. Надо бы днюху отметить…

– В другой раз, – проворчал Дима. – Нет настроения.

Он шел по улице – и ему хотелось плакать. Его прекрасный испанец в кружевном воротнике уплывал к подлому барыге, и хорошо бы за пятьсот. Так нет же! За триста! Каких-то жалких триста! А раньше выпрашивал за пятьсот, ну не сволочь? Додавил-таки. Дима чувствовал себя предателем, ему было жаль прекрасного испанца. День рождения называется!

Домой по-прежнему не хотелось. Он зашел в гастроном, купил бутылку красного, твердого сыру в дырках, копченого мяса и отправился в гости к Эле. У нее вечно пустой холодильник с позавчерашней овсяной кашей и кислый кефир… скулы сводит при одном взгляде! Эля, правда, не любит, когда без приглашения: мол, а если она не одна или работает! Но Дима не обращает внимания: не надо нас дурить, не одна она! А с кем? Опять не надо свистеть. Кто же ее выдержит с ее-то термоядерным норовом! И было бы понятно, если бы красотка, – ладно, можно потерпеть, – а тут внешность… так себе, а характерец не дай бог! Диме все ее закидоны и недовольные ужимки по барабану, даже интересно.

Эля – единственная женщина, к которой он заглядывает на огонек без дальнего прицела, исключительно поговорить. Вернее, пособачиться и подразнить ее, посмотреть, как она злится – и хорошеет при этом: лицо горит, глаза мечут молнии, волосики дыбом… Только что в драку не лезет.

Вообще-то, она Элеонора. Надо заметить, что есть целый ряд имен, которые Диме не очень нравятся, хотя надо отдать им должное, – включают воображение. Ну там, Глафира, Матрена, Василиса, Алевтина. Элеонора туда же. Казалось бы, имена как имена, но вот поди ж ты, цепляли они в нем какую-то тайную струнку и вызывали в голове соответствующую картину. Глафира, например, виделась ему громадной, как колокольня, бабой с зычным голосом, причем медсестрой в халате и со шприцем в здоровенной ручище. Уколов Дима боялся с детства. Матрена выступала в монашеских одеждах, скользила неслышно, с опущенной головой. Василиса казалась богатырем в шлеме на здоровенном битюге, машущем хвостом. Элеонора же напоминала вертлявого шпица с писклявым голосом.

Дима позвонил. За дверью стояла тишина. Он позвонил еще раз, и еще. Он был уверен, что Эля дома, потому что больше ей быть негде. В парк она не пойдет ни за какие коврижки, так как не любит толпы. Да и окно у нее открыто. Дома! После пятого звонка за дверью раздался шелест шагов.

– Это я! – закричал Дима. – Открывай!

Дверь приоткрылась на длину цепочки, и Эля сказала:

– Чего тебе? Позвонить не мог?

– Не мог. У меня сегодня день рождения! Круглая дата. Я вина принес.

Эля сняла цепочку, отступила, и Дима вошел.

– Представляешь, твой любимый Артур выдурил у меня испанца! – Он ткнул Эле торбу с продуктами, сбросил вьетнамки и босиком пошлепал в гостиную. – Зараза! Ну, я ему…

Он осекся и застыл на пороге. В кресле, где обычно любил сидеть Дима, расположился крупный мужчина в белой рубашке, галстуке-бабочке и внимательно смотрел на него. Насмотревшись, мужчина скользнул взглядом вниз и уставился на босые, не очень чистые Димины ноги.

– Здрасте! – сказал он и представился: – Дима.

– Леонид, – процедил мужчина в бабочке. – Не холодно? – Он кивнул на его ноги.

– Нормально, лето на дворе. Бантик не давит? – в свою очередь поинтересовался Дима, плюхаясь на диван.