Мой личный враг

– А между прочим, надо бы договориться, – подала голос Маша. – И так мы с Ладкой понять не можем, на что ты целый месяц живешь? Чужого мужика на шею сажать глупо.

– Моя шея сейчас никакого не выдержит, – улыбнувшись, проговорила Александра. – Ни своего, ни чужого. Так что хочешь не хочешь – придется обговаривать.

– Я дам тебе денег, – быстро сказала Лада. – И не выпендривайся ты, ради бога. У меня их полно. Васятка только и способен, что деньги давать, а больше он ни на что не годен. Надо же как-то использовать его высокие чувства. Давай хоть деньги его проживать, пока очередная революция не грянула.

– Без меня проживешь, – отозвалась Александра.

Баба Клава никогда ни у кого не брала в долг. Только давала. И Александре брать не разрешала.

– Ты нам его покажешь? – спросила Маша, но как-то через силу. Александре казалось, что она весь вечер разговаривает через силу. Может, потому и гроза оказалась такой непродолжительной. Маше явно было не до чужих проблем.

– Покажу, – пообещала Александра. – Ну что, девицы?

Маша молчала, а Ладка с силой махнула рукой.

– Женитесь, – сказала она с отвращением, – разводитесь, топитесь… Кроме того, как я понимаю, нам все равно ничего не изменить, если только сдать тебя в психушку…

– Правильно! – воскликнула Александра с подчеркнутым энтузиазмом и опрометью, чтоб ничего больше не слышать, бросилась на кухню, где чайник, судя по доносившимся звукам, давно уже намеревался убежать с плиты.

Когда она заварила кофе, внезапная и острая боль вдруг скрутила живот. Такое с ней часто теперь случалось.

Боль эта напоминала о том, как она сидела под столом в комнате «Новостей» и слушала разговор своего мужа с Викой, а потом стояла перед Михаландреичем, подписавшим ее заявление, а затем дожидалась в кресле очереди на аборт…

– Ты чего? – испуганно закричала Ладка, пришедшая за чашками. – Чего ты, Сашка?!

– Мне плохо, – выговорила Александра черными губами. – Очень плохо. Совсем…

Они ушли не скоро, вдоволь насуетившись над дрожавшей в ознобе Александрой.

Маша искала в коробке с лекарствами какие-то препараты, снимающие спазмы, Ладка все порывалась вызвать «Скорую», а потом поехала в аптеку, поскольку Маша, конечно же, ничего подходящего не нашла. Они бестолково метались по квартире, ругались и, кажется, даже всплакнули в коридоре – иначе почему бы у них обеих глаза стали вдруг такими красными?

Александру вся их суета раздражала.

Они ничем не могли помочь – ясно как божий день, и метались исключительно для успокоения собственной совести, так, по крайней мере, казалось Александре.

– Не нужно мне ничего, – раздраженно цедила она, пока они поили ее ромашковым чаем и звонили Машиной тетке, которая разбиралась во всех болезнях и точно знала, что и в каком случае нужно делать.

Потом ей стало стыдно за свои несправедливые злобные мысли, и она принялась благодарить их, умоляла не поднимать паники. Это у нее не первый приступ, она консультировалась с врачом, и тот заверил ее, что в конце концов все должно пройти. Когда успокоятся расшатанные нервы.

– А когда они успокоятся? – деловито спросила Маша.

На этот вопрос Александра не могла ответить, как не могла и рассказать им про аборт. Страшно даже подумать, как много всего она потеряла. И в черном списке этих потерь работа шла вовсе не первым номером. Переложить на них еще и тот, самый черный, ужас?.. Нет, ни за что! Это ее крест, и, как бы он ни был тяжел, она должна нести его одна, сама, без посторонней помощи.

Никто ни в чем не виноват, виновата только она.

Она оказалась плохой женой, слабой и никчемной. Она не смогла защитить то, что было ей дорого, – Андрея, его ребенка и собственную жизнь. Андрей не виноват, что Вика оказалась интересней, свободней, сильнее и умнее его жены, размазни и рохли! И никогда этого не понять Маше с Ладкой, которые клянут изменщика Победоносцева на чем свет стоит. Вот она его понимала хорошо. Наверное, он бы очень удивился, если б узнал, насколько хорошо она его понимала!

Он попробовал пожить с ней, благодарный за то, что она когда-то помогла ему. А она оказалась… недостойной. Господи, это же так понятно и объяснимо!

Она никогда не оправдывала ничьих ожиданий.

