Седьмое небо

Он свернул за ряд голубых елей, засыпанных снегом и по-новогоднему нарядных. Лидия трусила за ним, как провинившаяся собака за хозяином. За елями оказалась еще одна стоянка, на которой дремали всего три машины: два громадных тяжеловесных джипа и какой-то длинный представительский лимузин.

Один из джипов при их приближении весело хрюкнул, подмигнул фарами и весь залился светом изнутри и снаружи. Лидия от неожиданности даже приостановилась.

– Ну что же вы? – спросил Шубин насмешливо. – Садитесь.

– Егор Степанович, мне очень неловко, что я…

– Извинения можете потом написать на бумаге и прислать мне на факс. – Он распахнул перед ней дверь. – Садитесь.

– У меня только одна… – все пыталась объяснить она, неловко взбираясь на высокую подножку.

Он подождал, пока она наконец усядется, захлопнул дверь, обошел джип, в свете фар и в фалдах своего длинного пальто очень похожий на графа Дракулу, сел на водительское место и включил зажигание.

– Что вам нужно?

Лидия смотрела на него во все глаза.

Он был совсем не таким, каким она его себе представляла. Он оказался старше и… неприятнее, чем на фотографиях или по телефону. Пожалуй, ему за сорок, а не около сорока, и он самоуверен до такой степени, что хочется сию минуту сделать что-нибудь, что лишило бы его этой самоуверенности. Он из тех людей, в разговоре с которыми никогда не можешь найти «достойного ответа», зато к трем часам ночи сочиняешь целые монологи с единственной целью – как-то оправдать в собственных глазах то, что он так и не признал в тебе человека… Да еще очки…

Консервативные, как «кадиллак» пятьдесят третьего года, стильные, стоящие бешеных денег. Не очки, а символ общественного и материального положения.

И глаз не видно. И выражение лица не разберешь.

Очень удобно.

– Егор Степанович, меня зовут Лидия Шевелева, – решительно начала она. – Мы разговаривали утром по телефону, помните?

Он молча кивнул.

– Мне пришлось ловить вас таким… странным образом потому, что вы не стали бы со мной встречаться, а мне это очень важно.

– Я не дам разрешения на интервью, госпожа Шевелева, – сказал он ровно. – Вы не будете возражать, если я закурю?

Боже, он еще и вежливый! Впрочем, говорят, и крокодилы плачут, когда поедают очередного зазевавшегося туриста.

– Нет-нет, – заторопилась Лидия, – то есть да-да, курите, пожалуйста.

– Вот спасибо, – поблагодарил он. – Вы курите?

Лидия прикурила от его зажигалки, хотя ей вовсе не хотелось курить. Перед тем как выскочить из кустов, она выбросила в снег сигарету. Зато у нее появилась секунда, чтобы обдумать и подкорректировать свою речь.

Егор Шубин сбоку взглянул на нее.

Не только голос был похож на французский коньяк. Она вся была… похожа. Не так чтобы уж очень хороша, но, взглянув на нее раз, хотелось посмотреть еще. У нее было яркое лицо – темные глаза, темные брови, красивый рот. Волосы до плеч, гладкие и блестящие, мечта любого мужчины. Сосредоточенный лоб – очевидно, она быстро решала, как именно с ним разговаривать, – смугло-розовые от холода щеки, длинные пальцы. Много колец, но никакого маникюра. Или это у них теперь такой специальный маникюр, создающий видимость отсутствия маникюра?..

– Егор Степанович, – начала она, поднимая взгляд от узла его галстука до очков, – мне очень неловко, что я заставляю вас терять время, да еще в конце рабочего дня… – Она приостановилась, давая ему возможность воскликнуть «ничего-ничего!», но он молчал, ничем ей не помогая. – Но для меня это очень важно.

«Да ему-то что за дело, важно это для тебя или нет, – быстро пронеслось в ее голове, – давай говори, что хотела, и выметайся из его машины, быстро!»

– Мое начальство очень недовольно тем, что я так и не смогла уговорить вас на… сотрудничество с нами. Я пыталась убедить всех, что это ваша принципиальная позиция, но… все равно лучше было бы интервью, а не позиция… – Она храбро улыбнулась, чувствуя, что ее затея, казавшаяся такой замечательно логичной и легко выполнимой, с треском проваливается и вот-вот провалится совсем.

