Камея из Ватикана

– Он поп?

Тонечка вздохнула.

– Ты обещал мне показать, что нарисовал.

Теологические вопросы были моментально позабыты, Родион помчался на второй этаж и вскоре вернулся с рисунками.

На всех была – ясное дело! – соседка Саша Шумакова.

Некоторые Саши были больше похожи на оригинал, другие меньше, но везде была подчеркнута ее немного арабская красота – миндалевидные глаза, брови вразлет, смуглая кожа, темные плотные волосы.

– Ну как? – не выдержал мальчишка. – Ничего?

– Очень, – искренне сказала Тонечка. – Как это ты… видишь? Я вот и не заметила, что она похожа на Наоми Кемпбелл!

– Кто такая Наоми Кэмпбелл?

Тонечка засмеялась.

– Ты потом посмотришь в интернете. А сейчас все же позвони Илюхе и спроси, что сегодня задали, чучело ты мое мяучело!

Впрочем, она нисколько не сомневалась, что задание он запишет на каком-нибудь клочке, который потом сам собой потеряется, Родион обо всем позабудет и им все же придется скандалить и ругаться.

Тонечка терпеть не могла скандалить и ругаться.

Мама Марина Тимофеевна считала, что от малодушия.

С утра Тонечка добросовестно караулила Родиона, пока он маялся с онлайн-уроками, вздыхал и гладил под столом свою собаку, которая у него на коленях сидела так, чтобы преподаватели ее не замечали.

Потом, как коршун, нависала над ним, контролируя, чтоб он записал задания.

Потом пообещала, что непременно проверит вечером уроки – и вчерашние тоже!

Все это было ей так скучно, и так не хотелось ничем этим заниматься! Хуже того, было очевидно, что мальчишка все чувствует и ему тоже скучно и неохота, и получается, она ведет с ним не воспитательную, а разрушительную работу!

Все друг про друга понимая, они договорились, что Тонечка сходит на почту, а Родион за это время выучит уроки.

– Завтра Первое мая, Праздник труда, – объявила она. – Будем пироги печь. Хочешь?

Пирогов Родион как раз хотел.

– Ты все-таки поучись, – напоследок попросила Тонечка и ушла.

Под самый Первомай погода, ясное дело, испортилась. Надвинулись тучи, налетел ветер, и Тонечке пришлось возвращаться за курткой с капюшоном.

Центр Дождева, до которого она со своей окраины дошагала минут за пятнадцать, был пуст и тих. Ветер трепал плакучие ивы над крошечным прудиком, мелкий дождь то переставал, то принимался вновь.

На углу улиц Купеческой и Ленина в будке сидел грустный сивый сапожник и, повесив огромный крючковатый нос, зашивал сапог – на самом деле зашивал, тянул дратву, далеко откидывая волосатую руку.

Тонечка улыбнулась ему и пошла дальше.

Сапожник проводил ее глазами.

Она миновала «Рублевочку», напомнив себе, что на обратной дороге нужно зайти и купить изюма – Родион обожал плюшки с изюмом, а завтра Праздник труда! Потом поликлинику – длиннющий бревенчатый барак с крылечком посередине. На ступеньках под навесом сидел флегматичный кот и дергал ушами на дождь.

Возле отделения полиции на этот раз никого не было, должно быть, Ленька вел боевые действия в телефоне на посту, за столом, отделенным от коридора железной решеткой, а товарищ майор Мурзин маялся от скуки и вздыхал на своем рабочем месте.

…В сценариях все не так!

Города не такие, коты не такие, полицейские не такие!.. Может, фильмы и смотрят плохо, потому что все не так и зрители не верят!

Следом за участком показался домик с палисадником и синей вывеской «Почта России» прямо над единственным окошком.

Тонечка вошла в пролом в заборе – калитки не было видно – и поднялась на крылечко.

Дождь у нее за спиной припустил, застучал по железной крыше.

В домике были две комнаты, разделенные перегородкой. С одной стороны прилавок, похожий на магазинный, – Тонечка видела такие прилавки в фильмах 50-х годов про быт «новой деревни». Должно быть, когда-то он был полированный, ровный, но за много лет весь истерся, исцарапался, изошел фиолетовыми пятнами чернил. Здесь сильно пахло сургучом, и Тонечке сразу вспомнилось, как в детстве они с бабушкой ходили на почту за посылками. Дальние родственники присылали из Курска яблоки – роскошные, огромные, крепкие!.. На почте пахло сургучом, а когда маленькая Тонечка прикладывала нос к заколоченному ящику, сразу начинало пахнуть яблоками.

Бабушка всегда носила летние перчатки, шелковые или кружевные, и, когда расписывалась за посылку, старалась не слишком глубоко макать перо в чернильницу – она терпеть не могла пятен!..

На дождевской почте, напомнившей Тонечке детство, за прилавком сидела полная женщина в тренировочном костюме, зевала и листала картинки в телефоне.

Как только Тонечка подошла, женщина перестала листать, вытаращила глаза и позвала:

– Валюш, ты глянь!

Тонечка вздохнула.

– Здравствуйте, – сказала она. – Я в маске и перчатках, чтоб никого не заразить.

– Сама больная, что ль? Валюш, погляди!

С другой половины дома вышла невысокая, круглая, но при этом словно востренькая женщина, окинула Тонечку любопытным взглядом и всплеснула руками.

– От удумали, от удумали, – заговорила она. – Сами заразу из-за границы энтой привезли и теперь к нам понаехали! У нас тута не Москва, милая! – прокричала она Тонечке в лицо, словно та была глухой. – У нас тута лечиться нехде, мы все от вашей заразы поганой перемрем! А мы-то по заграницам не шастаем!

– Чего нужно? – сурово спросила полная тетка за прилавком. – Говорите, коли дело есть, да и с глаз долой!

– Геноцид какой-то, – под нос себе пробормотала Тонечка.

– Цыт не цыт, а если дела нет, так и с Богом!

– Есть у меня дело! – возмутилась Тонечка. – Мне нужна Валюша, меня к вам отец Илларион направил! Это вы?

И она повернулась к востренькой.

– Оте-ец! – протянула та с уважением. – А ты кто такая есть, чтоб тебя сам батюшка прислал?