Не должна была родиться – и родилась, заставив родителей разойтись и пристроить ее бабушке, которой и без Александры жилось нелегко. Она не была очаровательным ребенком, потом превратилась в некрасивого подростка, и девушка из нее получилась весьма далекая от совершенства – «слишком много мяса», как выражалась обычно та же Вика.

И она никогда не умела бороться, быстро уставала, несмотря на свою богатырскую внешность, и уставала не физически, а душевно. Ей скучно было по сто раз переписывать контрольные по геометрии, чтобы в конце концов получить вожделенную пятерку, и вовсе не хотелось драить пол в кабинете у ботанички, хотя всем было хорошо известно, что это единственный путь в самое сердце ботанического рая. Ей нравился английский и совсем не нравилась химия, и она никогда не могла заставить себя полюбить химию и разлюбить английский, и это стоило ей золотой медали.

Ей было лет восемнадцать, когда баба Клава впервые высказала мысль, поразившую Александру. «Господи, – сказала бабушка в сердцах, – кто же тебя замуж-то возьмет, такую недотепистую! Дал бы бог дожить до этого дня, я бы, кажется, в Киев на богомолье съездила, если б тебя пристроила…»

Бабушка боялась, что ее не удастся «пристроить», и переживала из-за этого. Вот так… Раньше Александра никогда об этом не задумывалась. Она даже заставила себя поверить, что баба Клава смирилась с ее недостатками и даже приняла их. Но теперь можно не сомневаться – бабушка мечтала избавиться от нее, хотя бы от взрослой. Ребенка она не могла бросить на произвол судьбы, но этот ребенок, выросший в Александру, продолжал раздражать и огорчать ее.

Баба Клава не дожила до ее замужества, да и вряд ли Андрей понравился бы ей. Ведь он не забрал Александру к себе, а, наоборот, пришел жить к ней.

Конечно, она очень старалась. Наводила немыслимый блеск в своем доме, с сумасшедшим упорством вкалывала на работе, стремясь заработать побольше денег, и отчаянно сожалела, что бабушка не видит ее успехов, когда – правда очень редко – успехи все-таки были. Ей очень нравилось, что у нее есть муж, и телевидение, и собственный дом, похожий на дома всех «нормальных». Подруги приходили к ним в гости, по праздникам собирались шумные компании, на Новый год все бегали на бульвар запускать импортную хвостатую ракету, привезенную Димкой Тимофеевым из какой-то заграницы… И все было просто чудесно. Наверное, бабушка ошибалась: Александра всем нужна, всем необходима, вон сколько у нее друзей, и – самое главное! – Андрей, с которым она проживет долгую интересную жизнь…

Только одно маленькое сомнение, затаившееся в самом потаенном уголке души, не давало ей покоя. Въедливое и коварное, как колорадский жук, которого нужно было обирать, ползая в жару на коленях вокруг кустов ненавистной картошки, оно отравляло Александре жизнь даже в самые лучшие мгновения. И ничем его было не истребить…

Ей казалось: по какой-то неведомой причине она, Александра Потапова, временно заняла чужое место. Об этом никто еще не догадывался, никто, кроме нее самой.

Так получилось, что место жены этого красивого, преуспевающего человека, подруги этих образованных, блестящих людей однажды оказалось почему-то свободным. То ли хозяйка отошла куда-то, то ли ее еще и вовсе не было, но Александра по какому-то непонятному стечению обстоятельств вдруг оказалась в ее владениях. И как самозванец, играющий чужую роль, как нищий, завладевший троном принца, она ловила каждую секунду своего чужого счастья, упивалась ею и ждала беды, уверенная, что, когда обман раскроется, пощады ей не будет…

Так в общем-то все и вышло.

Нет, не осуждала Андрея его бывшая жена и – напрасно беспокоилась Вика Терехина – не собиралась возвращать его обратно.

Все наконец-то встало на свои места. Андрей прозрел и понял, что ему не место рядом с ней, никчемной толстой дурой, телевидение перешагнуло через нее, так и «не заметив потери бойца», как пелось в какой-то революционной песне, – самозванка получила по заслугам. И теперь нужно было начинать заново строить себя, возрождая из пепла, как возрождалась какая-то птица Феникс, историю которой Александра с детства не могла запомнить. Однако самое трудное и печальное состояло в том, что Александра не знала, для чего нужно стараться, кому понадобится новая, возрожденная Александра Потапова. Самой себе она была не нужна. Саму себя она ненавидела и презирала и знала, что теперь так будет всегда, что бы она ни делала, за что бы она ни взялась.