Почему она решила, что этот человек, высокомерный, как английский принц в гостях у вождя зулусов, изучающий ее с таким брезгливым, но привычно-вежливым интересом, будет в чем-то ей содействовать? С чего она взяла?!

– Прошу прощения, – сказал вдруг английский принц, – но я что-то никак не могу уловить суть проблемы.

Лидия залилась краской так, что ей показалось, что весь салон осветился ровным красным светом.

Господи боже мой, как неловко, как унизительно… Спина моментально взмокла, шарф стал колоть шею, и лоб, наверное, блестит лихорадочным блеском, и Шубин, конечно же, заметил ее глупое смятение и то, что она совершенно не готова к разговору. Вот тебе и журналистский профессионализм!..

«Быстро и четко скажи ему то, что тебе надо, сделай непроницаемое лицо, выслушай отказ, поблагодари и выйди из его машины».

– Егор Степанович, мой шеф, Леонтьев Игорь Владимирович, отстранил меня от этого интервью. Он решил, что сам попытается поговорить с Тимофеем Ильичом, пусть даже не сейчас, а когда вы дадите нам… разрешение. А говорить должна я. Это мое интервью, я целый месяц готовилась, для меня это очень важно. Это… шанс перейти в другую профессиональную категорию.

Ну вот. Самое страшное она сказала.

– Понятно. – Егор подавил желание рассмеяться.

Девчонка выскочила ему наперерез из кустов исключительно для того, чтобы в каком-то неопределенном будущем заполучить интервью с важным человеком. Для этого ей надо убрать с дороги собственного шефа и сделать это с помощью Егора Шубина.

Ход конем.

Белые начинают и выигрывают.

Кто сказал, что проституция – древнейшая профессия? Журналистика куда древнее и продажнее! Проститутки, по крайней мере, не делают вид, что они чисты и неподкупны. А журналисты делают. Да еще лезут друг на друга, пихаются, жалят, как раздраженные скорпионы, – и все для того, чтобы продаться подороже.

Он как-то моментально и очень сильно рассердился. Такое с ним редко случалось.

– Боюсь, что ничем не смогу вам помочь. – Егор раздавил в пепельнице сигарету. – Вопрос о том, кто именно будет интервьюировать Тимофея Ильича, решается вовсе не на моем уровне. Позвоните дежурному в пресс-службу, вам там все объяснят.

Ему было почему-то обидно, что эта девица с ее теплым коньячным голосом и интеллигентным тонким лицом оказалась таким же скорпионом, как и все ее сородичи по профессии. – Егор Степанович…

– Мне больше нечего вам сказать. Простите, я должен ехать.

– Да-да, – пробормотала совершенно уничтоженная Лидия. – Конечно.

Пошарив рукой по кожаной обивке, она нащупала холодную металлическую ручку, надавила – Шубин не сделал ни одного движения, чтобы помочь ей, только смотрел с внимательным презрением, – выбралась на улицу, как-то ужасно неловко, задом, попятилась, бормоча ненужные прощальные слова, отступила в снег, чуть не упала и захлопнула наконец дверь.

Джип постоял еще секунду, как будто подготавливаясь к прыжку, и вдруг рванул с места так, что из-под колес ударил веер слежавшегося снега. В конце короткой аллеи он затормозил, злыми красными искрами полыхнули и погасли тормозные огни, и джип пропал из глаз.

Лидия перевела дух.

Потом она выбралась из сугроба, с преувеличенной старательностью потопала ботинками по сухому асфальту, достала сигарету и закурила, стараясь принять независимый вид.

«Господи, как он все неправильно понял!

Да это не он понял, а ты ему так все объяснила, идиотка! Впрочем, сожалеть теперь не о чем. Мосты сожжены, и интервью с Кольцовым мне не угрожает. По крайней мере, пока у него работает Егор Шубин».

Да, отличный был план, что и говорить. Отличный, продуманный до мелочей, способствующий дальнейшим карьерным взлетам.